(не) идеальная пара (СИ) - Салиева Александра. Страница 19

— Я первый, — распорядился. — Дверь на себя потянешь, она автоматически заблокируется.

— Хорошо, — согласилась и на этот раз.

Ступеней оказалось немало. Они уходили далеко вглубь. Дверь и правда закрылась без особых усилий, стоило лишь слегка потянуть. А вот последовавший за этим глухой удар мне совсем не понравился. Уставившись вниз, поняла, что оборотень банально свалился, так и не закончив безопасный спуск. Оказавшись внизу, поняла, что он банально отключился, едва дышал.

— Ты только не умирай, ладно? — положила ладонь на его шею, попытавшись определить частоту пульса. — Ты мне нужен, — добавила совсем тихо.

По крайней мере, пока ещё нужен…

Глава 7

Александр

Покрытая инеем трава приятно пружинит под моими лапами, ветви кустов щекочут волчьи бока прямо через шерсть, пока я быстрым бегом рассекаю чужие лесные владения в сторону, откуда с ветром доносится едва уловимый запах шоколада и карамели. А ещё я чую кровь. Её кровь.

Далеко же ты забрела, моя девочка…

Почти на самую окраину, где полно ловушек как искусственных, так и природных. В одной из таких, на дне глубокого и узкого оврага, который и не сразу заметишь, если не знать, что он есть, и обнаруживается она. Сжавшись в комочек, между корнями старого дерева, терпеливо дожидаясь, когда заживет перелом передней лапки, чтобы никто не узнал об этом, сидит маленькая чёрная волчица. Огромные изумрудные глаза наполнены слезами, но это единственное проявление её слабости. В остальном ни звука от неё не доносится.

Увидев тень огромного незнакомого волка, кроха сжимается ещё больше, сильнее вжимаясь в тень импровизированного убежища, прижимает свои ушки к голове, хвостик начинает дрожать от страха сильнее прежнего. Если раньше она боялась нагоняя родителей, то теперь — меня. Это вынуждает притормозить с дальнейшим. Останавливаюсь напротив неё, а затем вовсе ложусь на живот и почти не дышу, позволяя ей получше меня рассмотреть и понять, что я не враг, транслирую дружелюбие как могу. Мне хочется подойти и свернуться вокруг неё калачиком, согреть своим телом озябшую малышку, поддержать хоть как-то, но я покорно жду дозволения на это. Проходит достаточно много времени, прежде чем она наконец расслабляется и подпускает меня к себе. С удовольствием делаю то, что хотел, — окружаю её собой.

Она маленькая, всего пять лет, и такая хрупкая, что страшно, — вдруг наврежу? А потому делаю все медленно и как можно аккуратней, чтобы не задеть больную конечность. Проходит ещё минута, прежде чем волчица сама прижимается ко мне в поисках тепла.

Не знаю, сколько мы так лежим, я будто в закрытый вакуум попал, откуда совсем не хочется выбираться. В этом вакууме она моя, и мне не нужно прятаться и тайком пробираться на территорию её клана, чтобы хоть одним глазком посмотреть на свою пару. Мне запрещено её видеть и общаться с ней, даже издалека. Вообще запрещено появляться там, где она существует, даже если это какой-нибудь человеческий торговый центр. Но раз за разом я эгоистично нарушаю этот запрет. Все их чёртовы запреты. Хоть и понимаю, что так будет правильней. Не стоит мучить ни её, ни себя, взваливать на ещё ребенка собственную ношу. Но прихожу, раз за разом, стоит только ощутить, что ей плохо. Как сегодня.

Не выдерживаю и ласково провожу языком по её мордашке, отчего она смешно морщится и чихает. Но зато наконец окончательно расслабляется, а вскоре и вовсе засыпает. Может я и не могу ей сказать о том, кто я такой, но могу быть рядом, когда это нужно. Я буду рядом всегда.

Так мне казалось тогда. Уже через час я лежал придавленный к земле силой Верховного, отца моей малышки, и едва мог дышать из-за сломанных рёбер.

— Тебе запрещено здесь появляться, — рокочет он на весь лес. — Запрещено к ней приближаться. Ты нарушил эти запреты. Снова.

Да, нарушил. И нарушу ещё раз. Столько, сколько понадобится. И я, и он это знаем. Смотрим друг на друга с одинаковой мрачной решимостью. Я не сдамся. Слышишь, Йен О’Двайер? Она всё равно будет моей! Вопреки всем запретам. Альфа чёрного клана на этот немой посыл лишь тяжко вздыхает и заметно морщится. Его сила ослабевает и вовсе пропадает. Он устало опускается рядом со мной на землю.

— Я же не камень, Алекс, и всё понимаю. Но и ты пойми, не чует она в тебе пару. По крайней мере, пока. Дай ей вырасти, возможно тогда всё изменится. Я же о тебе забочусь в первую очередь. Ты сейчас привяжешь себя к ней так, что потом не сможешь без неё. А если она по итогу так и не ощутит вашу связь, другого полюбит? Ты же сдохнешь, Алекс. Сдохнешь, понимаешь ты это, бестолковый ты волк? И что тогда? О себе не думаешь, о других подумай. Белый клан меня со свету сживёт за то, что я допустил подобное. Да я сам себе не прощу, понимаешь? Я ж люблю тебя, парень, как собственного сына.

Понимаю ли?

Да, наверное…

Где-то глубоко в мозгах. А вот сердце кричит об ином. И его голос мне ближе.

— Лучше уж сдохнуть, чем так… — отвечаю честно.

— Потерпи ещё тринадцать лет, парень, — успокаивающе похлопывает по плечу он меня, — а дальше можешь хоть украсть её, если получится, конечно, — усмехается. — Но в любом случае это будет её собственный выбор, а не чувство вины перед тобой, — заканчивает вновь со всей серьёзностью.

И если прежде мне не было дела до его слов, то последнее заявление как ушат холодной воды. Я никогда раньше не задумывался о том, как Алексия может отнестись к нашей парности, если вдруг так и не ощутит ничего подобного. Я бы мог сказать, что мне всё равно, на каких условиях она останется со мной, но это была бы самая большая ложь в моей жизни. Потому что я готов биться за неё со всем миром, со всеми, и даже с ней самой, но её жалость мне не нужна! Мне нужна её любовь. Вот только быть вдали от неё — пытка.

— Я не смогу, — отвечаю честно. — Не смогу быть постоянно вдали, как сейчас. Я не прошу много, Ян, просто позволь мне хотя бы издалека наблюдать за ней. Быть рядом в случае опасности. Я должен!

— Ты должен заботиться о своём клане, о котором последние пять лет совершенно позабыл. Об Алексии позаботимся мы, её родители. Я благодарен тебе за то, что ты сегодня сделал, но так не может больше продолжаться. Уходи, Алекс, и не возвращайся. Границы Шотландии для тебя отныне закрыты, раз по-другому ты не понимаешь.

— Нет! — рычу раненым зверем, пока меня волокут прочь с территории чужого клана. — Нет! Ты не можешь! Не можешь! Она моя! Моя!..

Я кричу и бьюсь, но руки ищеек не отпускают, сильнее выкручивая мне мои за спину, но едва ли я способен сейчас ощущать физическую боль. Её перекрывает иная. Та, что рвёт душу в клочья, разбивает разум на мелкие осколки и пронзает ими само сердце, оставляя на нём ледяные ожоги, покрывая его толстой коркой, вымораживая насквозь все мои чувства. И лишь где-то глубоко под ней эхом по камерам разносится родной голос:

— Тише… Тише, Алекс… Всё хорошо, слышишь?

Он перекрывает мою боль, но ненадолго, потому что нет ничего хорошего, она же не рядом. Всё остальное — бред воспалённого мозга. И всё же:

— Не уходи, — прошу, чувствуя как удаляется её голос.

Я пытаюсь зацепиться за него, но не получается. Она исчезает, как и всегда, с моим пробуждением, оставляя после себя горечь разочарования в самом себе.

На лоб легла прохладная ладонь. Всего на секунду. Мне даже подумалось, что это продолжение сна. Вот только следующие слова точно не походили на сон.

— У тебя жар, — послышалось обречённым вздохом.

Ещё через минуту щеки коснулось что-то мокрое и холодное, которое плавно сместилось по лицу и к шее, затем к плечу. Судя по всему, меня решили остудить обтиранием, как маленькое дитя.

— Всё будет хорошо, Алекс, — приободрила то ли меня, то ли, судя по неуверенности в голосе, себя. — Ты поправишься. Обязательно, — закончила совсем тихо.

Прикосновение сместилось от одного плеча к другому, а потом ниже, к груди, стало почти неосязаемым, вызвав во мне закономерный страх потери. Перехватил запястье и прижал обратно к себе раньше, чем осознал, что делаю. Глаза открываться не хотели, но мне и не нужно было видеть, чтобы знать, кто со мной рядом. Аромат карамели лучше всего выдавал свою обладательницу.