Частное расследование - Незнанский Фридрих Евсеевич. Страница 35

— Ну и работка у тебя! сказал друг Коля, отключая связь с Номжей. Она сказала хоть чего-нибудь полезное для следствия?

Конечно: послала подальше.

— И это что, полезное?

— Да. Подтверждает мою версию, — ответил Турецкий совершенно серьезно.

… В приемном покое инфекционного отделения Первой Градской больницы первая же нянечка, увидевшая Турецкого с собакой, заголосила так, будто ее резали:

— Опять! Опять с собакой! Батюшки! Опять явилось! Кыш! Прочь отсюда, привидение! — нянечка бросилась грудью вперед, преграждая дорогу Турецкому, — Ну что пришел? Что ты опять пришел? Мало тебе прошлый раз было-то! — она перекрестила Турецкого быстро и ловко. — Иди! Иди прочь отсюда! Больница здесь, Бога ты не боишься!

— Стоп-стоп-стоп-стоп! — Турецкий слегка сдал назад. — Вы меня, милая, с кем-то попутали.

— Спутаешь тебя, как же! Ты ведь здесь недели три назад был, девочку вы привозили, с женой, что ли? Не знаю уж, бывают ли жены вот у таких-то, как ты?

Турецкий опешил окончательно, но решил не показывать вида.

— Да, а чего же мне жены-то не иметь?

— Креста потому что совсем на тебе нет. Все зло на земле-то вот от таких вот, как ты!! Ну, что уставился? Думаешь, баба она, испужается?! Нет! Не боюсь! Убирайся в момент! А не послушаешь — хуже сейчас будет: у нас на втором тут священник лежит и два из милиции, понял?

— О Господи!

— Не надо, не божись!! Никто не поверит!!

Турецкий выдохнул и, осторожно приблизившись к нянечке, насколько мог вразумительно прошептал:

— Вы объясните мне, пожалуйста, прошу. Я ровным счетом ничего не понимаю. Вы слышите, я не понимаю — когда и как я, ну или мой двойник, вас напугал.

— Какой двойник! Ты это, точно. А что не помнишь, так заспал, понятно. Я расскажу тебе, да будешь ли ты слушать? Но вроде ты как будто трезвый.

— Абсолютно, — подтвердил Турецкий.

— Ну что тебе сказать, коль ты не помнишь ничего? В тот день, когда вы девочку сюда на «скорой» привезли, ты посидел, поговорил с врачом, потом ушел, жену одну оставил у блока интенсивной терапии. А через три часа вернулся — снова вместе с псом своим. И — ну хор-р-рош!! В дугу! В дрезину! В сиську! Сущий призрак. Устроил здесь. С трудом тебя скрутили, в милицию без звука я б тебя сдала. Скажи спасибо, врач вступился за тебя, сказал, дочь у него едва не умерла, как будто ты и напугался… Отпустили… Еще скажи спасибо, что жена твоя тебя не видела — в каком ты со-стоянии-то был… Кошмар! Ты помнишь сам-то хоть чего?

— Нет, ничего не помню.

— Зато вот мы все помним.

— Извините. Хотя я сам, ей-ей, не виноват.

— Да, понимаю: водка виновата. Пришла из магазина — прыг на стол. Знакомая картина.

Они стояли, глядя друг на друга.

— Ну а теперь чего пришел?

— Поговорить с врачом пришел: что было с девочкой? Что точно?

— Не будет разговаривать с тобой. Он справедливейший, но жесткий человек. Жена придет, он ей все скажет.

— Я бы хотел с ним лично.

— И не думай. А что с ней было, я сама тебе скажу. Температура под сорок. С утра. А к вечеру — здорова. Такая вот болезнь уж месяц, почитай, ну каждый день. И доктора не знают. Поветрие какое-то… Сейчас болезней много новых развелось, которых раньше не было. А у твоей-то, это все мы запомнили, анализ сделали и перепутали бумажки: одновременно-то у нас лежали-то Громова, Гамова. Как твоя фамилия?

— Грамова.

— Во-во! И перепутали. Грамова, Гамова. На дифтерит подумали, да не на ту. Вот, понял?

— Так.

— А Громова — та умерла. Твоя-то как теперь? Здорова?

— Нет, тоже умерла.

— Ох! — нянечка осела. — Боже мой!

— Несчастный случай. Взрыв. Она сгорела.

— Боже, Боже. Послушай, может, ты того, немного выпить хочешь? Есть у меня-то. Помянуть?

— Нет-нет. Ни в коем случае. Спасибо.

— Жуть какая. А ты небось тогда предчувствовал, поди. Тебя все к кладбищу, к могилам так и тянуло, спьяну-то!

— Ладно. Глупости все это. Вы мне скажите лучше, как случилось, что я ушел, а пес остался здесь?

— Да ты же сам его здесь и оставил. Ну и мы не выгнали: куда с тобой, с таким, хорошую собаку выгонять? Бог не одобрит.

— Спасибо вам. Спасибо. Я один был? Когда вот пьяный приходил?

— Сюда ты приходил один. А там, на Ленинском, тебя кто ждал иль нет, то мне неведомо.

— Все ясно. Я пойду.

— Жена-то убивается, поди!

— Нет. Она не убивается. Совсем.

— А что ж так?!

— Они вдвоем погибли.

7

По дороге в «Химбиофизику» Турецкий непрерывно размышлял, крутя баранку.

Один из каверзнейших вопросов Меркулова относительно того, как собака попала с кладбища в больницу, получил ответ простой, но несколько неожиданный: он сам, Турецкий, ее и привез.

Однако! Как же он доставил туда Рагдая — ведь автомобиль его так и дожидался возле Истряковского кладбища, пока он не вернулся из Киева. Хотя тут удивляться особо нечему: если ты не помнишь, как оказался в Киеве, то что ж удивляться, что не знаешь, как перед этим завез собаку в больницу? А почему в больницу, кстати? Бог весть.

Интересно другое — уже второй раз окружающие утверждают, что он был пьян в лоскуты и, находясь в крупном подпитии, насовершал два вагона подвигов, о которых он сам — ни сном ни духом. Первый раз так случилось, когда он попытался застрелиться. Хотя это был уже второй раз. А про первый только что сообщили. Конечно, по пьянке можно натворить Бог знает что. И все «заспать» потом, как выразилась санитарка, то есть забыть. Это нормально все, понятно. Непонятно иное — он-то знает прекрасно, что в обоих случаях он ничего не пил. Ни капли, ни грамма. Грамма! Грамов.

Да, Грамов… Тут что-то совсем необычное. Меркулов предполагает, что это психологическое воздействие. Но что именно, какие его поступки объясняются воздействием со стороны, ну, предположим излучением особым?

Все те поступки, которые выводят жизнь за рамки реального, за границы естественного хода вещей и материалистического мировоззрения… Видения — раз, голоса и разговоры с голосами — два, его собственные поступки — три, индуцированные кем-то со стороны, а не совершенные им в сознательном состоянии. Если принять за рабочую гипотезу, что все это возможно, — неважно пока, как это осуществляется и за счет каких принципов, с помощью какой аппаратуры, — это неважно пока, важно явление само по себе, как таковое… Ну хорошо, пусть. Пусть это возможно. Тогда первым делом нужно прикинуть: каковы «тактико-технические характеристики» этого воздействия.

Так вот, как говорил Меркулов, посмотрим на действительность глазами сыщика. Тут есть зацепки. Вот, например, у квартиры Марины в распределительном щитке копались очень интенсивно и тьму энергии пожгли. Отсюда вытекает, что этой штуке, «психогенератору» — так его мы назовем пока, нужна энергия, и очень много.

Далее. Никто на лоб мне датчиков не вешал, что это значит? Это значит, что работает генератор дистанционно, физический контакт не обязателен. Но вот насколько далеко он бьет? По-видимому, бьет не слишком шибко, раз нужно было брать энергию прямо возле двери: это ведь опасно, заметить могут. Отсюда вывод— генератор не «всесилен», не «всемогущ», как, впрочем, и должно бы быть из общих соображений.

Ладно, едем дальше. Раз им нужен контакт, ну, не контакт, а близость, то, значит, следовало бы им к объекту приближаться. Когда я был в Марининой квартире, «они» могли стоять под дверью, а могли и от соседей, через стенку. А у Сергея на квартире? Ведь призрак Грамова я видел первый. раз там?

Так, значит, и у Сергея надо осмотреть электрощиток. Как это сразу я не сообразил!

Постойте, постойте! А на кладбище, ведь я ж на кладбище — и разговаривал с «покойным», и отрубился там же? Действительно, а как же с кладбищем? Там-то где щиток? Где там море электричества? Где дизель-генератор?

Да нет, все тоже объяснимо. В квартире у Марины им надо было оказать на нас достаточно продолжительное, сильное воздействие, на кладбище же— относительно короткое.