Блеск чужих созвездий (СИ) - Доброхотова Мария. Страница 86

— А тебя я вообще не знаю! Может, ты на стороне бунтовщиков. Повторяю: я никуда не пойду без Мангона.

Все обеспокоенно переглянулись. Таня подумала, что Мангон должен быть счастлив иметь такого верного человека рядом. И еще, что можно оглушить ее и утащить силой. Но решение было за Тенью, которого негласно признали лидером, поэтому все ждали, что он сделает.

— Раду… — начал он.

— Нет!

— Бурундово проклятье, Раду! Все в опасности из-за тебя, — прорычал Тень в полный голос, и Таня подняла на него удивленный взгляд: он почти всегда хрипел и шептал, и она была уверена, что у него повреждены связки или что-то вроде того.

— Идите, никого не буду задерживать, — Раду принялась развязывать шляпку. — Я много лет служу дэстору, и умру вместе с ним.

Тень выпрямился во весь рост, он больше не горбился и не припадал на одну ногу. Немного помедлив, будто надеясь, что Раду образумится, чего, конечно, не произошло, он сдернул капюшон и опустил с лица маску.

— Это я, Раду! Я здесь. Теперь мы можем идти?

Перед ними, одетый в простой черный костюм, неизменную одежду Тени, стоял Мангон собственной персоной. Его обычно тщательно уложенные волосы были взлохмачены, взмокшие пряди падали волнами на лицо, которое казалось посеревшим и непривычно взволнованным. Раду радостно вскрикнула, а Таня резко выдохнула, будто ее ударили в живот. Она схватилась за горло, пытаясь сдержать подступившую тошноту.

— Ох, дэстор Мангон, — растерянно, но вместе с тем счастливо пролепетала Раду. — Конечно, я пойду за вами. Что ж вы сразу не сказали, что это вы?

Шумело в ушах. Таня смотрела на Мангона в костюме Тени, и в ее груди разгоралась ярость. Она не могла поверить в то, что видит, отказывалась верить.

— Что ты сделал с ним? — зарычала Таня, бросаясь на Мангона, как разъяренная кошка, впиваясь ногтями в его предплечья. — Где он?

— Татана, что ты себе позволяешь? — возмутилась Раду и попыталась оторвать Танины руки от своего господина, но та была слишком сильной по сравнению с дородной экономкой и легко оттолкнула ее.

Адриан посмотрел на Таню, и во взгляде его отразилось непривычное чувство. Что это? Боль? Раскаяние? Она никогда не видела его таким… уязвимым. А еще эти желтые глаза, которые в полутьме казались янтарными. Глаза Тени и дракона одновременно.

— Это я, — повторил Мангон, а потом добавил по-русски, как она учила его: — Меня зовут Тень.

— Нет! — Таня отшатнулась. — Нет, нет, нет…

Сколько раз они с Тенью повторяли эту фразу, как она потешалась над его интонациями, как они вместе весело смеялись! И вот, одетый в костюм ее друга, словно в клоунский наряд, с ней разговаривал Мангон, самое страшное в ее жизни существо. Стало тяжело дышать, словно грудь придавило плитой. Ощущение, что случилось непоправимое, как бывает, когда умирает кто-то по-настоящему близкий. Таня закрыла глаза, заставила себя медленно вдохнуть, затолкать боль и злость в подпол души. Посмотрела на дракона.

— У нас нет времени, — ледяным тоном выдохнула она, и Мангон на мгновение поджал губы, но тут же снова стал спокоен и строг.

— Уходим, — сказал он, набрасывая капюшон на голову. Один за другим, они принялись спускаться по лестнице, а хозяин замка, бросив прощальный взгляд в обшитые дорогими тканями коридоры, запер за собой большую металлическую дверь. Если она сдержала драконий огонь, то и преследователей остановит, если вдруг они будут.

Таня спускалась по слабо освещенной лестнице. Пальцы скользили по холодным камням, раскрошившимся от ударов хвоста и покрытым сажей, взгляд цеплялся за следы минувшей битвы. Она сходила во тьму, и темнота заполняла ее сердце. Мысль о том, что Тенью все это время был Мангон, казалось, не помещалась в голове. Она вспомнила, как увидела его в первый раз, он сидел на балконе в этом своем плаще, словно старый ворон. А вот Тень явился за ними с Росси в обитель оборотней. Теперь понятно, почему он был таким спокойным и уверенным в себе. Посланник Мангона, как же! Таня горько усмехнулась. Сверху раздался громкий шум, словно прогремело несколько взрывов подряд. Но они мало взволновали ее: воспоминания занимали все ее внимание. Вот Тень принес ей пирожные. “Раду всегда их покупает Мангону, но он не ест”. А вот они танцуют, и его рука на ее талии, он так близко, и от него пахнет кардамоном и шафраном. Тень ведь был готов снять маску, что, если бы она тогда узнала, что под плотной тканью прячется Мангон? Таня потерла тыльную сторону ладони: память услужливо подкинула воспоминание о прикосновении к его губам. Вокруг становилось все темнее, на душе у Тани — все горше. Проклятье!

Мангон быстро спустился по лестнице за своими спутниками.

— Татана, — сказал он и положил руку ей на плечо, показывая, что просит подвинуться, но та отшатнулась к стене, будто прикосновение обожгло ее. Мангон пошел первым. Что-то с грохотом упало на пол, и в следующую секунду загорелся факел. Самый обычный, обмотанный ветошью и пропитанный маслом. Дрожащий свет окрасил лицо Мангона в тревожные тона, выхватил из темноты распахнутые двери камер и каменное крошево под ногами.

— Я сейчас открою потайной ход, который выведет нас из замка. Мы пойдем в Илибург, где вы отправитесь по домам, а я смогу обратиться за поддержкой других драконов.

— В Илибург? — переспросил Вашон. — Там наверняка эпицентр волнений! Представляю, что там сейчас творится.

— Без меня вы в безопасности, вас не станут искать. Главное сейчас — выбраться отсюда.

Мангон подошел к стене и принялся обшаривать кирпичи. В это время к Тане приблизился Жослен и, наклонившись к самому уху, спросил:

— Что у вас случилось с Мангоном?

Боль и обида с новой силой сжали сердце Тани, и она помотала головой.

— Потом. Сейчас не могу.

— Хорошо. Если что, говори, и я надеру его драконий зад.

Таня нервно хохотнула, представив, как утонченный Жослен полезет с кулаками на огромного черного дракона. А Сен-Жан просто сжал ее плечо, давая понять, что он рядом.

Скрытая дверь отъехала в сторону с лязгом и скрипом. Посыпалась пыль: этим проходом явно не пользовались очень давно. Вашон было сунулся в темный коридор — он хотел побыстрее убраться из замка, — но Мангон остановил его.

— Я его не открывал лет двадцать. Возможно, воздух ядовит.

Вашон сделался несчастным и поспешил отойти от прохода. Чем он дорожил по-настоящему, так это своей жизнью и своими пальцами, а больше, пожалуй, ничем, и Жослену в этом еще предстояло убедиться.

— А как же другие слуги? — спросила Раду тихонько. — Лиза, старый Бромер, малышка Криси? И другие?

— Некоторые оказались предателями, их подкупили, — Мангон говорил будничным голосом, будто предательство его людей — вполне закономерное явление. — Тех, кто остался на моей стороне, стражники выведут через другой выход. С ними все будет в порядке.

— Храни их Великая Матерь, — пробормотала Раду, очерчивая круг на груди. Таня в первый раз увидела, чтобы кто-то из местных осенял себя знаком веры.

Мангон же, высоко подняв факел и зажав рот рукой, шагнул в тайный проход. Он вытянул огонь вперед, наблюдая за его поведением. Погаснет, значит, кислорода нет, поняла Таня. Но факел горел бодро и ровно, иногда танцуя под невидимыми струйками воздуха. Мангон убрал руку, осторожно втянул воздух в легкие.

— Можно идти, — сказал он. — Отец устроил тут неплохую вентиляцию. Одно из немногих дел, за которые его можно вспомнить добрым словом.

В держателе нашелся еще один факел. Его хотел взять Влад, но Таня показала на пистолет, зажатый в его руке.

— Лучше прикрывай нас, а я подержу факел, — по-русски предложила она и не заметила, как на секунду замедлился Мангон, прислушиваясь.

Они растянулись цепочкой. В начале шел, освещая путь, Адриан, за ним Раду, Вашон, Жослен и Росси. За ней Таня с высоко поднятым факелом, замыкал цепочку Владимир, который периодически оглядывался и прислушивался, нет ли за ними погони. Коридор сначала был широким, с высоким потолком и выложенными камнями стенами. Иногда он ветвился, но Мангон каждый раз уверенно выбирал направление. Постепенно проход становился все уже и ниже, каменные стены сменились земляными, от обрушения их удерживала мощная обрешетка. Несмотря на толщину, в некоторых местах брус прогнил, и земля высыпалась на пол. Пахло сыростью, затхлостью и плесенью, и если бы не хитрая система вентиляция, навряд ли в этих проходах получилось пробыть долго. Свет факела разгонял подземную живность, и многоножки, жуки, медведки и прочие твари бросалась в разные стороны, а Росси неизменно вскрикивала, стараясь не касаться стен. Здесь время застыло, и никто, кроме Мангона, не мог сказать, сколько они плелись вот так, гуськом. Никто не решался говорить, разве что Вашон иногда изрекал что-то капризное или Росси пугалась теней и подземных тварей, поэтому у Тани было вдоволь времени и тишины, чтобы обдумать все мысли по кругу несколько раз. Зачем Тень приходил к ней, почему помогал, подсказывал? Он издевался над ней, вызнавая слабости и потаенные мысли? Планировал приручить, а потом раздавить правдой? Что было в его голове, когда днем он вел себя, как самодур, а вечерами таскал ей сладости и читал книги? Может быть, Мангон — псих или шизофреник, и находиться сколь-либо близко к нему опасно? Закончилось тем, что она бесконечно устала, больше, чем от ходьбы по тайным проходам, но решить что-то для себя так и не смогла. Она была уверена в одном: Мангон — старый дракон, бесчувственный и безжалостный, а Тень — странный, но саркастичный и добрый, и от мысли, что с ним придется распрощаться навсегда, хотелось кричать.