Блеск чужих созвездий (СИ) - Доброхотова Мария. Страница 61

Сохраняя невозмутимое выражение лиц, Таня и Влад перешли в кабинет и аккуратно прикрыли дверь. Только когда Росси уже не могла их видеть, они замерли, во все глаза глядя друг на друга. А затем врач скинул обруч с головы, встрепал волосы и разразился отборной русской матерной бранью.

— Полностью с вами согласна, — сказала Таня, вдруг почувствовав слабость в ногах.

— Но как?! Почему ты здесь? Ты сама сюда пришла, добровольно?

— Нет, — покачала головой она. — Меня притащили без спроса. Чтобы принести в жертву.

— В жертву?

— Дракону. Вы что, не знаете всей этой ереси с сумасшествием драконов и молодыми девицами, горящими в огне?

— Ох, обряд Великой Матери, ну конечно, — простонал Влад. — Но почему Мангон вытащил вас из другого мира? Здесь хватит семей, которые пожертвуют дочерью или сыном ради пожизненного почета и благодарности дракона.

— Нет, мне кажется, это был не он. Меня ему… подарили, — Таня передернула плечами, будто от отвращения.

— Безумие, какое безумие, — воскликнул Влад, схватившись за голову и кружа по комнате. — Как ты здесь выжила? Как научилась говорить на драконьем?

— Как и вы, наверное, — усмехнулась Таня. — Вы не выглядите, как чужак. Более того, я испугалась, что вы какой-нибудь алхимик или астролог, потому что Мангон мне обещал человека со странной репутацией. А тут вы в балахоне и амулетах.

— Вот какого мнения Адриан обо мне, — усмехнулся мужчина в усы. — На самом деле, это часть маскировки. Несмотря на бурное развитие промышленности и технологий, местных людей все еще пугает истинная наука и в магию они верят куда охотнее.

— Если не помните, дома все точно так же.

— Уже забыл. Время меняет воспоминания и заставляет вспоминать Россию с налетом ностальгической грусти. Я-то пришел сюда уже давно и добровольно, и у меня были учителя, которые помогли выучить язык и обжиться в Илибурге.

— У меня тоже есть учительница, — она улыбнулась и кивнула в сторону спальни Росси.

— И все-таки какая же это радость — говорить с человеком на родном языке, — сказал Влад глухим голосом, и Таня с удивлением увидела, что его глаза покраснели. — Я думал, что уже никогда… Можно я тебя обниму, девочка?

— Было бы круто.

От Влада приятно пахло травами и деревом, и было так приятно прислониться щекой к его мягкой накидке, под которой громко стучало взволнованное сердце. Они стояли посреди комнаты, сжимая друг друга в объятиях, два чужака в чужой стране, без шанса вернуться на родину, затерявшуюся среди миров. Они цеплялись друг за друга, словно давно разлученные родственники, вдруг обретшие друг друга. И им казалось, что теперь-то все будет хорошо.

— А как вы попали сюда, Влад? — спросила Таня, когда объятия наконец распались.

— О, это долгая история, — сказал Влад, вытирая влагу со щек. — У нас еще будет время поговорить, когда я на время перееду в замок.

— Зачем?

— У Росалинды ветряная оспа. Ты же знаешь, какая это зараза, — он принялся ходить по кабинету. — В замке наверняка уже несколько носителей, им нужна будет помощь. Я не имею ни малейшего представления, как будут болеть местные. Может, полежат недельку и поправятся, а может, будут болеть с осложнениями. Когда я попал в этот мир, корь выкашивала целые города. Пришлось приложить много сил, чтобы уговорить местных вакцинироваться и остановить эпидемию.

— Они что, не хотели ставить прививки? Это же лучшее, что придумала медицина!

— О да. Но они были уверены, что я посланник Проклятого Сына, Бурунда, и хочу превратить их в рабов черного дракона. Это были тяжелые времена. На моих руках умирали старики и дети, а их семьи были готовы их похоронить, лишь бы только не вкалывать “черное проклятие”, — весь вид Влада говорил о том, как ему жаль этих бедняг и воспоминания рвут его сердце даже спустя года. Татьяне это было не совсем понятно. Она скорее испытывала злость на тех, кто между жизнью и мракобесием выбирал мракобесие.

— Вы давно здесь?

— Вот уже двадцать три года. Мне скоро пятьдесят пять. В следующем году.

— Вы отлично выглядите. И этот алхимический наряд…

— Спасибо, дочка, — улыбнулся Влад. — Местный климат мне на пользу. И вот еще. Меня зовут Владимир. Влад — это для местных, им удобно и звучит красиво. И можешь обращаться ко мне на ты?

— Договорились, — улыбнулась Татьяна, хлопнув его по плечу.

— Что ж, нужно собрать мысли в кучу и написать указания по лечению Росалинды. Кое-какие лекарства у меня есть, например, жаропонижающий порошок, кое-что из моей лаборатории вечером привезет посыльный.

Влад уселся за стол, достал автоматическое перо, чернила, тетрадь с отрывными листами и принялся писать.

— Я оставлю градусник. Если температура будет больше ассита, вот этих кружочка и квадрата, давай порошок: треть чайной ложки, запивать теплой водой. Он горький, но придется потерпеть. Вот эти свечи — на всякий случай, если порошок не поможет, начнется лихорадка и бред. Они ректальные. Ты же знаешь, что это значит?

— Да, голым задом меня не испугать, — вызывающе ответила Таня.

— Храни Боже русских подростков! — коротко расхохотался Влад.

— Эй, мне уже двадцать! Я не ребенок.

— Прости. С высоты шестого десятка молодость кажется одним розово-золотым временем, — улыбнулся Владимир. — Мази пришлю вечером. С кухни принесут соду, ванночки с ней помогут снять зуд. Росалинду нужно оградить от любых контактов. Думаю, уже поздно, но вдруг кого-то спасет. Ходить за едой, водой и прочим должна только ты.

— Я не могу ходить за едой, водой и прочим. Я под арестом, — Таня беспомощно развела руками.

— Бред! — Владимир нахмурил кустистые брови. — За что?

— Ворвалась в кабинет Мангона и потребовала доставить кого-то вроде вас. Тебя, — поправилась она под выразительным взглядом Влада. — А мне было запрещено даже ручку его двери трогать.

— Сейчас не время для этого детского сада! Я поговорю с Мангоном. Пусть придумает другой способ выражать свое неудовольствие. А тебя я назначаю своим ассистентом.

— Звучит здорово, — улыбнулась Таня.

Владимир поднялся.

— Мне пора. Нужно собрать все необходимое в лаборатории, проверить, есть ли в моих записях что-то о варилриксе и придумать, как из подножных материалов его сделать здесь. Держись, девочка, я скоро вернусь, — он обнял Таню и, поддавшись внезапному порыву, поцеловал ее в лоб.

— Буду ждать. И это… Мне тоже было очень приятно снова поговорить на русском.

Владимир поднял обруч, натянул его на голову и обернулся у самой двери:

— Только это должно остаться нашим секретом. Наша общая родина, я имею в виду. Я пока не знаю, как можно использовать это преимущество, но рассказывать о нем налево и направо не разумно. Даже Росалинде.

И Таня серьезно кивнула.

***

За спиной полыхал камин, приятно согревая жаром. Мангон купался в духоте, словно в приятной ароматной ванне. Ноздри жадно вдыхали раскаленный воздух, он клубился в легких и согревал внутренности. Сквозь высокие окна лился серый свет, но в кабинете ярко горели электрические лампы. Адриан изучал бумаги, в которых доверенные люди писали о странных событиях. Тревожащих, если быть более точным. С виду все казалось обычным, но Мангон с животным чутьем предчувствовал беду, которая своим приближением холодила затылок.

— Увеличили производство картечниц, значит… — бормотал он, постукивая длинными пальцами по столу. И в этот момент в дверь постучали.

— Дэстор Мангон? Это Влад Странник.

— Да, Влад, заходи, — Адриан закрыл документы, убрал в ящик стола. — Что с девчонкой?

— Она больна… Саламандрой.

— Саламандрой? — поднял бровь Мангон. — Никогда не слышал о таком.

— О, я тоже. Я название, если быть честным, придумал только что. Росалинда сказала, что она похожа на пупырчатую ящерицу. Нет ничего выпить покрепче? — спросил, поморщившись, Владимир. — Денек еще тот выдался.

— Такая опасная болезнь? — скучающим тоном поинтересовался Мангон. Он не был любителем алкоголя, но в его кабинете всегда можно было найти несколько бутылок андронского виски, лучшего, как говорили мастера. Адриан откупорил бутылку, и его носа достиг насыщенный запах выдержанного виски с мягкими медовыми и дымными нотами. Золотая струя стукнулась о стенку бокала, завертелась, и спустя несколько секунд перед Владимиром стоял напиток, о котором в бытность свою обычным русским лаборантом мог только мечтать.