Алмаз Турина (СИ) - Романова Елена. Страница 10

— Мне жаль, Анди, — произносит он тихо. — Я пытался тогда поговорить с тобой, но Глория сказала мне, что оторвет мне яйца, если я ещё раз к тебе приближусь, — он наконец-то опускает взгляд на носки своих дорогущих спортивных кед. Наверняка они были белые, когда он выбрался из машины, но теперь белый цвет покрыт слоем пыли. — Я подыхал от угрызений совести, но решил, что, раз так, то тебе будет лучше без меня.

Он врёт.

Андреа очень хочется себя в этом убедить.

Он врёт; она видела его фотографии с Агустиной. Они выглядели счастливыми. Путешествовали. Она была рядом, когда «Ювентус» получал «скудетто». Она была его. С ним.

Он врёт.

Но её сердце чуяло, что Нико говорит правду.

— Мне жаль, — повторяет он снова. — Я не должен был этого делать, я был идиотом, Анди, прости меня. И я люблю тебя.

Бу-у-ум.

Вот так, просто.

Как воды попить, казалось бы. Но Андреа этими словами, этим его тихим «Анди» по голове огревает, будто обухом, и воздух выбивает из легких. Она задыхается, задыхается, словно нырнула на большую глубину, а внутри что-то с тихим щёлканьем встает на место.

«Я тоже люблю тебя»

Она произносит эти слова у себя в голове, но не может сказать вслух. Они застревают на языке песком, царапают нёбо. Страх всё ещё силён. Страх всё ещё воюет за свою территорию.

Она всегда его любила. Вот так, просто, да.

Эти чувства бьют наотмашь слишком сильно. Колени у неё подламываются, и Андреа едва ли не валится на газон. Нико подхватывает её, прижимает к себе и шепчет на ухо что-то, ей трудно разобрать его слова сквозь шум в голове, сквозь стук крови в венах. Она цепляется за его свитшот в жалкой попытке удержаться на ногах.

Нико прижимается лбом к её лбу.

— Дай мне шанс, Анди, mi amor… пожалуйста.

Андреа кажется, что её мир рассыпается на части. Мир без Нико, который она так долго и старательно строила своей работой в «Бока Хуниорс», своими попытками в отношения с другими мужчинами, своей самостоятельностью. Этот мир дал трещину ещё в Турине, а теперь развалился с концами.

Она шла по дороге из жёлтого кирпича к своим мечтам, но старательно игнорировала все эти годы одно обстоятельство — когда-то они с Нико хотели достигать их вместе. Пока он не совершил ошибку, которая стоила их отношений. Стоила всего.

И ей до сих пор страшно. До трясучки. До колик.

Но, быть может… он вырос? Так же, как и она сама.

— Я не знаю.

Ей бы очень хотелось дать ему этот шанс. Дать шанс себе. Им обоим. Вновь почувствовать, что значит быть им любимой. Она ощущает это, вопреки разуму, кричащему, что изменник однажды — изменник всегда, и вопреки любой логике о том, что в одну реку войти дважды нельзя. И, наверное, он ловит отголоски сомнения в её словах, потому что едва заметно улыбается. Совсем по-мальчишески.

— Сыграем? Если я выиграю, ты дашь мне шанс. А если ты выиграешь, то… — он отводит взгляд. — То я сделаю так, как ты захочешь.

Фраза «даже уйду» непроизнесённо звенит в воздухе.

Однажды они уже играли. Андреа выиграла тогда, хоть и подозревала, что Нико ей позволил победить. Он хорошо умел бить пенальти.

Она качает головой.

— Я не хочу играть.

Он чуть хмурится непонимающе, но ничего не говорит. Ждёт, как приговора, что она скажет ещё.

Жизнь — это не игра.

Андреа не хочет оставлять такое важное решение на волю случая. Она не хочет вспоминать о Себасе, которого в её жизни, кажется, больше не будет, не хочет думать об Гресии Эспозито, которая подошла бы Нико куда как лучше.

Она хочет Нико — до тянущей боли не только в низу живота, но и в сердце. Она хочет верить ему, любить его, обнимать его. Она хочет…

Хочет попробовать.

Это безрассудно. И глупо.

И нужно. Им обоим. Она чувствует это. Видит в его взгляде, пусть он и шутит. Ощущает глубоко в своей душе.

Коснувшись кончиком носа его щеки, Андреа прикрывает глаза. Мокрые от слёз ресницы задевают щеки.

— Я чертовски люблю тебя, Перальта.

Бонус-глава. Paper Rings. Декабрь 2022 г., Чемпионат Мира в Катаре

В Катаре этой ночью удушающе-жарко.

Андреа впивается пальцами в ткань своих джинсов, порезанных на коленках, и стискивает зубы.

На поле творится что-то невообразимое — под конец дополнительных таймов Мбаппе сравнивает счет, лишая Аргентину возможности закончить финал, не переходя в серию пенальти; французы ликуют, аргентинцы возмущенно поливают его отборными ругательствами, некоторыми — на расовой основе.

Под крики восьмидесяти тысяч болельщиков Скалони выпускает на последние минуты Нико на поле, и Андреа подается вперед, напряженно вглядываясь в его невысокую, но юркую фигуру с двадцать третьим номером на футболке. Сердце замирает в груди, когда Мбаппе в дрибблинге уходит от Кути Ромеро и Лео Паредеса, обходит Энцо Фернандеса — кажется, гол неизбежен, позиция идеальна, но Нико выбивает мяч у Киллиана из-под ног в аут под восторженный вопль трибун, увидевших его финт.

Андреа сползает по сиденью вниз. Она знает: Нико всегда был хорош в таких действиях, кажущихся незаметными на фоне красивых голов и пенальти, но от этого — не менее важных.

Мечта о Кубке Мира могла бы разбиться, если бы не он, и её взволнованно колотящееся сердце наполняется щемящей гордостью.

До свистка судьи, возвещающего об окончании дополнительного времени, остается всего ничего. Где-то на супер-ВИП-местах молится о победе жена великого Месси, Антонелла. Ожидание уже неизбежной серии пенальти тикает в висках.

— Они должны победить, — у Марисоль, мамы Нико, дрожит голос, и Андреа безотчетно берёт её за руку, чтобы успокоить. Её бы саму кто успокоил!

От напряжения сводит даже кончики пальцев.

Свисток.

Скалони собирает вокруг себя команду; список пенальтистов у него давно готов. Андреа молится, молится Иисусу и Деве Марии за Нико, за сборную, за всех, кто приехал в Катар за славой и мечтой, потому что футбол однажды должен победить.

В желудке что-то скручивается, когда Нико идёт к мячу. Да, Мартинес отбил пенальти Кингсли Команы, да только этого мало; Уго Льорис тоже собаку съел на кубковых матчах за сборную.

Он разбегается.

Дыхание у Андреа замирает где-то в горле. Она подскакивает на сиденье.

Нико бьет с левой, низом и по центру.

Льорис почему-то кидается вбок, а мяч легко влетает в сетку почти по прямой.

Андреа не видит лица Николаса, её Николаса, но его радость чувствует, как свою. Чувствует, как эмоции сливаются с общим восторгом стадиона; в ушах закладывает от воплей. Выскочить бы на поле, да пока нельзя.

Тчуамени промахивается.

Леандро забивает в нижний левый от себя угол. На соседнем ряду выдыхает Ками, его жена.

Напряжение разгоняет по стадиону электричеством; гудением, как в высоковольтных проводах, и взрывается финальным единым восторгом, когда Монтьель ставит точку в этом противостоянии, утирая нос и Мбаппе, и Дидье Дешаму, и Эммануэлю Макрону, и всем-всем-всем, кто собирался «остановить Месси».

Андреа плачет.

Она не сразу осознает это, но она плачет, на самом деле ревет, и глаза застилает пеленой. Она почти не видит, что происходит на поле; Марисоль обнимает её, и у неё глаза тоже на мокром месте. Имя Нико срывается с губ Андреа прежде, чем она успевает зажать рот ладонью.

Её сметает счастьем, как потоком.

Победили. Они — победили. Пройдя весь этот адский путь от позорного проигрыша Саудовской Аравии, от шуток на тему «кто круче на турнире, Месси, Роналду или Мбаппе», до победы через пот, невероятный труд и уверенность в собственных силах.

Он победил.

Несмотря на травму в «Лацио», несмотря на долгое форсированное лечение, несмотря на отсутствие игровой практики на полях Катара, он победил. Он уделал Мбаппе.

Андреа плохо помнит, что было дальше. Они с Марисоль прорываются на поле незадолго до начала церемонии награждения, и там уже полно народу. Нико сжимает её в объятиях, от него пахнет потом, газоном, горячим катарским воздухом и чистой радостью; он шепчет «победили, mi amor, мы победили», и она кивает, зарываясь носом куда-то ему в шею.