Его Луна, или Планета мечты (СИ) - Наперсток Янина. Страница 10

— Принц…

— Анарион. Наедине вполне можно и без титулов. Тем более тебе. Скажи, а про шрам на своей щеке ты что-то помнишь?

Мараик инстинктивно дотронулся до лица. То, что он помнил о шраме, никак не подходило для ответа, поэтому он просто печально покачал головой.

— Мне было пять, отец гостил у вас в Ясеневом Лесу. Все парни были старше меня и уже разъезжали на лошадях. Мне же разрешили брать только пони. Ух я тогда и рассвирепел! Ну и вывел втихаря с конюшни какого-то оседланного скакуна. Тот оказался с норовом и взбрыкнул, пытаясь скинуть наглого пацана. Ты, к счастью, оказался рядом и утихомирил коня, но сбруей тебе рассекло щеку. Однако отцу ты меня не сдал, а даже учил ездить и стрелять из арбалета. А… — тут принц запнулся. — Когда у вас в землях случилась… трагедия… мы узнали об этом слишком поздно, когда ничего исправить уже было нельзя.

Прислуга в этот момент закончила накрывать на стол. «Походный» ужин выглядел шикарнее, чем праздничный в родном доме Шустера. От обилия всевозможных разносолов разбегались глаза. Но Шустер напомнил себе, что он — Мараик — князь и не должен набрасываться на еду. Поэтому, повторив действия принца, с неторопливой леностью положил себе на тарелку небольшую фаршированную куропатку и пару вариантов незнакомых закусок.

— Почему ты тогда решил сбежать? — задал Анарион логичный вопрос. — Или тоже не помнишь?

— Это — помню, как и известие про то, что всю мою семью варварски вырезали, — жестко отрезал Эванеску. Хорошо, хоть какой-то информацией настоящий Мараик успел поделиться. — Не уверен, что дядя смог бы меня защитить и вообще стал бы. Зачем ссориться с таким могущественным соседом?

— Но ты мог бы приехать в столицу, уверен, король нашел бы тебе занятие!

— Шестнадцать лет не тот возраст, когда все тщательно анализируешь. И потом, как раз появился шанс посмотреть мир за пределами Валинора…

— Почему же тогда вернулся? Мир за пределами надоел? — как-то неожиданно резко бросил принц, подняв при этом на Мараика по-прежнему дружелюбные серые глаза.

— К истокам потянуло. Хочу попробовать вернуть Ясеневый Лес. Как думаешь, есть шанс? — решил пойти в лоб Эванеску.

— Я не законник и пока не король, — неопределенно пожал плечами Анарион. — Слушай, а поехали в столицу, что тебе здесь делать? С отцом поговоришь, и место он тебе, думаю, найдет. Там, глядишь, если не свой Ясеневый Лес, так что-то другое выгорит?

Шустер быстро прикинул варианты: с дядей встретиться, конечно, необходимо, у него-то должна быть самая полная картина, но тут сам в руки идет такой шанс, что надо быть полным кретином, чтобы его упустить. Он выдержал небольшую паузу, чтобы эльф подумал, будто Эванеску колеблется и в итоге сказал:

— Хорошо.

— И слушай, — поморщился принц, — тебя надо переодеть в приличную одежду, согласно статусу. В этом, извини, тряпье ты слишком похож на человека. Предлагаю прямо сейчас пройти в ближайшую лавку, а в столице потом пригласишь портного. Где твои визоплазы? — и поняв, что Эванеску не догадывается, о чем речь, постучал пальцем по синему камню на своей кисти.

— А, это… У дядьки, скорее всего, зачем бы они мне в тех мирах.

— В тех мирах действительно бесполезны, — как будто думая о чем-то своем, согласился принц.

«Сомневаюсь, — мысленно хмыкнул Шустер, — что драгоценные камни такого размера можно счесть бесполезными».

— Расскажи про другие миры! — снова оживился Анарион. — Я иногда общаюсь с торговцами, но большинство из них кроме бизнеса и сделок ничего не знают и не видели.

«Э нет, — подумал Шустер, — помучайся любопытством. Так я тебе все сразу и выдал!» Алекс хорошо знал психологию всей этой золотой молодежи. Нельзя дать принцу потерять интерес к новой игрушке.

— Всё расскажу в подробностях, но давай не сегодня? Страшно устал с дороги.

Принц разочарованно покивал и встал из-за стола первым.

— Тогда в одежную лавку, а потом ночевать в замок. Что-то твой дядя не спешит с тобой повидаться…

Эванеску пожал плечами. Ему тоже такое равнодушие к судьбе единственного выжившего племянника показалось подозрительным.

Глава 5

Настроение с утра у Рейвен было самое что ни на есть замечательное. Она уже решила, что сегодня поедет в город сама, подавать документы на перевод в университет Сохо. Встав пораньше и наведя красоту, девушка уже хотела оставить Нику голосовое послание, чтобы не будить его, но передумала. Все-таки она впервые выходит куда-то одна, и лучше предупредить его лично, чтобы не обижался. Рейвен поднялась на второй этаж и несмело постучала в комнату. Она впервые стояла перед ее порогом и уж точно не собиралась его переступать. Во всяком случае, до тех пор пока в их отношениях что-то кардинально не изменится.

…Несколько недель назад, когда отец поставил перед ней выбор — замуж за Ника или бенедиктинский монастырь, она выбрала Ника. Самое смешное в этой истории, что до этого предложения она была готова сбежать с парнем хоть в дикие сектора. Но, когда пришел отец с ультиматумом, она, к своему ужасу, поняла, что Ник такой же, как и прошлые папины протеже, — она для них никто, вещь, средство объединить капиталы, увеличить прибыль, открыть еще более глобальные перспективы. В том, что отец не шутит насчет монастыря, Рейвен не сомневалась. Характер у мистера Манслоу был крутой и несгибаемый. Он всегда был ласков с дочерью, пока та играла строго по его правилам. Любой шаг в сторону, будь то общение с неодобренными им людьми, одежда не по формату или даже изменение цвета волос, сразу жестко пресекался и наказывался. Надеяться на поддержку матери было бесполезно — она в первую очередь всегда защищала свои интересы, а уже потом дочери. Правда, Рейвен знала, что у отца уже бродили мысли о бенедиктинском монастыре и мама ее отстояла. Но тогда удалось веско аргументировать это ценностью образования, которое увеличит вес Рейвен, как единственной наследницы одной из самых крупных межпланетарных корпораций.

В том, что полиция или любые другие социальные институты не вмешаются, Рейвен абсолютно не сомневалась. Даже успей она подать заявление на отца, что уже было маловероятно под неусыпным надзором, он наверняка выкрутится. Самые крутые адвокаты галактики тут же выставят контриски о клевете, и найдутся толпы свидетелей, как Рейвен счастливо живет у тетки где-нибудь на окраине Млечного Пути. А в худшем случае вообще объявят о каком-нибудь психическом заболевании и признают недееспособной. При таких вариантах замужество не выглядело как крайняя мера. И наверное, Рейвен даже не стала бы перечить, если бы в ее жизни не случился… Ник. И тут, вероятно, стоило бы обрадоваться, но осознание того, что она полюбила не реального человека, а всего лишь выдуманный образ, разъедало душу. Понимание ситуации окончательно покинуло Рейвен, когда Ник пообещал девушке полную свободу и вроде бы искренне попытался искать ее дружбы. Для выполнения брачного договора этого не требовалось абсолютно.

Как не требовалось и того внимания, которым Ник окружил Рейвен с первого же дня. Казалось, он всеми силами стремится продемонстрировать ей все возможности настоящей молодежной жизни, которые были ею упущены: они ходили в ночные клубы, летали ночью купаться в океане (Ник, правда, усмехаясь, объяснял, что обычно в таких случаях плавать принято совсем раздетыми, но понимает, что для Рейвен это уже чересчур) и смотреть подпольные гонки на аэрокарах. Парень действительно ничем не ограничивал ее свободы. Девушка дважды даже устроила негласную проверку. Первый раз объявила, что хочет попробовать покурить. И Ник, тяжело вздохнув, купил пачку сигарет и протянул ей одну. Рейвен демонстративно затянулась и совершенно неожиданно сильно закашлялась. Дым разъедал горло… в общем, она так и не поняла, что люди в этом находят приятного.

Второй раз был, когда она попросилась на мужской стриптиз. О, глаза Ника надо было видеть! Но он покорно сопроводил ее и на это шоу. Здесь Рейвен выдержала на несколько минут больше. Пока парни просто танцевали на сцене, она еще сидела, но, когда они начали активно раздеваться… Девушка просто резко схватила Ника за руку и выволокла на улицу. Она тяжело дышала от бега по коридору и была красная, как нектарин. Парень, казалось, с трудом сдерживался, чтобы не рассмеяться.