Частное расследование - Незнанский Фридрих Евсеевич. Страница 29

Вместе с тем Турецкий обратил внимание и на тот факт, что Меркулов не назвал точный пункт своего назначения: в Ташкент-Бухару-Фергану-Наманган отлетаю… Это тоже было понятно: Меркулов не хотел облегчать работу тем ребятам, которые задумали бы послать на одном рейсе с Меркуловым небольшую, тихо тикающую посылочку, призванную разломить самолет на две части где-нибудь над Балхашом или Аралом… Поэтому Константин Дмитриевич был не совсем конкретен. Четыре рейса в один день ахнуть — и хлопотно и рискованно. Даже «смежникам» этот фокус был не под силу.

«Большими делами крутит, видать, Константин-то!» — подумал Турецкий не без уважения. В трубку же он ответил:

— Что ж, я тогда сегодня приеду. Только попозже чуть-чуть. Хорошо?

«Только попозже чуть-чуть» означало «немедленно еду», и поэтому Меркулов, вздохнув несколько укоризненно, сказал лишь одно слово — слегка обижаясь как будто:

— Хорошо.

— Так быстро я тебя не ждал, — сказал Меркулов Турецкому, открывая дверь и подавая руку. — Думал, успею одну семейную обязанность выполнить — в магазин выйти. Ты подожди меня — вон чаю с девочками выпей, а я туда-сюда в один момент. Не обижайся только! Я правда ведь не ждал тебя так скоро, ты ж сам сказал, что приедешь попозже. Так ведь?

— Да так вышло, Костя. Хотел убраться дома, а посмотрел, сколько там убирать, — решил махнуть рукой!

— Вот это правильно. Ты раздевайся, проходи, а я тут мигом.

— Я лучше с тобой!

— Как желаешь… Не хочешь, стало быть, пить чай с женой начальника-то бывшего? Что ж, одобряю… Ну, пойдем!

Они сели в машину Турецкого и поехали в сторону местного «Универсама». Развернувшись возле магазина, долго искали место для стоянки — хвоста за ними вроде не было.

Войдя в торговый зал, оба, и прокурор, и следователь по особо важным делам, почувствовали: им крупно повезло.

В мясном отделе давали сразу сосиски, фарш в брикетной расфасовке и пельмени. В молочном — выкинули дешевые яйца, разливную сметану и майонез в стеклянных банках! А в рыбном мойвы было море! И обещали вот-вот минтая выложить — его, мол, днем еще, после обеда разгрузили.

Люди, предчувствующие скорое и неизбежное наступление первого, приходящего к нам с Запада Рождества Христова и вслед за этим идущего уже навстречу — с Востока на Запад — Нового года номер один, давились за любой дорожающей на глазах жратвой…

Из двадцати касс в торговом зале функционировали, как обычно, только две. Очереди выстроились к ним колоссальные, поэтому Меркулов с Турецким могли говорить без опаски — никто, даже сам Господь Бог не мог бы сориентироваться в этой людской каше, подслушать их здесь…

— Рассказывай, — сказал Меркулов. — Подробно. Все. И только по порядку, понял?

За час с небольшим Турецкий рассказал Меркулову все, ничего не скрывая.

Он даже не утаил перед другом факт взятия им миллионной взятки у Сергея Афанасьевича Навроде, хотя именно к взяткам Меркулов был особенно неравнодушен и именно ими любил заниматься больше всего: поймать на взятке дело весьма не простое.

Однако в данном случае Меркулов на это сообщение отреагировал довольно вяло:

— Осталось хоть что-нибудь? От миллиона-то?

— Конечно! Почти половина осталась.

— Да, — вздохнул Меркулов как-то даже грустно. — Не умеем мы, честные люди, красиво жить. Моим «клиентам» одного «лимона» на вечер может не хватить. Они умеют деньги тратить, а ты — не ах. Ну ладно, раз у тебя еще остались деньги, пробьешь два торта вафельных — моим женщинам.

— А что же вафельных, давай лучше я «Прагу» пробью или «Журавушку»?

— Нет-нет! Сказал ведь — вафельных. Не знаю почему, но они любят именно эти.

До кассы им оставалось стоять уже не так долго.

— Насколько я понял тебя, — начал Меркулов как бы в раздумье, — ты хотел бы послушать мое мнение по этому делу, не так ли?

— Конечно.

— Тогда по порядку. Я начну с общего, как мы с тобой оба привыкли, и уж потом перейду к частностям. Первое: дело ты это прекратил?

— Да, прекратил. Точнее, Сергей вынес постановление от моего имени.

— Слава Богу. Теперь второе главное: об этом деле ты забудь. И лучше — навсегда.

— Да как же так?

— Ты слушай, что я тебе говорю, — забудь об этом деле. О папке со следственным производством то есть. Об официальном деле, о расследовании по факту смерти. А «дело» в смысле «суть», не о работе говорю, о долге, жизни, — тут только все и начинается, по-моему. Все впереди еще, насколько я понял. И третий момент: ты очень, огорчил меня, Саша, своим рассказом, отношением… Не скрою — очень огорчил.

— О чем ты? Опять о взятке?

— Нет, не о взятке. Взятку ты взял правильно. И даже, я бы сказал, весьма уместно, а вот насчет всего другого. Это просто никуда, уж ты поверь мне!

— Я верю, но не понимаю.

— Да что ж тут понимать? Ты очень плохо действовал. Но думал. Сплошные упущения. И дыра на дыре.

Как ни тяжело было на душе у Турецкого, он все же обиделся не на шутку.

— Ты, может быть, докажешь, что говоришь?

— Да. Разумеется. Попробую. Однако! Будем исходить из нашей с тобой профессии, и только, договорились?

— Но, видишь ли…

— Нет, я пока не вижу! С вопросами, касающимися философии, — пожалуйста, к философам, с вопросами религии — к святым отцам, к теологам. Потустороннее оставим экстрасенсам, гадалкам, шарлатанам и просто вздорным бабам. Я, Саша, сыщик. И если говорить со мной, то лишь как С детективом, криминалистом. Как с Пуаро, а не как с Мерлином, не как с покойным графом Калиостро. Условились?

— Идет! — Турецкий приуныл, ожидая обычную, как в юные годы, взбучку, которая теперь, в тридцать с лишним, казалась весьма унизительной экзекуцией.

— Итак. Оставим сразу все, что кажется пока устойчивым в этой истории, то, что на самом деле произошло, имело место. Потрогаем пока лишь сомнительные места, «качающиеся зубы». Итак, поехали. Все началось с того, что Ольга Алексеевна Грамова и ее сын Николай погибли. В этом нет сомнений?

— Нет.

— Конечно, нет. Однако через неделю выяснилось, что Николай задушен был…

— Подушкой, — подсказал Турецкий.

— Подушкой, да не только! Его ведь призрак задушил? Я верно тебя понял? Покойный Алексей Николаевич Грамов, ведь так? Умерший задушил! А ты проходишь мимо!

— Но я же сам видел! Я видел призрак Грамова!

— Я тоже много что видел, поверь мне, Саша! Но призраки детей не душат — это ж факт!

— Что знаем мы о призраках, Костя?!

— Да ничего не знаем, точно! Зато я знаю многое о людях. Кто Колю задушил? Реально — кто?! Напоминаю: я, Саша, следователь, а не директор спиритического салона. И еще — в истории этой смерти есть одна весьма заметная и странная деталь. Я промолчу о ней, надеюсь, ты сам обратишь на нее внимание.

Турецкий сделал попытку сказать что-то, но Меркулов остановил его жестом:

— Нет-нет, ты не проси. Деталь ты эту знаешь, ты сам мне и поведал только что о ней, но ты прошел и не заметил. Через недельку я пришлю тебе отгадку, если не дойдешь сам: тут время терпит. Дальше едем. Твоя приемная дочурка, Настенька, ты говорил, ее внезапно дифтерит скосил, причем довольно редкой формы. Так? Ты разговаривал с врачом, ты лично с ним беседовал, ведь так?

— Да. Он подтвердил мне. Он был уверен, более того, он был взбешен, что смертельную болезнь мы запустили. Он был готов убить Марину и меня.

— Прекрасно. Что ж потом выходит? Ошиблись вроде бы с диагнозом? И «просто напугали», как ты сказал. Что, врач некомпетентен? Пьян? На самом деле пьян был?

— Нет, это — нет!

— Ну хорошо. Осталось только два варианта: некомпетентен — раз и злонамерен — два. В обоих случаях такой врач — преступник. Ты согласен?

— Согласен.

— Ты поднял, ты проверил документы этого врача? Диплом, квалификация, характеристика, весь список послужной.

— Да я ведь только что тогда из Киева вернулся. И сразу, как только мы домой попали, Настенька с балкона попыталась улететь.