Метель или Барыня-попаданка. Мир (СИ) - Добровольская Наталья. Страница 14
Так что никакого "хруста французской булки" нет и не было, а была жесточайшая эксплуатация крестьян и полное их бесправие и зависимость от своего хозяина-помещика. И как мне объяснить соседям, с чего вдруг их "коллега-дворянка" решила пойти поработать, а своим бывшим крепостным стала платить зарплату, оплачивать больничные, предоставлять отпуск, т. е. предоставлять весь тот социальный пакет, который в нашем мире воспринимается как нечто разумеющееся? Оказывается, не так-то просто нести просвещение в массы, когда эти массы этого категорически не хотят. Вот обо всем этом мне нужно было поразмыслить.
А ещё мне было интересно посетить Смоленск, Дорогобуж, Санкт-Петербург, увидеть, как живут в деревнях, посмотреть на людей той эпохи. Я получила такую уникальную возможность – увидеть Александровскую или Пушкинскую (хотя Пушкин в это время ещё мальчик) эпоху своими глазами.
Но самое важным для меня оставалось спасение людей от наступающей через полгода Отечественной войны и помощь русской армии и просто обычным людям этого времени. Для этого надо было сделать запасы, простейшие укрытия, все то, о чем я уже думала. Но своими только руками и силами я особо сделать ничего не могла, значит, надо искать помощников и здесь, в прошлом, и в будущем.
Полагала я привлечь к этому и отца Павла, и Карла Карловича, только вот все никак не могла решить, как это сделать. Сильно раскрываться, очень кардинально изменять свое поведение было небезопасно, это бы вызвало подозрение – жила себе такая обычная барыня, а теперь чудит что-то непривычное – а значит, опасное! Так что надо было делать это потихоньку, исподволь, неявно! Как говорили в знаменитом фильме "Щит и меч": "Вживаться, вживаться, вживаться. Нужен Иоганн Вайс. Не нужен и ещё долго будет не нужен Александр Белов." Так и тут, мне надо было только вживаться и не торопиться, чтобы не подставиться ни в прошлом, ни в будущем!
Решила я начать с самого простого – еще раз уточнить списки всех моих крестьян по "Ревизским сказкам" вместе с Василием Васильевичем, отцом Павлом и Авдеичем, чтобы определиться, кто что может сделать полезного для себя и меня. Так я и сделала, в ближайшее время вызвав всех к себе в именье. Сначала они робели передо мной, но потом успокоились и разговорились. Были уточнены все умершие и родившиеся и я попросила отца Павла отслужить молебны по упокоившимся и новорожденным, что было принято хоть и с удивлением, но очень благосклонно.
Я сказала, чтобы начали делать заготовку дров и небольшие заимки в лесу для их хранения, а также засеки в наиболее проходимых местах, чтобы войска французов по ним пройти позже не смогли. Передала я и поручение Гавриле начать изготовление ларей, бочек, разных сундуков для припасов. Местной травнице наказала заготовить побольше сосновых почек и иголок, а также коры ивы, которая была прекрасным заменителем аспирина и прочих антибиотиков.
Сказала надрать побольше лыка – луба, мягкой части коры липы и других деревьев и наплести побольше лаптей, да наделать коробов и разных ларей. Все это было в рамках привычного и особого удивления не вызвало. Я знала, что в это время крестьяне-охотники использовали силки, разные капканы и простые кремневые ружья, которые были дешёвыми и доступными и пороха требовали мало. Вот их я и предполагала купить для вооружения крестьян и поэтому предупредила старосту и управляющего, что если они где услышат, что кто-то продает их, сообщать мне. Я думала создать потом из парней деревень что-то типа отрядов самообороны для охраны своих и соседних деревень, которые в дальнейшем могут стать основой партизанских отрядов, действующих в тылу у французов (чуть не написала – немцев). Решила я и будущем попробовать приобрести какое-то оружие, на которое не нужно разрешений и специальных документов, а если это невозможно, хотя бы стволы для более совершенных ружей. Приклады для них и сами крестьяне выточат, именно под себя.
Но война войной, но жизнь-то продолжается. Требовалось в дальнейшем устраивать и личную жизнь Машеньки, искать ей хорошую партию, заводить знакомства в свете и так далее, и так далее. Но нужны были деньги, и я все размышляла, где их добыть.
В будущем я имела небольшие накопления, получая достаточно, тратила немного, вещизмом особо не страдала, стараясь иметь нарядов поменьше, но качественных и подходящих друг к другу, но эти деньги были не бесконечны, их как-то надо было пополнять.
Неожиданно подсказку мне дали сами мои люди. Лукерья с помощью других деревенских девушек за эти дни навязали столько разных носочков, варежек, передали мне прекрасные тканные полотенца с вышивкой, а мои девчушки сделали на пяльцах такие замечательные воротнички и манжеты, даже простейшие митенки получились такими красивыми, что я поняла – вот она, прибыль.
Хоть и не продаются дорого такие вещи в России, большинство женщин, особенно в возрасте, сами все умеют делать, покупают такие вещи редко. Но у меня был через знакомую выход на иностранцев, которые всегда высоко оценивали такой "хейд-мейд" и с удовольствием его покупали, так как делать подобные искусные чудеса не умели, а вещи действительно были необычными.
Так что я, спросив у Лукерьи, есть ли запасы шерсти, на что она ответила, что немного есть, приказала после святок деревенским девушкам ее чесать, прясть, а потом вязать всего побольше в счет оброка, который они мне должны выплатить. Это меня устраивало, но я решила еще раз все четко уточнить – что крестьяне могли и делали как барщинные работы, а что – как оброк.
Еще одну идею подсказали мужчины – Авдеич выполнил свое обещание буквально через день, прислав целую подводу дров, а сверху огромный мешок рыбы, хоть и речной, но очень вкусной, часть которой мы засолили, а часть оставили коптить. Две огромнейшие щуки, прямо как в сказке о Емеле, я решила оставить и сделать и здесь, и в будущем, знаменитую рыбу "фиш", рецепту которой меня научила одна из бабушек еще прошлых моих выпускников.
Выполнила и я свое слово – передала в счет оплаты за рыбу и дрова два мешка муки с пожеланием напечь из нее хлеба для общины на праздники и раздать всем нуждающимся. Позже я узнала, что все было так и сделано с благодарностью. Ведь хотя все запасы и были общинными, я могла бы и не заплатить, что дворяне нередко и делали в нарушении закона. А тут я еще раз подтвердила свою репутацию человека слова, что прибавило уважения ко мне как к хозяйке.
Вообще мифы о забитых крестьянах были достаточно условными, общине принадлежали и земля с посевами, и часть покосов, и лес, и озеро. Другое дело, что количество земли у крестьян было небольшим, она была истощена, урожай "сам треть" уже считался хорошим, никаких удобрений не применялось, только навоз, да и то не всеми, многие просто брезговали удобрять землю "г…ном". Величина надела зависела от количества мужчин, недаром у Некрасова "Мужичок с ноготок" говорит: "Семья-то большая, но два человека всего мужиков-то – отец мой и я!".
После смерти или выбытии одного из работников наделы перерезались, земля постоянно менялась, что также не способствовало вложению в нее удобрений – зачем заботиться о том, что потом отойдет другому. Но община была сильна своей поддержкой, в сельской общине крестьянин рождался, жил, работал и умирал. Труд на земле был тяжелым, изнуряющим. Без поддержки односельчан выжить было в сотни раз тяжелее, иногда просто нереально. Потому изгнание из общины было суровым наказанием. За что же односельчане могли изгнать крестьянина?
В селах царили строгие нравы. Криминальные личности, в том числе воры, удалялись из крестьянской среды, причем закон давал на это полное право. Антиобщественное поведение строго порицалось, виновники изгонялись. Собирался сельский сход, на котором "по косточкам" разбирались поступки претендента на изгнание. Часто формулировка "дурное поведение, которое явилось в воровстве и непомерном употреблении водки" уже обеспечивало человеку самое страшное наказание – изгнание из общины, таких людей называли "извергами", так как их "извергали", отлучали от общей жизни.