Бремя одежд. Болотный тигр - Куксон Кэтрин. Страница 34

Он остановился и потянул за собой Грейс. Она ничего не ответила, тогда он сказал:

– Вы мне не верите? – Его и без того выпуклые глаза сейчас, казалось, были готовы вылезти из орбит.

– Мы будем танцевать дальше?

Танцующих было так много, что инцидент остался незамеченным.

– Послушайте… – Фарли настойчиво привлек Грейс к себе. – Я знаю девушек… я знаю женщин, всех сортов, всех классов. О, да, малыш Бертран немало повидал.

Его движения снова стали замедляться, и Грейс сказала:

– Нам лучше сесть.

– Нет, нет, – он начал вальсировать быстрее – Я не пьян, не думайте, что я пьян. Я выпил немного. Канун нового года… нет… уже первый день нового года. Идет война – вам это известно? В любой момент малыш Бертран может уйти на фронт и погибнуть, и тогда вы пожалеете о том, что не были ласковы с ним.

– Вы перестанете говорить глупости, или я сяду сама? Вместо ответа Фарли начал танцевать еще быстрее.

Но когда он споткнулся, и Грейс чуть не упала вместе с ним, она силой остановила его и холодно сказала:

– Я думаю, нам все-таки лучше сесть.

– Хорошо, хорошо, все, что пожелаете. Вы приказываете – я повинуюсь. Да еще как! Давайте посидим на балконе, а? В лунном свете на балконе. Так поступают злодеи. Когда злодей охотится за женой священника, он ведет ее в лунную ночь на балкон.

Слушая всю эту нелепицу, Грейс рассмеялась. Ей следовало или рассердиться, или рассмеяться – она выбрала последнее.

– Вам нужно выпить крепкого кофе.

– Как скажете. Ведите меня за собой. Кофе так кофе. Пусть будет кофе. В этом кабаке, пожалуй, ничего покрепче не найдется. Старик Баркер распродал все свои запасы. Мы заходили к нему – он сухой, как вяленая рыба. Ни капли. Вот что делает война. Хотят, чтобы мы проявляли чудеса храбрости, и не дают огненной воды… Идиотизм, – слегка покачиваясь, Фарли шел за Грейс по коридору в направлении школьной кухни.

В кухне оказались только миссис Туэйт и Кейт Шокросс. Грейс, посмотрев на миссис Туэйт, спросила:

– Кофе остался, миссис Туэйт?

– Да, много, – женщина подняла кувшин, стоявший на плите.

– С Новым Годом, мисс Шокросс, – Бертран Фарли низко поклонился начальнице почты, но та, одарив его взглядом, в котором не было ни христианского милосердия, ни праздничной терпимости, прошла мимо, не сказав ни слова, и покинула кухню.

– Ну, вот, она думает, что я пьян. Я… я не пьян, верно? – теперь он обратился к миссис Туэйт. Маленькое плотное тело женщины заколыхалось от смеха, и она сказала:

– Ну, я бы не сказала, что вы пьяны, мистер Фарли, но я бы и не сказала, что вы капли в рот не брали, – и, смеясь высоким голосом, она тоже вышла.

– Вот, выпейте – Грейс подала ему чашку черного кофе. Ей никогда не нравился Бертран Фарли, но, как ни странно, в данный момент она не находила в нем ничего, что могло бы вызвать ее антипатию. Он был глуп, невежествен, а сейчас к тому же и пьян, но он знал, что следующий Новый Год встречать ему, может, и не придется.

– Спасибо. Спасибо, моя прекрасная леди, моя чудесная богиня из первоклассного пастората, – он отпил глоток и скорчил ужасную гримасу. – О!.. Боже мой! Ну и напиток! И все же благодарю вас… Грейс. Красивое имя – Грейс. Однажды я посвятил вам стихотворение. Ага… вас удивляет, верно, что я могу сочинять стихи? О, я человек серьезный. Вам следует узнать меня получше. Как насчет того, чтобы узнать меня получше, Грейс?

– Не говорите глупостей.

– Клянусь Богом, это не глупости. Честно, я много думал об этом. Что скажете, а? Как? Я посвящу вам еще одно стихотворение… стихотворение о Грейс… о милой Грейс. Ха-ха! Как забавно: милая Грейс – Грейс Дарлинг. [17]

Она отвернулась, чтобы поставить кувшин на плиту, и в этот момент Фарли обнял ее за плечи.

– Грейс Дарлинг – милая Грейс, – повторил он. Ситуация больше не забавляла ее, и она уже хотела стряхнуть его руку, как вдруг от двери раздался голос:

– Грейс.

Они оба повернулись – на пороге стоял Дональд.

– Ты готова идти домой?

– Да. О, да, – она торопливо шагнула ему навстречу.

– Я… я как раз говорил вашей… вашей жене… – нетвердыми шагами Фарли направился к Дональду, потом покачал головой. – Так что я ей говорил? Ах, да, – и, нацелив палец в грудь Дональда, он продолжал: – Вы знаете, что у вас очень красивая жена, мистер священник? Вы знаете, что вы – счастливый малый, а? И я хочу вам сказать еще кое-что. Мне всегда хотелось сказать вам об этом. Эта девушка, эта кра… красивая девушка не должна бросать пиа… пиани-нино. И еще…

– Боюсь, у меня нет времени слушать вас, – холодно произнес Дональд. Он с нескрываемой ненавистью посмотрел в часто моргающие, затуманенные глаза молодого Фарли и быстро зашагал по коридору вслед за Грейс…

Десять минут спустя они поднимались по холму в направлении дома, и Дональд – в третий раз с тех пор, как они покинули школу, – проговорил:

– Не считай меня за дурака. Я же слышал, что он сказал. Он назвал тебя «милой Грейс», а мужчина, пьяный он или трезвый, никогда не скажет такое экспромтом – и не уверяй меня.

Грейс уже рассказала ему, что произошло на самом деле. Это объяснение должно было снять с нее его обвинения, и теперь она молчала. Когда они достигли аллеи, ведущей к дому, Дональд, который все еще выговаривал ей, заметил:

– Ты забываешь о своем положении. Ты – жена священника, но ты об этом часто забываешь, а…

– А Грейс Дарлинг была дочерью смотрителя маяка, – дерзко воскликнула она. – Говорю тебе, Дональд, он намекал на героиню, он не имел в виду меня…

Они находились в гостиной. В камине весело горел огонь, а первая в жизни Стивена новогодняя елка сверкала украшениями в дальнем углу комнаты. Ветки остролиста были укреплены под разноцветными тарелками, высоко укрепленными на стойках по всем стенам. Обстановка напоминала рисунки на рождественских открытках: она была очаровательной, теплой, манящей, но в тот момент Грейс ненавидела весь этот дом – и его хозяина. Больше всего хозяина: он стоял с твердым намерением продолжать свой перекрестный допрос до тех пор, пока она не признается. Признается? Но в чем? Она сказала ему правду.

– Ладно, может, я чего-то недослышал, но когда я увидел, как он обнимает тебя… меня что, и глаза подвели?

Грейс повернулась к нему спиной. Все, хватит, она больше не может слышать его голос. Надо бороться с ним тем же методом, решила она. Круто повернувшись к Дональду, она сказала:

– Нет, твои глаза не подвели тебя – так же, как и мои – меня, когда я увидела, как ты держишь за руки Кейт Шокросс в церковной ризнице.

Если бы она направила ему в грудь дуло пулемета, эффект не был бы таким потрясающим. Грейс закричала:

– Да, да, теперь обвинять буду я, а ты объясняйся, как можешь. «Дорогая, дорогая Кейт, – передразнила она, – что бы я делал без вас? Дорогая… дорогая Кейт!»

– Замолчи! Замолчи! – Дональд побагровел, как индюк. – Это было не так, ты все неправильно поняла.

– О, да, я… я неправильно поняла, – она запрокинула голову и неприятно засмеялась. – Ладно, пусть я все неправильно поняла, но тем не менее вы стояли в ризнице и крепко держались за руки, и она смотрела на тебя с обожанием.

– Прекрати, слышишь! Я помню тот случай, но все было совсем не так. Я просто благодарил ее за ту работу, которую она выполняет для церкви.

– Да, да, я понимаю. А еще ты успокаивал ее, потому что она огорчалась из-за того, что войны не будет, и ей не придется командовать в деревне таким же образом, как она командует в церкви.

– Грейс, если ты скажешь еще хоть слово!.. – Дональд угрожающе надвинулся на нее.

– Ну, и что же ты тогда сделаешь? – некоторое время они в ярости смотрели друг на друга, потом Грейс добавила: – Пьяный парень распустил язык, и это дало тебе повод обвинять меня в том, что я поощряю его. Что сотни людей, мол, были этому свидетелями, когда я танцевала с ним. Зато я видела, как ты занимался любовью с Кейт Шокросс…