Завод (СИ) - Ра Юрий. Страница 20

— А вдруг они нам дом сожгут?

— Сейчас точно нет. Раз в головах наш дом как будущая их собственность, то пока не будут. А вот потом, когда поймут, что им совсем ничего не обломится…

— Сожгут?

— Попробуют. Если живы к тому времени будут.

— Ты опять?

— Это не я. Это жизнь.

В воскресенье Пётр дежурил по графику, так что с утра пораньше уже был на заводе в бытовке и контролировал выход рабочих на смену. Тоже чудо еще то — административный корпус цеха располагался чуть ли не на другом конце завода от бытовок железнодорожников. Так что, проведя планерку он больше часа пробирался через чрево Чермета, одновременно обходя рабочие места подчиненных. Кто бы что не говорил по поводу неизбежности травматизма, а если жестить с соблюдением требований охраны труда, то и травм будет поменьше. Во всяком случае, за полгода работы Фролова в должности начальника эксплуатации серьёзных травм еще не было. Мелочь вроде, но важная.

А вот увольнений за пьянку хватало. Самое удивительное в этой ситуации было то, что никто из уволенных или их корешей ни разу не бросил напоследок или из-за спины сакраментальное «Еще встретимся», ну или какую иную угрозу. Демонстрируемое уважение к труду и рабочим, реальная забота о жизнях и здоровье подчиненных сделали фигуру Фролова неким символом жесткой позиции в борьбе за права и одновременно обязанности железнодорожников. Петра все считали строгим, но справедливым начальником. Практически также, как и до того на Сортировке. Одно время в цеху его пытались развести на «слабо» или как-то подначить. Даже приглашали подраться, но безрезультатно. Разговор на кулаках Пётр отверг как несерьезный, мол у нас в штате есть люди, получающие деньги именно за силовые переговоры, я сейчас их позову, вы им всё расскажете, как умеете. Не получился тогда разговор, и почему-то после этого Фролова меньше уважать не стали. Может, из-за его манеры общения слегка свысока, чтоб персонал чувствовал дистанцию?

Дойдя до своего офиса, Пётр по привычке толкнулся в дверь Лузгина — тот часто проводил выходные на работе. Оба-на, открыто! Он вообще не рвался домой к жене и детям. У Фролова складывалось впечатление, что шеф тяготится своей семьёй. Вот и сейчас — начальник цеха сидел в кабинете и смотрел фильм по видеодвойке, стоящей сбоку от стола на отдельной подставке.

— Привет! Мне тут «Двойной удар» с Ван-Даммом дали посмотреть. Садись, вместе позырим.

— Да мне сейчас не до боевиков. У самого боевик дома не хуже.

— Что такое? Пацаны не слушаются?

— Чуть серьёзнее. Цыгане наехали, потребовали им дом продать.

— А ты?

— А я одному руку сломал. Так как-то вышло. Слово за слово, балдой по столу.

— Да-а. Дела. И чего?

— Да ничего. Ты спросил, я ответил. Буду теперь отстреливаться.

— Не очень вариант, честно сказать. Петь, а если я с нашей безопасностью пообщаюсь, ты как?

— Я не против помощи, если ты про помочь. Тут у меня, знаешь ли, ни среди милиции нет знакомств, ни среди братков. А сезон охоты на цыган объявлять — лицензии нет. Могут оштрафовать.

— Что, вот прямо настолько всё серьёзно? Или до понедельника потерпит?

— Думаю, до понедельника продержусь. Как думаешь, стоит отгул взять?

— Нет, как раз в понедельник приходи, можешь понадобиться. Рассказать кому-то подробности или пояснить что. Ну и там видно будет.

Родившаяся вчера вечером мысль отвезти семью к тёще была отвергнута голосом рассудка, каковым себя считала супруга. Она категорически отказалась покидать дом. Аргументов было много, но по большей части мотивационных и эмоциональных, порой на грани цензурных норм. Хорошо, дети уже спали, так что сильно голос Фролова не повышала. Но Пётр получил возможность услышать всё о его методах решения бытовых конфликтов и о том, как на самом деле надо заботиться о своей семье. А до кучи выяснилось, что Лена всегда знала, не сомневалась, и вообще, потратила на Петра лучшие годы жизни. Семья остаётся дома, и точка!

Воскресный вечер не принёс никаких сюрпризов, если не считать требования Лены. Она хотела ни много, ни мало, а научиться обращаться с винтовкой. Так-то она уже стреляла из неё в школе, но было это давно и неправда. Десять минут позора, когда учитель начальной военной подготовки требовал шире раздвинуть ноги, а пацаны из их класса стояли сзади и комментировали даже не сами результаты стрельб, а вид со стороны. И чего иного чего ждать от мальчишек, когда стреляли лёжа, а на девчонках были школьные платья, весьма короткие по той моде. Больше Лена ничего из своего опыта припомнить не смогла.

Супруг не то чтобы опешил, но слегка подвис от такой неожиданной просьбы. А потом с готовностью начал преподавать курс молодого бойца. Заряжание, прицеливание, обработка спуска… всё это не только было рассказано, но и проделано изящными Лениными ручками. Еще и еще раз. Хорошо, а теперь для закрепления результата. Умничка, а теперь с заряженным оружием. Потом Пётр накрутил на ствол банку глушителя, не забыв предупредить:

— Штука секретная и незаконная. Пользуемся сейчас, потому как темно и без свидетелей.

— Так мы что, и стрелять сейчас будем?

— Однозначно. Какой ты стрелок, если толком не стреляла ни разу.

— А где?

— Во дворе. Тебе сейчас надо выработать не точность, а навык быстрой стрельбы. И не пугайся, отдачи и хлопка не будет. Можешь даже не зажмуриваться. Звук выстрела с «банкой» не громче, чем у Сережкиного или Андрейкиного пистолета.

И они немного постреляли, установив картонную коробку из-под морозильника перед стопкой кирпичей, ожидающих применения. Не сказать, что Лену сильно вдохновил процесс дистанционного пробивания дырочек в картоне, но не сложнее, чем петли обмётывать на машинке. Винтовка показалась ей почти игрушечной, легкой и очень понятной. А отдачи на самом деле она не почувствовала. С учетом отсутствия характерного звука выстрела, ощущение владения настоящим оружием не возникало.

— И чего вы так от стрельбы фанатеете? Прицелился, стрельнул. Прицелился, стрельнул. То попал, то не попал. Скукота. И я даже не очень верю, что такое оружие может быть опасным.

— Лен, по мне скукота с горшками цветочными возиться. Торчит в горшке веник и иногда цветет. Или засыхает. В чем прикол?

— Тебе не понять.

— Вот и ответ на твой вопрос, дорогая супруга. Мы созданы разными, чтоб было и кому мамонта валить, и кому травку перед пещерой поливать. В процессе воспитания детей кстати, та же история. Нужны два родителя с разным подходом к воспитанию потомства. Чтоб перекоса не было. Без женского начала в семье вырастет маугли, а без мужского морально травмированный человек. Насчет опасности — если из такой винтовки попасть в голову, скорее всего человек погибнет. Хотя возможны варианты. Если по корпусу стрелять, серьёзных ранений не будет. И тоже могут быть варианты.

— Тебя послушать, всюду варианты. Ничего конкретного не говоришь.

— Вот тебе конкретная информация. Смотри, над входом на кухню балка. Дотягиваешься?

— Ну если на цыпочках, то да.

— Ага. Бей ладошкой по ней. Просто как по мячу в волейболе, но не так сильно — руку отобьёшь.

— Прямо сейчас бить? На! Ой, открылась.

— Вот в эти зажимы кладу винтовку, вот тут снаряженный запасной магазин. Закрываю короб как было — всё. Ничего не было.

— И давно ты этот тайник оборудовал?

— Да сразу, как отделку первого этажа закончили. Кроме тебя и меня никто не знает.

— А это законно?

— Наш дом, наши правила. Оружие хранится в запертом ящике. Вместо ключа отпечаток твоей или моей ладони.

— Так на любую ладонь среагирует, не завирай мне про отпечатки.

— Любая ладонь наш секрет не знает. И вообще, не придирайся. Я тебя обучил пользованию оружием, показал место хранения. Теперь ты настоящая хранительница домашнего очага.

— Во что ты меня втравил, Фролов. Знала бы я с самого начала, какой ты…

— А то ты не знала? Кто со мной вместе дубленку в твоей ванне красил? Кто на крышу на ВДНХ лазил?