Убийца избранных: Конрад (СИ) - Белоусов Николай. Страница 46

Унгалу бы в этот момент переключиться на других — тех, кто еще представляет опасность, но он снова запахивался древком, чтобы воткнуть его в спину Конрада.

Метательный нож влетел в лицо здоровяка, рассек щеку и выбил несколько зубов. Из-за этого его рука дрогнула и вместо того, чтобы проткнуть Конрада, он лишь задел его вскользь.

Едва соображая, Конрад тыкнул кинжалом в пах, провернул, откатился, запутавшись в собственных конечностях.

«Да что за день…»

К этому момент Ламуш уже добрался до Йорама и поднял его саблю. Они с второй девушкой, налетели на Унгала и стали рубить его.

Конрад видел, как несколько раз из груди того показывался кринок сабли. Как девушка резала его маленьким ножом так часто и так быстро, что кровь из ран шла лишь спустя несколько ударов. Но её оружие подходило только против обычных людей, а не такой туши.

В одну из её атак он бросился на неё. Израненный и окровавленный, он прыгнул на девушку. Она попыталась ускользнуть, но ему удалось в падении схватить её за собранный подол, подмять под себя.

Не смотря на то, что она воткнула ему в глаз нож, а Ламуш пытался перерубить его бычью шею, он с неумолимым упорством и бил девушку локтем изувеченной руки. Пока в какой-то момент не затих.

Конрад не сразу в это поверил. Он даже подумал, что это какая-то бессмертная тварь, что создана калечить и быть искалеченной.

— Слава Богам, что он хотя бы тупой. — Проговорил Конрад поднимаясь.

В это время Ламуш вытаскивал избитую телохранительницу из-под трупа Унгала. Другая позволила себе слабость и села, закусив губу.

Конрад смотрел на дядю Кагана, который выпрямился и встал в стойку, будто хотел продолжить бой.

— Что происходит?

Конрад отступил, стараясь держать в обзоре всех троих.

— Хала пытается убить Кагана. Помогите ему.

Ламуш прищурился.

— Ты в этом тоже участвовал. Он проявил к тебе доверие…

— А ты сейчас стоишь и хочешь променять жизнь своего племянника на какого-то чужака. Теряешь время.

— Наказывать подонков — никогда не было потерей времени. — Он пошел на Конрада.

Но девушка, которую он вытащил, схватила его за халат.

— Господин. Вы успеете его отыскать. Жизнь Кагана важнее. Тем более мы… — она обернулась на подругу, которая, тем не менее, уже сжимала нож и вставала.

Ламуш скрипнул зубами и опустил оружие.

— Ты знаешь, где убийцы?

— Там, где Каган.

Конрад ощущал, что вот-вот рухнет на землю. Несколько ребер сломаны, как и левая рука в предплечье. Из головы течет кровь. Если ему предстоит еще драться, то он с готовностью просто сдохнет.

Ламуш отвернулся и пошел в сторону тронного зала.

— Я пойду вперед. Милые, если сможете, присоединяйтесь.

Но девушки следили за Конрадом, и провожали взглядами, пока он не исчез за углом одного из зданий. А затем взобрался по каменной лестнице на стену, с которой убежали все стражники, свесился на одной руке, спрыгнул и ушел в город.

Столица гудела. Почти невозможно было разобрать из-за чего: бунт или празднование, пожар или попойка? Здесь и там встречались обеспокоенные люди, что расталкивали пьяных. Женщины, что висли на мужчинах, которые с волнением смотрели на зарево, что поднималось над дворцом. Юнцы, которые пытались лезть под юбку подруге, пока та высматривали стражников или напавших на дворец.

Слишком двоякой оказалась эта ночь. Даже для Конрада. Он радовался, что наконец выполнил задуманное, которое отняло у него целый год. Но вместе с тем и горевал, что пришлось предать интересных людей, видеть как некоторые из них сходят с ума или впадают в паранойю, а кого-то убивают. А кого-то пришлось убивать ему. Пусть платой стало несколько сломанных костей — они срастутся за неделю, несколько ран — вопрос пары часов или дней, но мать, которая отказалась отдавать ребенка чужаку и собственными руками удушила его — это тревожило Конрада больше всего. А ведь с такой матерью этот мальчишка мог…

Конрад сжал зубы, вытер слезу. Это лишнее, это недопустимое. Избранный не может приносить ничего кроме огромной боли всем, кто его окружает. Он знал это, он был уверен в этом… или нет?

Эпилог

Ноги Конрада ступили на песок за воротами столицы. Никто не станет преследовать одинокого путника в пустыне, который не знает пути, не знает расположения оазисов, но который чувствует направление и может идти, погруженный в свои мысли.

Может быть то, зачем боги одарили его — лишнее, может, он вообще не нужен? Бесконечное число войн, драк, убийств в порыве ревности, из страха, из жадности. Могут ли редкие избранные перевесить всё то, что люди делают с себе подобными? Да и являются ли они сами по себе виной или они лишь катализатор, который приводит к движению те массы, которые жаждут крови и величия за чужой счет?

Конрад задавал эти вопросы себе постоянно, но именно сейчас — под палящим солнцем и холодными ночами безжалостной пустыни — он сомневался больше всего. Он касался монет, сжимал их в ладони, вспоминая удивление каждого, когда доставал кинжал. Ужас, ярость, равнодушие пьяных глаз, готовность грудью защитить того, за кем пришел Конрад. Многие десятки людей. Одни жили в землянках, другие в шалашах из шкур, третьи плели дома из лоз и ходили в набедренных повязках. Сколько их было? Он не считал, просто вешал монеты.

Скорпионы убегали из-под его ног, пустынные змеи замирали на камнях и провожали его взглядом. Даже ветер будто сторонился его — проносился вдалеке песчаной бурей, но не трогал убийцу детей.

Но когда песок сменился на саванну, та степью, а за ней появились леса, память Конрада сглаживала острые углы событий. Да, случилось много ужасного. Произошло восстание, и там умерли люди, он сам приложил руку к нескольким убийствам и увечий. Но в этот раз ему повезло — не пришлось собственноручно убивать ребенка. За него сделала это одна из достойнейших женщин.

— Интересно, выжила ли она? — Произнес вслух Конрад. — и что с ней сейчас?

— Ты что балакаешь? — донеслось рядом.

Он встрепенулся, посмотрел на говорившего.

Тот нёс вязанку дров, опираясь на посох. Сморщенное лицо, дубленое солнцем, сутулая спина, руки с облезлой кожей, под которой проглядывали вспухшие сустав.

Конрад прогнал несколько раз слова незнакомца. На каком языке он разговаривает?

— Ой, чурбан. — Сплюнул незнакомец. — Нясут тарабарщину.

«Знакомый говор.» — отметил Конрад и задумался сколько же недель прошло с момента его ухода из Харийского каганата.

— Да вот. — Улыбнулся он. По крайней мере, ему показалось, что он улыбнулся. — пяду, бряду себе. Жиньку ищу.

Незнакомец фыркнул.

— Пошто ты бабам то нужен? Бедняк небось? Да еще и шастун. Ты б в своем хуторе искал.

— Искал, да не выискал.

Конрад прислушался к своему чувству. Да, избранный уже совсем близко. Миля или две. От силы пять.

— Дурак значицца. — многозначительно сказал незнакомец. — Коль бабу рядом не сыщешь, то и в других местах не найдешь. — и поднял голову к солнцу, улыбнулся беззубой улыбкой. — ох, прям как я. Тож шастал по деревням. Думал, будет где-то такая, шоб прям дух как хватило бы, так и не отпускало до смерти. — Покачал головой, — а не деле то-о-о… Чем дальше, тем страннее бабищи были. Куриц иначе кликали, кошек тоже. А уж за то как погунок звали, так по лбу этим самым погунком дать надо было. Так что зря ты так. А то останишься как я, да таскать тебе бревна.

— Я за погунок в лоб не бью. — ответил Конрад, пытаясь вспомнить что же это такое, — а то баба даж если золотая, и то помнется, да попортится.

Незнакомец поправил дрова на спине.

— Где б золотую найти? Не бывают такие. Пожил бы с моё, сам бы понил. Баба — она баба. Ей мужик нужен, да правильный.

— А ты стал быть не правильный, раз она погунок кликала падрыжно.

Дед потянулся за поленом. Захрустели суставы, запахло застарелым потом из подмышек.

— Ща я те покажу не пральный. Да я самый шо есть мужик. Только баб нормальных нет. Вот в своем хуторе…