Адская ярость (ЛП) - Лэндис Никки. Страница 6

Я должен был знать. Я спрашивал его не раз.

С тех пор этот ублюдок надрывал мне яйца из-за этого. Он знал, как сильно я ненавидел, когда он появлялся вот так, насмехаясь надо мной и получал удовольствие от общения, как будто это доставляло ему какое-то особое болезненное удовольствие.

— Сделка есть сделка, Патриот.

Я знал это. Как только я открыл рот, чтобы послать его нахуй, он исчез.

— Ублюдок.

По крайней мере, эта сделка включала особый пункт. У меня был свой уникальный дар. Мой Жнец чувствовал страхи, и ужас, который вырвался на свободу, когда я пожинал душу, кормил его этим, как отборным стейком в самом модном ресторане. Я бы, наверное, потерялся сейчас без моих тайных охотничьих развлечений.

Правда была в том, что я был наркоманом, который продолжал менять один порок на другой, отчаянно пытаясь избежать трезвости и болезненной правды, которая ждала в моей испорченной реальности. Я, наверное, никогда не перестану убегать от своих кошмаров и вины. Но у меня был один друг, который никогда не забывал напоминать мне, что мы всего лишь продукт прожитой нами жизни и опыта, который сформировал то, кем мы были.

Бишоп.

— Мими!

Крик радости и удивления моей сестры был сильным ударом под дых. Даже после всего, что я рассказала ей о своей жизни за последние несколько лет, нам еще предстояло пройти долгий путь, чтобы восстановить наши напряженные отношения. Три недели назад я призналась в худшем из своих переживаний с Алексеем, плакала, пока не заснула от умственного и эмоционального истощения.

Найла была потрясена, услышав о масштабах изнасилования, торговли людьми и жестокости, которым я подверглась. Она не могла понять такую жизнь или ужас того, как тебя используют, и ты осознаешь, что каждый отдельный момент, когда ты еще жив, был потому, что кто-то другой позволял это.

Какая-то маленькая часть меня хотела, чтобы я все еще была в коме. Я не хотела лежать на больничной койке, когда солнечный свет льется через мои окна, и все улыбаются, взволнованные тем, что идут по своей повседневной жизни и наслаждаются каждым вздохом, который покидает их легкие.

Что бы она подумала, если бы я сказала ей, что никогда не хотела просыпаться? Что оставаться в скрытых комнатах своего разума было намного проще и менее травмирующим, чем просыпаться и сталкиваться с реальностью моих неудач, ошибок и глупых решений.

Найла была идеальной сестрой. Медсестра. Блондинка-бомба. Хорошая девочка. Я была наркоманкой, распутницей, дикой тусовщицей, которая получила именно то, что заслужила.

Мы не могли быть более разными.

Найла откинулась назад после того, как обняла меня, когда дверь открылась. Патриот вошел и закрыл ее с громким щелчком, неторопливо продвигаясь вперед с грацией, к которой я начинала привыкать каждый раз, когда он входил в комнату. Он, не колеблясь, подошел к краю кровати и наклонил голову, поцеловав меня в лоб, наклоняясь в талии, чтобы дотянуться до меня со своего огромного роста. Его сдержанное лицо скрывало все, что он чувствовал, кроме облегчения в его глазах.

— Ты проснулась. — Нетрудно было сказать, что он был доволен. — Рад видеть, что ты пришла в себя, отлично выглядишь.

— Отлично выглядишь?

— Ну, конечно.

Он фыркнул.

— По-моему, ты очень хорошо выглядишь, солнышко.

Солнышко.

Прозвище, которое он дал мне, когда мы впервые встретились. Все еще не понимала его рассуждений, даже после того, как он несколько раз объяснял, почему. Может быть, мне было трудно представить, что кто-то думает, что я что-то, кроме пустой, грязной тьмы. Пустота небытия, оставшаяся после того, как сама суть того, кем я была, была вырвана.

В самый тяжелый момент своей жизни я встретила своего спасителя. Я просто не знала этого в то время.

Земля была холодной и грубой, царапала кожу моего тела и обнажала меня для пристального внимания каждой пары глаз, которые смотрели в мою сторону. По телу пробежал озноб, и я задрожала, не совсем понимая, где я и как сюда попала.

Мой вялый разум медленно осознавал, что происходит. Все, что я заметила, были глаза мужчины, который держал меня на руках, прижимая мое слабое тело к своей груди, когда он поднимал меня, убедившись, что я в безопасности в его сильных объятиях. Это было бы волнительно, если бы я была достаточно последовательной, чтобы соединить две рациональные мысли в своей голове. Глаза незнакомца выдавали эмоции, которые я не могла позволить себе принимать во внимание — сострадание, озабоченность, замешательство и даже ярость. Какая странная комбинация, борющаяся за лидирующую позицию в глазах, в которые я могла бы погрузиться и никогда не захотеть уходить.

Цвет его глаз застал меня врасплох больше всего. Потрясающий темно-синий, как самые глубокие океанские глубины, обрамленные темными ресницами, которым позавидовала бы любая девушка. Такие поразительные зеркала его мыслей и души. Они просвечивали сквозь синеву, и я никогда не могла прочесть кого-либо так открыто, как этого незнакомца, который смотрел на меня с такой же интенсивностью. Связь была мгновенной, и я вздохнула, разрывая эту самую невидимую связь, чтобы положить голову ему на плечо.

— Делай что хочешь, — хрипло прошептала я, — у меня ничего не осталось.

Когда мои глаза закрылись, кто-то слегка сжал меня, и я с распростертыми объятиями приняла это ничто обратно. Время не имело значения, когда я снова проснулась, я понятия не имела, сколько часов или дней прошло, и я заметила незнакомца и его гипнотические глаза. Мы оба молчали, оценивая друг друга, определяя нашу реакцию. Моя рука пульсировала, мучительно горячая под грязной повязкой, а боль, исходившая от ожогов, была настолько сильной, что слезы наполнили мои глаза, и мне пришлось сморгнуть их.

Не проявляй слабости, Мими.

Должно быть, он прочитал нерешительность на моем лице, потому что поднял руки.

— Эй! Все в порядке, — спокойно ответил он.

Ничего не было знакомого. Я отдыхала в комнате, заполненной мебелью из темного красного дерева, включая массивную кровать, где я свернулась калачиком посередине, рядом с изголовьем. Я заметила ванную слева и гардеробную прямо напротив. Дверь была справа. Я всегда была уверена, что знаю, где находится выход, как только меня приводили куда-то в новое место. Моя жизнь зависела от изучения деталей, которые большинство людей сочли бы незначительными.

— Привет, солнышко. Не волнуйся. Ты в безопасности. Я обещаю.

Я не успела хорошенько рассмотреть его, прежде чем отключиться снова. Было поздно и темно. Мой загроможденный, отравленный мозг был затуманен. Брошенная и оставленная умирать, я бы никогда не выжила без его вмешательства.

Байкер был настолько высок, что его голова почти касалась потолка, а плотное, тяжелое телосложение доказывало, что он часто тренировался. На голове бандана с изображением американского флага, густые темные волосы, выглядывающие из-под макушки. У его правого глаза был неровный шрам в дополнение к татуировкам, расползающимся по его шее, которые заканчивались прямо под линией подбородка. Черная футболка натянулась на напряженных мышцах, когда его руки согнулись и обнажили больше черных чернил, доходящих до запястий.

Я была ростом пять футов пять дюймов с тонкой костью. Патриот был таким же высоким, как калифорнийское красное дерево, когда он возвышался надо мной, в два раза шире в груди и скульптурными округлыми плечами. Его лицо было красивым в том классическом стиле старого голливудского сердцееда, от которого моя мать пускала слюни при виде таких актеров, как Рок Хадсон или Марлон Брандо — точеные углы, тень на подбородке и дерзкая, уверенная улыбка. Не говоря уже о сексуальной развязности, которая могла буквально растопить трусики.