Убийца избранных: Конрад (СИ) - Белоусов Николай. Страница 6

— Насколько ты проверишь его, властелин. Пусть излечит смертельно больного.

Каган покачал головой.

— Зачем мне лекарь, который допустит, что мой сын станет смертельно больным? Если он упустит подобную хворь, то тут же должен быть казнен. За ложь и лень. Нет. Поднимись, чужеходец. Выбери кого-нибудь из тех, кто слушает нас и расскажи о его болезнях, просто посмотрев на него.

Конрад окинул взглядом присутствующих. Все как один в свободных одеждах, за которыми даже горб спрятать можно.

— Если и кто сможет обладать таким даром проницательности, так только избранный сын твоей земли. Но я всего лишь человек и не могу прозреть сквозь одежду. И не имею права просить оголиться тех, чья тень падает на меня. Лишь если ты позволишь, если наделишь подобной властью.

От входа начали доноситься недовольные шепотки, что проситель забирает слишком много времени. Но никто из присутствующих не решался сказать об этом достаточно громко, пока Каган улыбался.

О, нет. Он почти смеялся.

— И тогда, раздев до гола любого из моих министров ты будешь оправдываться, что я позволил это? Что из-за меня все увидели его чресла и услышали о бедах, что он терпит?

Конрад выждал четверть минуты, раздумывая на ответом.

— Ты наделяешь меня властью, но выбор делаю я. Не виновен отец, что сын избрал свой путь, как невиновна река, что корабль везет не товары, но пиратов. Пусть тот, кого я выберу, хранит злобу только ко мне.

— Тогда я бы на твоем месте выбрал женщину для демонстрации таланта. Как насчет той прекрасной девы? — Каган указал на женщину в оранжевом платье, расшитом изумрудами.

Одежда свободно спадала, выгодно подчеркивая её изгибы, которые всё же оставались скрыты. В отличие от других, её лицо скрывалось за шелковой тканью, которая оставляла открытыми только глаза и светлый лоб. Светлее, чем у любого другого харийца.

Едва слова Кагана утихли, как двое мужчин — спутники женщины резко шагнули вперед, закрыв её. За их широкими плечами осталась видна только её макушка.

Каган наклонил голову влево, как будто не совсем понимал, что он сейчас видит.

Мужчины как один, сдвинули брови и заскрипели зубами.

Но между их мускулистыми плечами протиснулась кисть с длинными тонкими пальцами, которые украшало лишь одно кольцо, от которого к предплечью тянулись две золотые цепочки.

Каган расслабился и продолжил.

— Тебя поблагодарят многие, но вот её мужья… Мне кажется, что у них появится немало соперников.

— Даже сейчас я вижу, что они заслуживают их. — ответил Конрад. — И последую твоему совету, властелин, только если она в сию же минуту начнет рожать или уже кормит ребенка. Но даже отсюда я вижу, что семя не посеяно. Я помогаю людям, а не оскорбляю почетных мужей. Пусть и с позволения величайших.

Каган разочарованно вздохнул. Сделал знак, чтобы женщина остановилась.

— Мало бы кто на твоем месте отказался от возможности посмотреть на столь прекрасную чужую жену.

— Тогда не зря вы зовете меня чужеходцем. Пути мои другие. И как лекаря, и как того, кто вверяет себя.

Конрад обвел присутствующих взглядом в поисках наиболее подходящей цели. Нельзя было выбрать слишком влиятельного, но и незначительных тоже стоило избегать — желая вернуть долг, они могли перейти черту, за которой жизнь Конрада не стоила и монеты.

Он снова встретился взглядом с той женщиной, которую предложил император. Она кивнула в знак благодарности, коснулась каждого из своих мужей и те убрали руки за спины.

Кто-то смотрел с вызовом на Конрада, другие нервничали. Попадались и те, кто держался спокойно, будто их точно не разденут прилюдно. Это позабавило бы Кагана, но Конрад не хотел снова отбиваться от убийц.

Поэтому он выбрал мужчину, который пытался сам следить за его взглядом и оценивать, на кого тот смотрит. По его лицу читались если не статус и влияние человека, то хотя бы последствия, которые могут ждать Конрада. Несколько раз он с таким выражением смотрел на него, что тот сразу же менял свою цель.

Каган терял терпение.

— Долгие раздумья говорят о сомненьях.

— И уважению к присутствующим, мой властелин. — ответил Конрад и указал на выбраного мужчину. — я выбираю этого подданного солнца.

Мужчина попытался понять на кого же указал Конрад, но рядом с ним стояли две высокие девушки. Наложницы, жены, дочери. Не важно, но они обе поняли, на кого указывали.

У выбранного отвисла челюсть, он указал на себя пальцем, набрал воздуха в легкие, но не успел хоть что-то сказать, как Каган поманил его.

— Чтож, хромай к нам, мой верный Ламуш.

— Но я…

— Хромай, в этом нет бесчестья. И пусть твои помощницы остаются на месте.

Ламуш собрался с мужеством, поднял голову и пошел к месту между Каганом и Конрадом.

И если обычно Конрад терялся в воспоминаниях, забывал про время, то сейчас всё, что в мире осталось — только Ламуш и… только Ламуш. Как двигались его мимически мышцы, как он хромал, как смотрел, как выглядела его одежда, обувь. И по всему можно сказать, что либо этот человек свыкся с недугом, либо он подыгрывал императору.

«У него должны быть по разному стерты подошвы.» — пронеслось в голове у Конрада, как в тот же миг он вспомнил где находится и кто перед ним. У этих людей богатств хватит, чтобы обуть всю страну по три раза. Вряд ли на его подошвах найдутся царапины, а на одежде хоть одна перетёртая нить.

Тем-не менее, его хромота казалась наигранной. Он не морщился, когда ступал на «больную» ногу, не держал при себе трости. И пусть вместо неё могли быть женщины, но стоя в толпе он не опирался на них. Более того, это их руки лежали на его.

Ламуш разделся. Конрад все так же наблюдал за его движениями, и всё в нём выдавало, если не совсем здорового, то еще бодрого мужчину, чью старость задержала сытая и активная молодость.

К чести Ламуша, он не прятал член или огромный живот. Чуть обвислая грудь давала понять, что когда-то она обладала крепкими мышцами. Но ногах ни одного шрама, ни одной выделяющейся шишки. Все его раны выше пояса, ноги прямые, поэтому он точно не мог быть из кавалерии.

— И долго ты будешь думать? Больному станет хуже, если только смотреть на него. — поторопил его Каган.

Конрад потер подбородок, поскреб шею. Надо было ухватиться хоть за что-то.

В этот миг Ламуш поморщился и потянулся к локтю, но тут же сдержался. Этого хватило, чтобы обратить внимание на красную припухлость на локте и увеличенные костяшки.

"Подагра." — догадался Конрад.

— Светлейший, все в этом зале, кроме меня знают, что господин Ламуш не хромой. Судя по его коже, по суставам, как я их вижу, предположу, что у него порой болит спина, когда он долго не встаёт из-за кресла. Тем не менее, молодые жены или подруги не дают ему заскучать и он не испытывает в отношении них проблем. Предположу, что это благодаря фехтованию. Однако, я вижу, что его стопы почти полностью касаются пола. Я бы порекомендовал ему больше ходить босиком или вспомнить молодость и лазить по лестницам.

— Это можно сказать любому, кто старше двадцати трех. — усмехнулся Каган и оперся локтем на трон.

— Не посмею обобщать. Тем не менее, господин Ламуш злоупотребляет винами и морской едой. Если он планирует и дальше страдать от боли, то пусть продолжает. Если он устал чувствовать как стальные нити проникают в локти или костяшки, ему следует чуть позже пообщаться со мной.

Каган приподнял брови, сел поудобнее на троне. Одна из подушек соскользнула и упала. Глашатай в тот же миг забрал её и положил у спинки.

— А мне известно, что мой Ламуш, не может обойтись без того, чтобы оросить землю.

— Тогда он, должно быть, хороший земледелец, потому что это никак не говорит о его здоровье. Он стоит перед вами, и стоял среди ваших подданных, но одежды его сухи. И я не вижу никакого беспокойства кроме того, что испытывал бы любой, оказавшись нагим перед соратниками и друзьями. Позвольте подвести итог. Ламуш крепок, у него нет проблем в постели, но мне не нравятся суставы на его руках и голубоватый оттенок губ. Стоит ограничить себя в вине и волнениях, иначе может не выдержать сердце. При этом он не может долго стоять без движений. Чтож, властелин, у каждого приходит время и с этим уже ничего не поделать. Тем более, Ламуш на ходит часовым, чтобы подобно твоим стражам взирать на твоих гостей подобно статуе. Он не страдает от холода, значит кровь его ходит по телу хорошо, она здоровая. — Конрад перевел взгляд на других гостей, на Ламуша, — На этом позволь мне закончить и больше не испытывать терпения твоего смелого и верного вассала — я не смею доставлять ему неудобств и наживать врага, не получив более влиятельных друзей.