Цветы из бури - Кинсейл Лаура. Страница 57

Он заколебался, повернул голову и нахмурился. Затем краска бросилась ему в лицо. Самолюбие.

— Прошу… прощения, — его лицо приняло каменное выражение. — Тиммс! Капризная…

Последний слог слова прозвучал как стон и смех одновременно. Кристиан отвел взгляд, все еще пытаясь говорить, но не смог продолжить, будто слова, которые ему хотелось произнести, ускользали. Его губы скривились, и он воскликнул:

— Идиот!

— Ты не идиот, нет! Ты безнравственный человек. Я знала это с первого дня нашего знакомства. И ты становишься все хуже и хуже. Твои поцелуи и объятия! — Мэдди распалялась все сильнее. — Ты отвратителен.

Герцог огляделся по сторонам. Его глаза прищурились на ветру, раздувавшем рубашку и волосы.

— Этого между нами быть не может, понятно? — добавила Мэдди напоследок, говоря вслух о том, о чем раньше боялась подумать. Я родилась Другом, Жерво. А ты дворянином.

Ответом ей было молчание.

— Ты даже не знаешь, что произойдет из-за меня? Не знаешь. Ты никогда не задавался этим вопросом. Друзья отрекутся от тебя.

Он ничего не отвечал. Сейчас его отличала гордая слепота: взгляд, направленный в никуда, как в суде лорда-канцлера.

— Я не стану другом! — воскликнула Мэдди, взбешенная молчанием герцога. — Я буду одна!

— Нет, — неожиданно ответил тот, повернулся и протянул ей свою руку ладонью вверх. — Девочка-Мэдди. Со… мной.

Она посмотрела на его руку. Острая ноющая боль пронзила Мэдди, уничтожила все слова, отказы и объяснения. Она бросилась прочь от Кристиана, побежала по полю, скользя на зеленом торфе, но не упала. Упало только ее сердце.

Хуже всего было то, что Кристиан заставил Мэдди думать об этом. Он наполнил ее голову фальшью и фантастикой. Она мечтала уже не только о саде, который ей не принадлежал, но и о жизни здесь вдвоем с Жерво… А даже с папой. Мэдди работала бы в доме и саду, а герцог с папой занимались бы своими цифрами и уравнениями. Иногда она представляла себе Жерво таким, каким знала его одну короткую ночь перед несчастьем — веселого, уверенного в себе, мудрого. Но чаще всего перед глазами возникал нынешний Жерво. Мэдди могла взять его за руку. Действительность вела к безобразным или к очень уж смущающим видениям.

Весь день Мэдди интенсивно заботилась о герцоге. Она проветривала спальни, чистила отделанную дубовыми панелями гостиную. Брунгильда ей помогала. Мэдди заговорила с Жерво только однажды, когда нашла его в холодном, пыльном кабинете священника, где он пытался при помощи старинного пера писать какие-то математические знаки. Свечи у него не было, свет падал из заросшего плющом окна. Обнаружив Кристиана в таком неуютном месте, Мэдди резко приказала ему идти на кухню, чтобы они с Брунгильдой могли привести кабинет в порядок.

Мэдди не проводила его взглядом, когда он уходил, и немедленно занялась уборкой. Брунгильда появилась на пороге, затем вдруг развернулась и исчезла. Вернулась она через четверть часа с метлой и стала подметать под столом и вокруг книжных шкафов.

— Я могу высказать свое мнение, миссис, если хотите.

— Да? — отозвалась Мэдди, заинтересовавшись, куда клонит служанка.

— Нельзя с ним так разговаривать. Кому-то, может быть, все равно, а есть люди очень обидчивые.

Мэдди прикусила губу, продолжая вытирать пыль. Брунгильда мела мусор.

— Вы старше меня, — продолжала служанка. — Вам лучше знать. Может, вы не видите, как он смотрит на вас.

Мэдди развернула листы бумаги, найденные в ящике стола и положила их рядом с пером.

Брунгильда наклонилась.

— Он любит вас, — сказала она в мусорное ведро. — Вы не должны быть так холодны с ним.

— Нужно принести сюда свечи, — произнесла Мэдди как можно более спокойно. — Есть здесь ножницы? Хочу немного освободить окно.

— Да, миссис, — ответила Брунгильда.

Вечером пришла мать Брунгильды со свежей форелью, пудингом и сливками для какао Жерво, потому что «мистер Лангленд особенно любит их, как сказала моя девочка». Пышная деревенская женщина села и начала чистить рыбу.

— Вы пойдете в церковь или часовню, миссис?

— Разве Брунгильда не сказала ничего?

— О, да, говорила. Значит, в часовню.

— Есть здесь где-нибудь поблизости молитвенный дом?

— Большая часовня за Стрэндом. Около семи миль отсюда.

Мэдди улыбнулась.

— Вы не хотите посмотреть нашу новую городскую церковь? Чудесное здание с огромным органом. Герцог ценил ее. Ему пришлось обратиться к члену приходского правления, чтобы передать свою библиотеку Механическому Обществу. Должна сказать, это были мудрые люди. А член приходского правления вообще редкий человек. Никто не станет спорить. Орган — настоящее чудо.

Мэдди осторожно резала овощи.

— Какой герцог?

— Герцог Жерво. Мне неудобно говорить, но многие называли его настоящим бездельником, негодяем, колючим, как иголка, хотя я ручаться не могу. Вся земля в округе принадлежит ему. Но это раздражает крупных фермеров, которые считают, что распорядились бы ею лучше. Лично я не знаю. Не люблю перемены. У меня уже не тот возраст. Но я не хочу сказать, будто мне нравится, что старинное имение разрушается. Преподобный Дарэм ваш родственник?

— Он друг Франсуа Лангленда, — ответила Мэдди.

— Как интересно вы говорите. Называете своего собственного мужа его христианским именем.

Мэдди поклонилась.

— Так нам наказывают. Не раздавать комплиментов, не лгать и звать мужчину хозяином дома, даже если он таковым не является.

Женщина захихикала.

— Вы не зовете своего мужа хозяином?

Мэдди опустила лицо и пробормотала:

— Нет.

— Правда, моя девочка говорит, что он очень симпатичный парень, настоящий джентльмен.

— Да, — подтвердила Мэдди.

— Но немного помешанный.

Мэдди положила разделочный нож.

— Он не слабоумный, а больной.

— Несомненно, несомненно, — подчеркнуто быстро согласилась мать Брунгильды. — Моя дочка страшная болтунья. Ей самой надо мозги подправить. Но у нее доброе сердце. Знаете, она уже очень полюбила его. Я бросила свои дела и принесла ему сливки.

— Очень любезно с вашей стороны.

— Ничего особенного, миссис Лангленд. Рада угодить вам. Священник приезжает только раз в год. Говорит, что занят в городе. Я для него все готова сделать.

Мэдди взглянула на женщину. Ей послышался в ее голосе сарказм, но та продолжала с улыбкой на круглом лице.

— Мой Уильям прихожанин, — добавила она, — и говорит, что местный священник худший в округе. Поскольку герцог умный человек и многое здесь определяет, не знаю, что из этого может выйти. Все мы как на иголках, но скажу я вам, нам очень нравится преподобный Дарэм.

Лай собаки ворвался в сон Мэдди. Он становился все громче и громче, пока кто-то не захлопнул дверь. Мэдди ворочалась в постели, глядя на просачивающийся в окно серенький рассвет.

Стук двери был реальностью. Собака тоже. Мэдди ясно слышала шум. Накинув вместо халата плащ, она пробежала через холл в пустую спальню взглянуть в окно, выходящее на противоположную сторону.

Протерев заспанные глаза, Мэдди разглядела фаэтон, разгоряченных лошадей, но выступ каменной веранды скрывал приехавших. Залаяла еще одна собака. Топот вдруг прекратился. Брунгильда, конечно, и мужской голос, Дарэм? Но он уехал не настолько давно, чтобы успеть вернуться. Мэдди подбежала к лестнице. Черная с белым собака бросилась к ней и стала тереться об ноги.

— Мисс Тиммс! Быстрее! — крикнул снизу Дарэм. Крик донесся вместе с потоком холодного воздуха. — Они уже рядом! Мы должны ехать немедленно!

Жерво уже находился внизу, кое-как одетый в пальто, купленное Брунгильдой в городском магазине. Служанка стояла в плаще и фартуке, словно только что пришла, оглядываясь в замешательстве по сторонам. Дарэм через две ступеньки взбежал по лестнице, схватил Мэдди за руку и потащил вниз. Ей пришлось собрать все силы, чтобы не потерять равновесие. Внизу она увидела полковника Фейна в голубом плаще поверх красной формы, стоящего возле открытой двери, в которую залетал сухой снег.