Блеск чужих созвездий (СИ) - Доброхотова Мария. Страница 27

“Примерно половина”, — подумала Таня, а вслух сказала:

— Да.

— Замечательно, — Раду толкнула очередную дверь, и за ней оказалась лестница. Она поднималась наверх в темном колодце, поэтому женщина взяла с собой твераневую лампаду. Жуткие желтые отблески плескались по стенам, пока Таня следовала за Раду ступенька за ступенькой. Стены здесь были каменными, холодными и сухими, не сравнить с белоснежной торжественностью парадных лестниц.

“Вот твое место”, — подумала Таня, но она тут же забыла о своем неудовольствии, стоило только увидеть выделенные ей комнаты.

— Спальня, ванная, кабинет. Он небольшой, но вам хватит. Стол, в шкафу книги, в основном бульварные романы, которых не терпит дэстор, — Раду щелкнула выключателем, и в комнате знакомым до боли образом вспыхнул электрический свет.

— Ох! — вздохнула Таня и улыбнулась так, как улыбнулась бы, услышав на чужбине родную речь и почувствовав запах родной еды.

— Да-да, дэстор Мангон провел к нам электричество. Его не в каждом доме Илибурга встретишь, а вы и подавно не видели, наверное, — с нескрываемой гордостью поведала Раду, а Таня не стала рассказывать, что лампочки накаливания на ее родине есть в каждой, порой самой неожиданной дыре. — Ладно уж, насмотритесь еще. Вот та скрытая дверь ведет в малую спальню, ее отдали вашей служанке. Дэстор был на милосерден, что перекупил ее у Амина, настолько она переживала о вас, — Раду поджала губы, демонстрируя неодобрение. На ее вкус, в замке и так ошивалось не в пример много девчонок, целых четыре, и занимались они чем угодно, кроме полезной работы. Достаточно, чтобы услужить сомнительной гостье, и не было никакой надобности привечать еще одну дармоедку, которая к тому же сразу спелась с подмастерьем художника, а значит, и подавно толку от нее не будет никакого. Раду свои сомнения высказала один раз и только Мангону, и получив совет делать, что велят, впредь держала свои мысли при себе.

— Служанку? — переспросила Таня, ведь экономка совсем недавно говорила, что ей никто в помощь не положен.

— Росалинда Ваду. Из Каменок, коль отчет не врет. Не ваша? — усмехнулась Раду.

— Росси?! — воскликнула Таня и тут же прикрыла рот, опасаясь, что перебудит всех в округе. Милая, добрая Росси здесь, в величественной и пугающей обители Мангона, а значит, все не так уж плохо.

— Она, она, — подтвердила Раду. — Ну все, комнаты показала. Свежая одежда в шкафу. Завтрак принесут в кабинет, распоряжение дэстора. Но впредь сами будете спускаться в столовую. Вам разрешено свободное перемещение по замку, но я бы вам советовала придерживаться знакомых маршрутов: спускаться в гостиную и столовую. Серый Кардинал велик, коридоры его запутаны, и вы рискуете просидеть в дальнем углу пару дней, прежде чем вас найдут. А у нас и без того дел по горло, поверьте. Запрещено входить в северное крыло и Лебединую башню, там комнаты хозяина. Впрочем, они всегда заперты, поэтому и смысла там ошиваться особого нет. Завтрак в семь утра, обед в час дня, ужин в пять. А пока принимайте ванну, переодевайтесь и отдыхайте. Да и мне давно пора.

Раду не пожелала доброй ночи. Окинула хозяйским взглядом спальню, проверяя, все ли в порядке, и ушла, шаркая домашними туфлями. Таня осталась в комнате одна, снова среди богатства, снова в плену.

***

Росси спала в своей комнате, свернувшись на большой кровати с резным изголовьем. Тане не спалось. Она стояла у высокого стрельчатого окна, рядом со стеклянной дверью, выходившей на балкон, и мысли ее витали где-то в области адских теплопотерь замка и стоимости его содержания. Снаружи плескалась глубокая ночь, слева небо было чуть заметно подсвечено коричневым заревом, вероятно, в той стороне остался Илибург. Зато справа раскинулся черный-пречерный бархат небосклона, расшитый жемчугом незнакомых созвездий.

Таня дышала глубоко и спокойно. Усталость гнала страх и тревогу: слишком много событий, слишком много людей, слишком много невероятного. Поэтому чувство самосохранения забилось в дальний угол сознания, давая время на передышку. В конце концов, что за пейзаж! Если бы только отец оказался рядом, чтобы разделить с ним эту красоту. Он часто мечтал, как они вдвоем уедут подальше от столицы, которая слепит своими огнями и людей, и звезды, будут пить горький кофе и смотреть, смотреть в небо. Таня прикрыла глаза, справляясь с волной тоски по отцу, а когда снова открыла, еле сдержала крик.

Таня была не одна. На балконе стоял, сгорбившись, человек в черном, и ветер трепал его плащ. Тень. Словно карикатура на шпиона из посредственного мультфильма. Таня нахмурилась, злясь на дешевый драматизм, будто сама каких-то полчаса назад не прощалась с жизнью, ступая на клинышек света, льющегося из-за Мангоновых дверей. Но Тень протянул руку и дотронулся кончиками пальцев, затянутых в перчатки, до стекла, и было в его жесте что-то беспомощное и трогательное. Таня почувствовала, как в ее сознание ткнулось теплое чувство безопасности. Фигура за окном выглядела жутко в свете звезд, но все равно не опасно. Будто кто-то напрямую в ее голову вложил мысль: он не опасен, он — друг.

— Кыш! Кыш-кыш,— зашипела Таня, чтобы не разбудить помощницу, и замахала руками, будто прогоняя назойливого голубя. Плечи незнакомца дернулись — смеется что ли? — затем он картинно взмахнул плащом и скрылся из виду. Спустя пару мгновений Таня выглянула в окно, но никого уже, конечно, не увидела.

— Я сойду тут с ума, — в который раз повторила она, запуская пальцы в волосы, а потом одним решительным жестом задернула шторы.

Глава 6. Просто иди рядом со мной и будь моим другом

Тане снился дом. Маленькая кухня с пестрым советским гарнитуром. Отец не мог позволить себе купить новый, зато старый исправно чинил и, к сожалению Тани, тот обещал жить еще долго и радовать своими крапинками. Люстра-блин, прилепленная к потолку, светила тускло. Наверное, лампочка вот-вот перегорит. За окном двор кутался в сумерки, дышал в открытую форточку запахом прелых листьев и выхлопными газами.

Что-то случилось. Таня во сне не понимала что именно, может быть, что-то в школе, связанное с долговязой учительницей биологии, но на душе было гадко, а в глазах стояли слезы.

— Не плачь, — говорит отец. Таня поднимает голову. Точно, стоит, повернувшись спиной, и размешивает ложкой чай. Спина широкая, обтянутая вылинявшей тельняшкой, пегие плечи, согнувшиеся под тяжестью лет. Дзынь-дзынь-дзынь. Ложечка особенная, с выгравированным на ручке Кремлем, и никому ее трогать нельзя.

— Не плачь, — повторяет отец. — Ты же знаешь, я не люблю все эти слезы. Не знаю, что с ними делать. Скажи, как есть, и будем думать, что делать. Что сырость-то разводить?

Слезы не текут, застревают в горле, горечью разливаются по груди. И вдруг Таня понимает, что случилось. Дело не в учительнице, она осталась далеко, за туманной пеленой детства, а над Танечкой нависла огромная крылатая тень, что страшнее даже биологички.

— Па, меня дракон хочет съесть, — жалобно говорит она.

— Пфф, дракон. У него есть брюхо, значит, с ним можно сладить. Покуда ты жива, покуда можешь поднять руку и держать в ней хоть камень, еще можно побороться, — дзынь — ложечка ударяется в последний раз о край чашки, и становится тихо. — Ладно, давай пить чай.

Чай пахнет славно, наполняя кухню ароматом домашнего уюта. А еще пахнет газетами, которые отец продолжает выписывать, не доверяя интернету, и свежими булочками из минимаркета, и московской осенью из форточки. Тихо тикают часы на стене.

Отец поднимает чашки и медленно поворачивается, слишком медленно, и Таня замирает в ожидании, когда увидит такое родное лицо…

— Северянка! — радостный визг разбивает сон, словно стекло. Отец, и московская квартира, и ложечка с Кремлем тают в свете зарождающегося утра.

— Росси, убью, — по-русски пробормотала Таня, кутаясь в одеяло, всеми силами стараясь ухватить за хвост ускользающий сон. Да куда там, вот уже стерлись детали, и образ отца потускнел, и не вернешь его больше. И так ей обидно, так горько стало, что наверняка она бы разрыдалась, если бы умела. Что-то тяжело ухнуло на ее кровать, и Таня наконец соизволила открыть глаза.