Частное расследование - Незнанский Фридрих Евсеевич. Страница 64

У него была только шапка на голове и «марголин» под мышкой — вот и весь инструментарий.

Вместо всего остального, включая «холодную голову, горячее сердце и чистые руки», — джентльменский набор, совершенно необходимый, по утверждению «смежников», для самых темных дел, у Турецкого было лишь большое желание пошерстить дачу Невельского; руки свои он не считал безукоризненно чистыми уже давно (после визита к Навроде хотя бы), сердце было у него холодное, нормально, почти бесшумно стучавшее, а голова была даже горячая, — так как всю дорогу он сидел в «Жигулях» в шапке, забыв ее снять.

Он решил сыграть свою обычную партию, состоящую, по выражению Меркулова, из «густопсового замеса надежды, наглости и блефа».

— Сережа… Со сторожами буду говорить только я. Ты будешь только молчать. Если все пройдет гладко, то на дачу пойду искать только я. Рагдай тоже пойдет со мной, конечно. Тебе достается самое трудное: остаться со сторожами с глазу на глаз, одному, у телефонов. Они не должны никуда позвонить, понял? Делай что хочешь, но звонить они могут, только когда мы уедем. И это пусть лежит на тебе.

Сергей был крайне серьезен.

— Вы, конечно, сейчас скажете, Александр Борисович, что несанкционированный обыск тоже входит в программу стажировки. И что ответственность, случись что, ляжет целиком на вас. Но это неправда. Ответственность за мои поступки вся ляжет на меня. Я говорю про совесть, а не про кодексы. Но это ничего. Ответственности не боюсь. А только знать хочу: за что воюем?

— Ответ: воюем не за страх, за совесть. И замечание — ты больше не стажер. По крайней мере так в моем сознании. Ты — равноправен. Ты — товарищ.

— Товарищи обычно знают все подробности.

— Нет, не всегда. Через четыре дня в столицу возвращается Меркулов. Он будет, видимо, решать. Он все объяснит. Тебе и мне. А мы — мы будем лишь ему безоговорочно подчиняться. И ты и я. А что он нам сочтет возможным объяснить, на том и остановимся. Таков порядок. Так необходимо. Так у всех. Иначе ничего не получается. Ты понял?

— Да.

— Тогда — вперед.

Турецкий позвонил у проходной.

Не прошло и двух минут, как в окне показалась заспанная стариковская физиономия.

к Взгляд заспанной рожи критически скользнул сначала вдоль — по «Жигулям» и Рагдаю, а затем вверх-вниз, вверх-вниз, по Турецкому и Сереже.

— Вам чего?

Турецкий, раскрыв, показал сторожу сквозь стекло свое комитетское удостоверение:

— Открой-ка. Срочно нужен телефон.

Сторож скользнул цепким взглядом по ксиве в руках Турецкого и отпер.

— Вот телефон, пожалуйста, — сторож указал на аппарат, висевший на стене прямо тут же, на проходной.

— Нет, мне служебный…

— Это в сторожке. Пойдемте.

— Пойдемте.

— Вы вперед, вперед идите, — указал сторож на дверь, ведущую из проходной на территорию дачного поселка.

— Нет, это вы вперед, — возразил Турецкий и пояснил: — Собак сдержать. Мой пес четырех таких, как ты, стоит.

Сторож кивнул и пошел первым. Замечание о том, что собака стоит дороже его, человека, убедило его куда более, чем предъявленное только что удостоверение.

— Вот вам все телефоны, — введя в сторожку, похожую более по размерам и отделке на детский сад или сельсовет, чем на приют убогого чухонца, сторож указал на три аппарата, стоящие на столе в его «кабинете». — Звоните.

— Мне нужен прямой — ВЧ или с «Высоткой».

— Таких нет. Все, что здесь есть, — перед вами. Есть еще местный аппарат, но в будке, на другом конце поселка.

— Ладно. Сойдут и эти, если других нет, — кивнул Турецкий, усаживаясь. — Мне, собственно говоря, они нужны лишь для того, чтобы вы знали, что ближайшие полтора часа вам не следует звонить по пустякам… — Заметив, как мгновенно встрепенулся сторож, Турецкий предупредительно поднял руку: — Не волнуемся! Я еще не дал вам до конца вводную… Мы вот, с товарищем, явились сюда по личному указанию полковника Кассарина Василия Васильевича — младшего. Знаете такого?

— А как же.

— Ну вот. Цель нашего визита — негласный обыск дачи майора Невельского Альберта Петровича, недавно погибшего при странных обстоятельствах.

— Да, я слышал.

— Ну, так вот. Официально его убило током — такая жалость. Однако есть некоторые соображения, приведшие нас к необходимости осмотреть его дачку. Негласное служебное расследование это называется… То, с чем мы приехали.

— Понятно, понятно, — протяжно произнес сторож, явно размышляя, быстро и напряженно.

«Его необходимо срочно дожать, — мелькнуло в голове у Турецкого, — немедленно. Убедительно. Враз».

Взгляд Турецкого быстро скользнуд по стене «кабинета» за спиной сторожа. Стена, содержавшая помимо календаря расписание электричек Ярославки, насчитывала еще около дюжины почетных кагебешных грамот, повешенных здесь явно для выпендрежа друг перед другом и отдыхающими: весьма забавный иконостас. Грамоты были композиционно сгруппированы на стене в четыре блока. В них фигурировали четверо разных награжденных: Волковицкий Иван Иванович, Портнягин Егор Петрович, Переслегин Алексей Сергеевич, Галкин Михаил Валентинович. Грамоты были подписаны разными людьми, но в том числе в разных блоках фигурировали подписи Семичастного, Андропова, Шаба-шина и, наконец, Сомова-

Сторож был совсем не молод и, следовательно, блок, содержащий подпись Сомова, можно было исключить: при Сомове он едва ли мог быть награжден «за успешное выполнение особого задания»… Сторож был явной сукой, что делало маловероятным его общность с Шабашиным. «Старую суку» мог наградить только Андропов или Семичастный… Быстрее, быстрее! — подгонял себя Турецкий. Даты на грамотах, даты! Даты и текст. Оп-па. Вот оно, текст: «За проявленное личное мужество в условиях полярной ночи. 1956 г.» Вот оно! В пятьдесят шестом Андропов давил венгров, а наш сторож? Что он сказал нам в проходной? Он нам сказал голосом типичного вертухая: «Вы вперед, вперед идите…»

Турецкий кашлянул и вкрадчиво сказал:

— Так вот, Егор Петрович, нам ваша помощь требуется.

— Всегда готов! — сторож даже подтянулся слегка; с его лица исчезло всякое сомнение.

— А где же, кстати, Волковицкий-то, напарник ваш? Нам бы понятых бы, хоть оно и неофициальное, расследование-то… Но, понимаете, присутствие-то третьих лиц… Всегда.

— Иван Иванович заболел. Вместо него обещался выйти Переслегин, да видите… — сторож слегка развел руками.

— Да, подвел вас Алексей Сергеевич, подвел!

— Вы там-то, ну, в Москве, — не надо, а? У нас дела свои, у нас тут все в порядке, мы без срывов, без ЧП…

— Ладно. Ты, Вадим, здесь останься, — обратился Турецкий к Сереже. — Вот посиди с Егором Петровичем на связи. Если позвонит Кассарин или, не дай Бог, от самого, то, значит, все в порядке — отрапортуешь… — Турецкий повернулся к сторожу: — Как к даче Невельского проще пройти? Вы при ночном обходе все дачи обходите или только периферийные?

— Да… Мы… — засуетился сторож. — Вокруг ходим… конечно… А в середину-то как попадешь — всегда же следы с краю идут…

— Конечно, — согласился Турецкий. — Если исключить варианты дельтаплана, параплана и ранцевого десантного «попрыгунчика» на реактивной тяге.

— Да. Нет! То есть, конечно… Да! — Егор Петрович окончательно впал в неловкое состояние.

— Ну, вы мне, в общем, укажете, как к даче Невельского по наиболее утоптанной вами тропинке пройти? Чтобы меньше по целине трюхать. Задача ясна?

— Конечно! Вот прямо. Первый проулок налево. И там только два участочка пройти-то до Невельского… Прям рядом там, три шага.

— Это голубая которая, так?

— Она самая!

Вот это дачка-то! Прили-ично… Комнат пять, не меньше…

Взломать входную дверь было для Александра Борисовича Турецкого делом одной минуты. Сигнализация с подхватом: кусачками не трожь: сейчас же загудит… И даже домофон!

Турецкий чувствительно пристукнул по дверному косяку, зная, что от толчка обычно включается сначала камера и зуммер на пульте в сторожке. А затем, обращаясь к глазку домофона, сказал: