Жалейка - Мельникова Мария. Страница 13

Огромного лохматого медведя, который бесшумно двигался следом, Фрося заметила, лишь поравнявшись с черным остовом сгоревшего дома Стаськи-сумасшедшей.

Медведь шел вальяжно и уверенно, никуда не спешил и ничего не боялся. Он с наслаждением вдыхал воздух, пропитанный страхом, и не стремился поскорее догнать жертву и сократить небольшую дистанцию, которая их разделяла.

Фрося узнала его сразу. Девочка слишком хорошо помнила эту здоровенную морду со шрамом вместо одного глаза и стеклянным шаром вместо второго. Ее преследовал оживший кошмар, медведь-людоед, призрак, вернувший себе плоть.

Сдерживая крик ужаса, Ефросинья бросилась в Настасьин двор и забилась в развалины, оставшиеся от кирпичной печи. Медведь жадно, с шумом втянул воздух и подошел к дому. Он повернул свою ослепленную громадную голову к девочке и остановился. В мутном шаре отражалась бледная луна.

От страха у Фроси захватило дух, боль тяжелыми ударами пульсировала в голове и горле. Фрося поняла, что ей пришел конец. На этот раз ждать помощи было неоткуда.

Медведь зарычал и стал медленно обходить дома, по линии, где когда-то стояли бревенчатые, крашенные зеленой краской стены. Земля, на которую он ступал, загоралась алым огнем. Когда кольцо пламени сомкнулось, медведь исчез.

Фросю трясло от ужаса. Собрав оставшиеся силы, девочка попыталась вырваться из огненной ловушки, но не смогла. Она оказалась запертой в горящем доме, восставшем из прошлого. Едкий дым заползал через щели и отравлял воздух. Девочка бросалась от одного окна к другому, но все они были заперты, двойные рамы стояли крепко, дверь тоже не поддавалась, потому что была закрыта снаружи на большой амбарный замок.

Задыхаясь от дыма, пытаясь найти хоть какой-то выход из огненного ада, девочка забежала в маленькую комнатку за печкой. Там в кроватках тихо спали дети.

– Вставайте! Пожар! Пожар! – кричала Фрося, стараясь их разбудить. Она трясла спящих за плечи, но те не двигались и не откликались.

Настасьины дети уже были мертвы. Они не увидели той смерти, которая забрала их из родного дома. Они уснули, а потом проснулись. Но уже в другом, вечном и прекрасном мире.

Фрося закашлялась, теряя последний воздух, который оставался в легких, и упала на пол.

«Тетя ни в чем не виновата!..»

Огромная ощеренная в ухмылке морда медведя, покрытая шрамами и струпьями, – последнее, что увидела Фрося. Потом все исчезло, потонуло в черных клубах дыма.

Подозрения

Когда Ефросинья очнулась, то долго не могла понять, где находится, не узнавала угла, в котором ютилась у бабы Клавы все последнее время. У нее сильно болело и саднило горло, будто девочка долго кашляла или кричала. Казалось, тело было туго набито ватой, оно не слушалось и отказывалось шевелиться. Руки и ноги сковывала слабость.

Чтобы не сойти с ума, Фрося не задавала вопросов. Она не хотела знать, был ли этот кошмар дикой выходкой ее собственного сознания, или все произошло на самом деле. Правда навсегда лишила бы ее покоя и рассудка. С этой правдой она уже никогда бы не смогла остаться наедине и выйти на улицу.

– Мне опять приснился кошмар! Это был сон! Какой страшный сон! – твердила Фрося, стараясь успокоить себя и унять дрожь, которая сводила до боли ее руки.

– Где это ты, милая, так перепачкалась? – спросила тетя Настя, когда заметила, что девочка проснулась. Голос сумасшедшей звенел от напряжения. – Вечером мы едва отмыли тебя от золы. Это где же такая едкая зола? – с тревогой повторяла она. – Я будто бы уже видела где-то точно такую же жирную золу, от которой трудно избавиться…

– Не знаю. – Фрося вздрогнула от этого вопроса.

Перед ее глазами яростным пламенем вновь вспыхнула изба Анастасии. Мимо, ухмыляясь, прошел прошел медведь, который ее поджег.

– Тетя, я же спала! Я ничего не помню!

Когда вся жизнь проходит на грани между кошмаром и явью, эта грань постепенно стаптывается, граница исчезает.

Баба Клава давно ушла в поле. Оставаться вдвоем с тетей Настей, которая старалась прятать и свою тоску, и свое безумие за заботой, Фросе было тяжело. Тем более она чувствовала вину перед этой несчастной женщиной – была в ее полыхающем доме и не спасла детей!

Невозможно изменить прошлое, давно сгинувшее в огне и пепле. Время, скользя по часам, разматывается только в одну сторону. Страшная трагедия произошла много лет назад, ничего уже невозможно изменить. Но, увы, девочка запомнила мертвенный холод рук и ясную доверчивую улыбку, навечно застывшую на личике погибшего во сне младенца. Фросе казалось, что на ее долю выпала не страшная роль беспомощного свидетеля, а шанс все исправить… Вот только воспользоваться им она не смогла…

Постепенно оцепенение проходило, по рукам и ногам, покалывая, побежала горячая жизнь. Стараясь выбросить из головы ужасное видение, Ефросинья вышла во двор.

Приближалась осень, на березах появились золотые пряди, ветви яблонь от созревших плодов клонились до земли и даже трава, пока еще зеленая и густая, как прежде, уже пахла скорым увяданием.

Фросины тяжелые раздумья не развеял по-осеннему прохладный ветер. Они преследовали девочку все время и погнались вслед за ней, когда она вышла со двора и пошла в поле искать бабу Клаву и деревенское стадо.

«Это было не видение, не сон. Это последнее предупреждение… Дальше будет хуже…».

Бабу Клаву Фрося увидела в тени, у кромки леса. Девочка хотела окликнуть ее, предупредить о своем приближении, но вдруг поняла, что та делает, и замерла от удивления и ужаса.

Баба Клава острым ножом вырезала прямоугольник бересты, оставив на стволе березы точно такой же след, какой Фрося уже однажды видела, а потом довольно ловко стала скручивать бересту в рожок. В этот миг внутри у Фроси все оборвалось, а земля разверзлась под ногами – баба Клава делала новую жалейку! В этом не было никаких сомнений.

Легкой бесшумной тенью Фрося скользнула к деревьям и, прячась за ними, побежала прочь. Слезы полились из глаз, в этот момент все рухнуло: и возрождающаяся надежда, и доверие. В голове начала складываться страшная картина. С каждым шагом подозрения становились все страшнее.

Баба Клава отправила девочку отнести бабушке гостинец именно в тот момент, когда Фросю уже ждали и все было готово для кострища, на котором ее собирались сжечь.

И вчера вечером, когда уже смеркалось и жизнь видимая стала уступать свои права иному измерению, баба Клава отправила ее на другой край деревни – мимо сгоревшего дома, в ловушку медведя-убийцы.

Последнее, что помнила девочка – его жуткий оскал. Потом – чернота… Но это была не смерть… Забытье. А потом Фрося вновь оказалась в доме бабы Клавы, будто ничего не произошло. Но как она смогла вернуться?

Страшные догадки роились в голове, связывались в единую линию. Вся цепочка событий, казалось, была сшита одной ниточкой. В этом не оставалось никаких сомнений.

– Фроська, стой! – послышался знакомый голос. – Мы нигде не можем тебя найти. Пойдем, Илья остался там, у бабы Клавы. И знаешь, у нас плохие новости, – прокричала Лида.

– Нет, я не пойду! Не пойду! – прошептала Фрося, отстраняясь от подруги.

– Ты чего? – удивилась Лида. – Странная ты сегодня какая-то… Хотя, если честно, ты всегда какая-то странная. Ладно, посиди здесь… Только никуда не пропадай, ладно? А я приведу Илью. Нам есть, что тебе рассказать.

– Пожалуйста, умоляю, только не говори бабе Клаве, что видела меня здесь! – попросила Фрося.

– Хорошо, не скажу… Значит, ты тут дезертируешь? Понятненько… Ладно, не мое дело. Только прошу – не убегай!

Ефросинья села, прижавшись спиной к дереву и уткнувшись лицом в колени. Девочка старалась не смотреть по сторонам и не издавать никаких звуков, чтобы не привлекать к себе внимания. Сейчас ей хотелось полностью слиться с природой, перестать существовать на время или навсегда.