Тайна повесы - Куин Джулия. Страница 7

И Франческе это ощущение казалось странным. Она думала, что в этом доме всегда будет чувствоваться присутствие Джона, что он будет видеться ей во всем: в вещах, которые их окружали, в самой атмосфере. Однако Джон просто исчез, а нахлынувшие после его смерти дамы словно подменили этот дом. И Франческа считала, что это, пожалуй, к лучшему: поддержка ей сейчас необходима.

Но жить в обществе женщин было очень непривычно. Отныне дом заполонили цветы – вазы попадались на каждом шагу. Запахи сигар и сандалового мыла Джона, которые, казалось, пропитали комнаты особняка, теперь совсем выветрились. Отныне тут царили ароматы лаванды и розовой воды, и каждый раз, когда обоняние Франчески отмечало эти новые нотки, ее сердце разрывалось от печали.

Майкл тоже теперь как будто сторонился ее. Он, конечно, ее навещал по несколько раз на неделе, – и Франческа, если быть честной, считала его визиты, – но он как будто не присутствовал в доме как раньше, при Джоне. Майкл изменился, и Франческа запрещала себе его осуждать за это, даже мысленно. Надо помнить, что он тоже страдает.

И Франческа напоминала себе об этом при каждой их встрече, когда замечала его отчужденный взгляд, когда замечала, что он больше не дразнит ее, как прежде, и когда ловила себя на том, что не знает больше, о чем с ним разговаривать.

Франческа напоминала себе об этом всегда, когда им приходилось сидеть в неловком молчании.

Кажется, вместе с Джоном она потеряла и Майкла. И пусть над ней теперь трепетали две – даже три, если считать маму, которая приходила в гости каждый день, – матери, Франческу мучило одиночество. И тоска.

Никто не предупреждал, что будет так тоскливо. Почему никому не пришло в голову ей это объяснить? Хотя даже если бы ее мать, которой тоже пришлось рано овдоветь, попыталась ей пересказать чувства, которые будут отныне наполнять ее, разве Франческа бы поняла?

Нет, такое можно только прочувствовать.

И почему Майкл не поможет ей? Не утешит ее? Почему он не понимает, что так нужен ей сейчас? Ей нужен именно он, а не ее мать. Ни мать Майкла и ни мать Джона.

Нужен только Майкл – человек, знавший Джона так же хорошо, как она, и любивший его столь же сильно. Майкл – словно звено, связывающее ее с мужем, которого пришлось потерять, и Франческа ненавидела Майкла за то, что он отдалился от нее.

Пусть он часто ее навещал, но даже когда они сидели в одной комнате, он, черт возьми, словно пребывал где-то не с ней. Никаких больше шуток и подколов, без которых раньше их общение было невозможно. Они, горестные и печальные, сидели друг напротив друга, и даже если удавалось завязать разговор, фразы выходили неловкие и вымученные.

Ну почему они не могут общаться, как при Джоне? Франческа не предполагала, что дружба с Майклом может тоже умереть.

– Как твое самочувствие, дорогая?

Франческа посмотрела на Джанет и не сразу осознала, что та обратилась к ней с вопросом. Может, это уже даже не первый вопрос, а она, задумавшись, проигнорировала их все. Теперь Франческа часто этим грешила.

– Прекрасно, – ответила она. – Все как раньше.

– Поразительно, – изумленно покачала головой свекровь. – Прежде никогда не слышала ни о чем подобном.

Франческа пожала плечами:

– Если бы у меня не прекратились регулы, я бы не заметила никаких перемен в своем состоянии.

Франческа не соврала. У нее не появилось ни утренней тошноты, ни тяги к соленому – вообще ничего нового. Разве что она уставала быстрее, чем раньше, но это вполне могло быть от перенесенного горя. Мать ей рассказывала, что сама она целый год после смерти мужа ощущала себя жутко уставшей.

Хотя у матери к этому моменту уже было восемь детей, отнимавших у нее немало сил. Франческа же заботилась только о себе, и даже в этом ей помогала армия слуг. За ней был такой уход, словно она инвалид из королевской семьи.

– Это редкая удача, – говорила Джанет, усаживаясь напротив снохи. – Когда я носила Джона, меня тошнило и рвало каждое утро. Да и днем тоже бывало.

Кивнув, Франческа снова улыбнулась. Об этом Джанет уже не раз рассказывала. После смерти сына бедная женщина болтала без умолку, словно пыталась таким образом заполнить царящую в доме скорбную тишину. Франческа была благодарна свекрови за это, хотя не сомневалось, что лишь время способно помочь загасить боль утраты.

– Как же я рада, что ты ждешь ребенка. – Джанет вдруг резко подалась вперед и сжала ее руку. – Осознавая это, пережить горе мне чуточку легче. Или, вернее сказать, не столь невыносимо, – добавила она, предприняв не слишком удачную попытку улыбнуться.

Франческа смогла лишь кивнуть в ответ, поскольку опасалась, что если проронит хоть слово, слезы польются ручьем.

– Я всегда хотела еще детей, – говорила Джанет. – Но не получилось. А когда Джон умер… Знаешь, могу просто сказать, что ни одному на свете внуку не доставалось столько любви и заботы, которыми я одарю твое дитя. – Замолчав, она сделала вид, что вытерла нос, но Франческа заметила, что свекровь промокнула глаза. – То, что я дальше скажу, пусть останется между нами. Мне действительно совершенно все равно, родишь ты мальчика или девочку. Самое главное – это будет частичка Джона.

– Я знаю, – тихо сказала Франческа, коснувшись своего живота. Очень хотелось как-то ощутить его внутри себя, хотя она и знала, что срок слишком мал, чтобы малыш начал толкаться. Если ее подсчеты верны, она была на третьем месяце. Однако пока все старые платья сидели на ней по-прежнему идеально, у нее не появилось никаких причуд, никаких неприятных болезненных состояний, на которые жаловались другие беременные.

Франческа была бы только рада каждое утро избавляться от завтрака – ведь таким образом ее малыш сообщал бы ей, что он с ней, что он живой.

– Ты видела Майкла в последние дни?

– С понедельника с ним не виделась, – ответила Франческа. – Теперь он редко заходит.

– Он скучает по Джону, – тихо проговорила Джанет.

– Как и я, – вставила Франческа и едва не содрогнулась от резкости своего тона.

– Майклу сейчас очень тяжело, – добавила Джанет задумчиво.

Изумившись, Франческа смотрела на свекровь во все глаза.

– Я вовсе не говорю, что тебе легко, – торопливо продолжила она. – Но представь себе его положение: ему еще шесть месяцев предстоит гадать, станет он графом или нет.

– Ну, приблизить сей момент я не могу.

– Разумеется, – подхватила свекровь, – и все же ему так неловко! Уже от стольких матрон я слышала, что его никто не воспримет как достойного жениха, пока ты не родишь девочку. Ведь выйти за графа Килмартина – это одно, а за небогатого графского родственника – совсем другое. И пока никто не знает, кем его считать.

– Майкл отнюдь не беден, – заметила Франческа, брезгливо поморщившись. – К тому же до окончания траура он ни за что не женится.

– Да, не сомневаюсь, он дождется окончания траура, но надеюсь, что выбирать невесту начнет уже в скором времени, – сказала Джанет. – Я очень хочу, чтобы Майкл стал счастливым. А если он все-таки станет графом, то должен будет думать о наследнике. В противном случае титул перейдет к нашим кошмарным дебнемским родственничкам. – Джанет передернула плечами от этой неприятной мысли.

– Майкл поступит как должно, – отозвалась Франческа, хотя на самом деле сомневалась в этом. Она с трудом представляла Майкла женатым. Это и раньше было нелегко, ведь он вряд ли стал бы хранить верность жене. А теперь такая мысль и вовсе казалась странной. В течение двух лет у нее был и Джон, и Майкл в качестве друга. Если же он женится, она станет третьей лишней. Как Франческа это перенесет? Сможет ли радоваться за него, прозябая в одиночестве?

Она потерла глаза. Усталость и слабость одолевали ее. Стоит думать, что это хорошо: ведь беременные женщины всегда устают быстрее обычного.

– Наверное, я пойду полежу наверху, – посмотрев на Джанет, сказала она.

– Хорошая мысль, – одобрила ее свекровь.

Кивнув, Франческа встала – но ее сразу качнуло, и пришлось схватиться за подлокотник кресла.