Летящая на пламя - Кинсейл Лаура. Страница 71

Шеридан усмехнулся, представив, что сейчас чувствуют двадцать два офицера и две сотни матросов «Терьера», имея на борту столь очаровательную девушку.

«Мечтать не вредно, мои золотые», — подумал он, не испытывая ни малейших угрызений совести.

Однако, несмотря на всю свою внешнюю браваду, Шеридан в разлуке с Олимпией чувствовал себя несчастным и потерянным. Ему было явно не по себе, Ему казалось, что такая привычная для него обстановка фрегата грозила навсегда лишить его душу мира и покоя, отобрав у него Олимпию. Шеридану очень хотелось, чтобы она была сейчас здесь, рядом с ним. Ему хотелось просто прижать ее к себе и не выпускать из рук.

За столом она пыталась подыграть в трудную минуту. Шеридан с удовольствием расцеловал бы ее за это. Олимпия не стала перечить ему, опровергать его слова, а напротив, постаралась выручить, когда он совсем запутался. Шеридану становилось нехорошо при мысли о том, каким нелепым он, по-видимому, казался Олимпии. Он терпеть не мог, когда его называли рабом, он просто не выносил этого, и все же он вел себя за столом в присутствии всех офицеров самым неподобающим образом.

Шеридана мучили дурные предчувствия. Он был недоволен собой и окружающим его миром, и его вновь по ночам начали терзать кошмары.

Шеридан решил приставить к Олимпии Мустафу — от греха подальше, поскольку юный пылкий Фицхью мог в любой момент потерять голову. Сейчас опасность была не столь велика, поскольку судно лишь недавно покинуло гавань Буэнос-Айреса. Однако через несколько месяцев плавания страсти могут стать неуправляемыми. Благородным, чистосердечным ублюдкам, подобным этому Фицхью, нельзя доверять. Они ведут себя до поры до времени вполне прилично и сдержанно и вдруг в тот момент, когда ты меньше всего этого ожидаешь, превращаются в одержимых безумцев.

Пока Шеридан, лежа на койке, предавался своим невеселым мыслям, Мустафа, понуро сидя на полу, без умолку бормотал что-то себе под нос. Когда до слуха Шеридана стали доноситься отдельные членораздельно произнесенные фразы, он хмуро посмотрел на Мустафу. Тот сидел, опустив плечи, закрыв лицо руками, и без конца оправдывался на арабском языке.

— Прости меня, о мой господин! Я старался изо всех сил услужить тебе; я достал драгоценности принцессы из тайников на острове, куда ты спрятал их благодаря своей бесконечной мудрости и прозорливости; я во всем следовал твоим хитроумным распоряжениям; я хранил все эти сокровища, рискуя собственной жизнью. — Мустафа возвел глаза к потолку и протянул руки к своему хозяину. — Я привел тебе на помощь этот корабль, это великолепное судно, принадлежащее твоему султану Георгу; я следил за твоей возлюбленной, не спуская с нее глаз ни днем, ни ночью; я привел в замешательство твоих врагов…

— Ты бы лучше заткнулся! — резко оборвал его Шеридан, сказав эту фразу по-английски.

Мустафа пал ниц.

— О мой паша, — взмолился он, — высокочтимый и могущественный повелитель океанов. Излучающий милосердие…

— Замолчи. Тогда, может быть, я просто вырежу твой поганый язык и не стану сдирать с тебя заживо кожу.

— Поверь мне, я не собирался этого делать! — взвизгнул Мустафа, продолжая говорить на родном языке. — Все это произошло в минуты затмения, когда я думал, что навеки потерял тебя!

Шеридан резко сел и, дотянувшись до Мустафы, схватил его за руку.

— О сын свиньи, — зашипел он на него тоже по-арабски, — пусть Аллах проклянет твою жалкую плоть, пусть ты сдохнешь в одиночестве, забытым и оставленным всеми; пусть твой труп будет брошен мухам и сгниет, если ты хотя бы еще раз назовешь меня рабом!

В дверь тихо постучали. Шеридан не спускал глаз со слуги, и Мустафа пал ниц, закрыв лицо руками.

— Живо посмотри, кто это пришел! — распорядился Шеридан, доставая бутылку хереса.

Мустафа вскочил на ноги и бросился к двери. К удивлению Шеридана, на пороге стоял капитан Фицхью.

— Простите за беспокойство, — сказал молодой человек. — Я хотел бы переговорить с вами с глазу на глаз. Сначала я собирался отложить этот разговор, но… — Он замялся и вздохнул. — Вы не заняты сейчас?

— Я к вашим услугам.

Шеридан поставил стакан на столик и направился к двери, слегка пригибаясь, чтобы не задеть притолоку.

— Нет-нет… здесь нам будет вполне удобно, — поспешно остановил его Фицхью.

Шеридан взглянул на него с легким удивлением. По морским законам было не принято, чтобы капитан судна лично приходил за кем-нибудь, вызывая его к себе на разговор, — это считалось огромной честью. Еще более необычным было желание Фицхью вести разговор не в своей просторной капитанской каюте, а в каюте пассажира. Шеридан занимал маленькое помещение на нижней палубе рядом с каютой судового врача, где до него жил шестой помощник капитана вместе с судовым капелланом.

Мустафа, пользуясь удобным случаем, прокрался за спиной Фицхью к двери и убежал. Шеридан отступил на шаг, давая дорогу капитану, который уже переступил порог.

— Хотите выпить немного вашего великолепного хереса? — вежливо спросил Шеридан, беря бутылку.

— Да, я… мне бы это не помешало! — Фицхью покраснел, чувствуя себя неловко в тесном помещении.

Шеридан налил ему бокал вина и прислонился к стойке кровати, пытаясь потесниться и в то же время не желая садиться в присутствии Фицхью, который, хотя и был, в сущности, еще зеленым юнцом, являлся все же капитаном судна и их спасителем.

Быстро сообразив, какой сегодня день недели, Шеридан поднял свой стакан и произнес в соответствии с флотской традицией тост, провозглашаемый по вторникам.

— За победу в войне и быстрое продвижение по службе! — воскликнул Шеридан, а затем, не видя причин, по которым он мог бы отказать капитану в той или иной услуге, добавил: — Надеюсь, вы понимаете, что у меня просто не хватает слов для того, чтобы выразить вам свою благодарность. И поэтому вы обяжете меня, если обратитесь с какой-нибудь просьбой, которую я непременно постараюсь удовлетворить.

Фицхью смущенно отмахнулся и покачал головой:

— Все это сущие пустяки. Я просто не мог поступить иначе, зная, что мисс Дрейк… и вы, конечно… мои соотечественники, в беде и все такое… — Он снова залился румянцем и закусил губу. — И потом, я всего лишь чуть-чуть отклонился от курса, чтобы зайти сюда на острова.

— И все же я благодарю вас за помощь. Надеюсь, мы не будем для вас обузой во время этого плавания, которое, как я понял, будет довольно продолжительным.

— Ерунда! Вы морской офицер в отставке, имеющий прекрасный послужной список! К тому же я сделал запасы продуктов питания в Буэнос-Айресе с расчетом на вас обоих.

— Очень предусмотрительно, — одобрил Шеридан. Фицхью глубоко вздохнул.

— Я рад, что все это благополучно закончилось. Когда ваш слуга — как, черт возьми, его зовут? Мустафа? — пришел ко мне, я не могу похвастаться, что до конца поверил ему. Когда же я хорошенько поразмыслил, что могло произойти… я сразу же позаботился о том, чтобы этих уголовников побыстрее вздернули на рее. — Фицхью мрачно улыбнулся. — Это было, черт возьми, великолепное зрелище. Этот янки, капитан с американского судна, очень умело сделал виселицы, так что при повешении у негодяев не ломались шейные позвонки. Несколько уголовников продолжали дрыгать ногами в воздухе даже спустя полчаса после того, как из-под их ног выбили скамейку. — Фицхью весело тряхнул головой. — Так им и надо, они заслужили подобные мучения. Подонки! О Боже, я не могу себе представить, что мисс Дрейк находилась в такой опасности. Я молился за нее. Честно говоря, я не мог думать ни о чем другом. Я лишился сна от страха за ее жизнь.

Шеридан взглянул на свой стакан, поглаживая пальцем его край.

— Я уверен, что она рассказывала вам о своем пребывании на борту моего корабля, — робко сказал Фицхью.

— Я чувствую себя в неоплатном долгу перед вами.

— Нет. Для меня это было настоящим наслаждением. Я высоко ценю ее общество. — Фицхью открыто взглянул в глаза Шеридану и тут же смущенно опустил взор. — Я в восторге от вашей сестры, сэр Шеридан, просто в восторге.