Сайберия. Том 2 (СИ) - Василенко Владимир Сергеевич. Страница 8
— Батюшка с братьями… В тайгу ходят, — после изрядной паузы, явно подбирая слова, ответила Варвара. — Охотой в основном промышляют. Ну, и так, всяким. Чего Мать-природа пошлёт.
Ответ был весьма уклончивым — с равным успехом Колывановы могли быть как обычными промысловиками, ходящими в леса за дичью, орехами и эмберитом, так и какими-нибудь разбойниками. По крайней мере, Варвара явно не хотела говорить об этом подробнее.
— А почему именно тебя послали учиться в город? — спросил я.
— Батюшка вас к себе взял с тем уговором, чтобы вы кого-то из детей грамоте обучили. И я самая способная оказалась. Мама твоя тебя учила, да и меня заодно. Вместе, бывало, целыми днями над книжками сидели… Вспоминаешь?
Я уже сказал ей о том, что у меня немного отшибло память после того, как я едва не погиб. Но девушка, кажется, не очень-то поверила.
Впрочем, по мере её рассказа в памяти и правда начали вспыхивать мимолётные, но яркие образы.
Огромная бревенчатая изба, больше похожая на терем. Колывановы были довольно зажиточными ребятами, не простые крестьяне.
Резные наличники на окнах, расписанная изразцами печь с лежанкой, застеленной косматыми медвежьими шкурами… Русоволосая веснушчатая девчонка, с которой мы, лежа бок о бок на животе и болтая босыми ногами, читаем по слогам потрёпанную книгу с незамысловатыми черно-белыми картинками. Книга явно не детская — судя по иллюстрациям, скорее что-то вроде словаря или энциклопедии.
Я вдруг словно увидел эту девчонку вживую — сосредоточенную, склонившуюся над книгой и смешно шевелящую губами. Зеленые, искрящиеся, как изумруды, глазёнки, весёлая россыпь веснушек на курносой физиономии.
И рядом с нами — темноволосая женщина в длинном сарафане, со сложным ожерельем на груди, состоящим из деревянных бусин разной формы, монет, светящихся кусочков эмберита, костяных дисков с какими-то примитивными символами…
— Богдан!
Полиньяк тронул меня за локоть, и я очнулся от нахлынувших воспоминаний — резко, будто вынырнул из омута.
— Немного начал припоминать, — пробормотал я. — У тебя ещё веснушки были тогда.
— Да, — смущённо улыбнулась Варвара. — Они и сейчас вылезают, когда на солнце побуду. Но уже не такие яркие.
— Расскажи подробнее. А про мать мою что помнишь?
— Дарина её звали. Чем она занималась, я не очень понимала, маленькая ещё была. Учила нас читать и писать. Шила, готовила, по дому помогала. А ещё, помнишь, мы с ней ходили в лес, она показывала нам травы всякие. Я однажды ещё в овраг чуть не провалилась, а ты меня вытащил.
— Что-то тоже припоминаю, но смутно, — ответил я, снова ловя после её слов целую россыпь коротких, но ярких флешбэков. Но сосредотачиваться на этих воспоминаниях пока было некогда — хотелось сначала расспросить Варвару подробнее. — А ещё?
— Вообще… — девушка слегка замялась. — Уже потом, когда я постарше стала, я поняла, что маму твою в деревне немного побаивались. Я слышала, как бабка Агафья шепталась с другими тётками, что она… ну… ведьма. И когда вы переехали в избушку на краю деревни, к вам туда редко кто из местных захаживал. Только по большой надобности.
— Например?
— Мама твоя травницей была, отвары всякие и припарки делала. Лечила людей. Но, говорят, не только это умела. Вроде как дар у неё какой-то был.
— Какой?
— Не знаю. Я уже сама плохо помню. Через две зимы вы опять куда-то уехали. А куда — никто не знал.
— А почему уехали?
— Не знаю. Но, мне кажется, во многом из-за тёток деревенских. Не любили они Дарину, за глаза всякие сплетни про неё собирали. Почитай, что только батюшка мой за неё и заступался. Но он тоже с остальными не очень ладил.
— А откуда мы к вам приехали, не помнишь?
Варвара снова виновато покачала головой.
— Помню, ты рассказывал, что до этого вы одно время вообще вдвоём жили где-то в лесу. Поэтому и обрадовался, когда переехали к нам — хоть было с кем поиграть. Мы с тобой много времени вместе проводили, хотя взрослые на это косо посматривали. После того, как ты уехал, у меня, почитай, и друзей-то больше не было. Сверстники надо мной больше смеялись…
Она вдруг встряхнула головой, будто отметая неприятные воспоминания, и улыбнулась.
— Впрочем, есть и хорошая сторона. За те два года, что вы с матерью прожили у нас в деревне, я многому от вас научилась. И полюбила книги. Батюшка решил отправить меня сюда, в Томск, собрал денег на обучение. Соседи, конечно, опять на смех подняли — ну какой из бабы изыскатель. Ну, ничего. Когда вернусь — посмотрим, кто смеяться будет.
Жак одобрительно поаплодировал ей. Я же и сам невольно помотал головой, отгоняя лезущие в голову воспоминания. С одной стороны, это была новая информация о моём прошлом, и она вызывала любопытство. Но вместе с тем было немного жутковато, потому что воспоминания были чужими. Пожалуй, впервые за всё время личность моего предшественника, настоящего хозяина этого тела, будто бы шевельнулась внутри, попытавшись отвоевать себе хоть немного места.
Получив хороший триггер, память Богдана начала всплывать целыми пластами. Я действительно вспомнил ту деревню. Старенькую избушку на холме, у самой кромки леса. И походы за травами, и рыбалку у заросшего камышом пруда, и штудирование книг. И деревенских пацанов, с которыми, правда, чаще приходилось драться, а не разговаривать.
И смешливую зеленоглазую девчонку, которая почти всегда сопровождала меня в этих нехитрых детских приключениях.
А вот образ матери так и не всплыл во всех подробностях, а маячил где-то рядом, смутный, но всегда ощущаемый. Темные волосы, запах трав, приметное ожерелье, тонкие, но крепкие ладони…
— Столько лет прошло… — задумчиво проговорил я. — Ты здорово изменилась. Я бы, наверное, тебя и не узнал, даже если бы не терял память.
— А я вот тебя сразу признала, — тихо проговорила Варвара.
Я виновато вздохнул.
— А больше ничего не помнишь? Может, гости какие-то к моей матери приезжали?
— Да много кто приезжал. Когда о ней молва пошла как о… целительнице, к ней даже из Тобольска наведывались. А уж из соседних деревень и подавно. Да и вообще, через Абалаково много народу проезжает — и военные, и охотники, и изыскатели. И всякий лихой люд, чего уж там. Мы ведь, почитай, на самом краю тайги живём. Дальше — уже совсем мелкие заимки.
Дальнейшие расспросы я решил отложить на потом — надо для начала самому разгрестись с нахлынувшими воспоминаниями.
— Да уж, вот так встреча, — покачал головой Полиньяк. — И что же, тебя отправили на учёбу сюда совсем одну? Тебе не страшно?
— Боязно, конечно, немного, — призналась Варвара. — Я не была раньше в городе, тем более таком огромном. Здесь всё так… по-другому. И люди другие.
— Если ты по поводу Кудеярова и его дружков — то не обращай внимания, — сказал я. — Мы тебя в обиду не дадим.
Жак тут же горячо подхватил эту идею.
— Да! Пусть только попробуют, и будут иметь дело со мной!
Варвара рассмеялась, взглянув на француза со смесью теплоты и снисходительности, как на отважно тявкающего щенка.
— Спасибо. Я помню, как ты за меня заступаться кинулся. Только зря ты так.
— Нет, не зря! Ты слышала, что они о тебе болтали? Они назвали тебя… Я даже повторять не буду! — гневно засопел Жак, снова сжимая кулаки.
— Да и господь с ними. Собаки брешут — ветер носит, — спокойно ответила Варвара. — Я к злым языкам ещё в деревне привыкла давно. А там все эти нападки куда обиднее, потому что они от людей, с которыми ты бок о бок живёшь.
— Но это… нес-пра-ведливо! — с усилием выговорив сложноватое для него слово, возразил Жак. — Это нельзя оставлять безнаказанным!
— Слова ранят, если только ты сама открываешь для них своё сердце, — мягко улыбнулась девушка. — Этому меня, кстати, Дарина, мама твоя учила, Богдан. Да и насмешки все эти глупые. Меня с детства дразнят за то, что я… высокая. Но что с того-то? Я ведь не виновата, что парней мне под стать сыскать сложно. Им, видно, завидно, что по сравнению со мной они чувствуют себя недомерками. Вот и бесятся.