Алая аура протопарторга. Абсолютно правдивые истории о кудесниках, магах и нечисти самой разнообразн - Лукин Евгений. Страница 59
Помещение редакции «Ведуна» было тесным, как лабиринт, на чём, собственно, сходство и кончалось. Заблудиться в шести пенальчиках, гордо именуемых кабинетами, сами понимаете, затруднительно. Даже апартаменты редактора, если и превышали размерами узкий жилой чуланчик в однокомнатке Ефрема Нехорошева, то не намного.
При виде Глеба редактор Ларион Маркелович, представительный, смолоду седовласый мужчина с красивым, но вечно испуганным лицом, встал во весь рост из-за стола и осторожно, чтобы невзначай не ушибиться о мебель, раскинул руки.
– Глеб! – шумно возликовал он. – Ну наконец-то!
– Привет, – сказал Портнягин, прикрывая за собой дверь. – Что у тебя опять стряслось?
Несмотря на солидную разницу в годах, оба вели себя друг с другом как ровесники. Так уж сложилось.
– Чаю? Кофе? Водки?
– Чаю, – вклиниваясь между столом и стулом, сказал Портнягин. – Кофе ты варить не умеешь.
– Да он растворимый!
– Тем более.
От присутствия двух крупных мужчин в помещеньице стало совсем тесно, поэтому чай Маркелыч заваривал скупыми точными движениями и всё равно пару раз угодил локтем в стекло припавшего к стене плоского шкафчика, где хранилась коллекция призовых оберегов.
– «Письмецо в конверте»? – полюбопытствовал Глеб.
– Да, – отрывисто ответил редактор. – Письмецо. – Втиснулся за стол, выдвинул, насколько это было возможно, ящик и достал прихваченные единой скрепкой два тетрадных листочка и конверт – всё лежалое, желтоватое. – Вот, ознакомься…
– «Дорогая редакция! – заранее нахмурясь, прочёл Портнягин. – Пишет Вам Ваша давняя подписчица, домохозяйка Пелагея Чиркуль…»
Ничего из ряда вон выходящего письмо не содержало. Крупными округлыми буквами подписчица извещала о том, что сочинила стихотворение, каковое прилагает отдельно с надеждой на публикацию. Если же редакция сочтёт, что затронутая тема не имеет отношения к оккультизму (предупреждала Пелагея Чиркуль), то это стихотворение только с виду бытовое, а на самом деле мистическое, поскольку под упомянутой в нём темницей надлежит разуметь нашу физическую оболочку, а под узником – астральное тело.
Судя по некоторым особенностям наклона и начертания букв, всё изложенное было оголтелым враньём. Но не более того. Ни магических знаков, ни следов заговора Глебу обнаружить не удалось.
– И что? – с недоумением спросил ученик чародея, бережно принимая чашку чая на крохотном картонном поддончике.
– Теперь стишок прочти!
Портнягин освободил от скрепки второй листок.
– «Узник», – несколько озадаченно огласил он. Хмыкнул, пробежал глазами первые строчки. – По-моему, я это уже где-то читал…
– Я – тоже, – мрачно откликнулся редактор.
– Нет, это не ко мне, – решительно сказал Глеб, возвращая бумаги и скрепку. – Это к участковому. Или к психиатру.
Такое впечатление, что Леонид Маркелович был слегка шокирован портнягинской прямотой.
– Глеб! – пристыдил он. – Ты же колдун! Как ты можешь?
– А что я такого сказал?
– Ты что же, хочешь, чтобы мы вернулись во времена воинствующего материализма? – Редактор был не на шутку взволнован. – Чтобы снова невинных людей огульно обвиняли в литературном воровстве? Высмеивали всенародно, издевались, к позорному столбу ставили…
– Так если воруют…
Маркелыч поник, вздохнул судорожно.
– А вдруг нет? – спросил он с тоской. – Вдруг надиктовал он ей? Из некромира, а?.. Были же случаи: вселится в человека дух Бунина… или Ахматовой… Ты же колдун, Глеб! – беспомощно повторил он. – Стало быть, должен понимать, что временное подселение души – никакая не выдумка!
– Ну, публикуй тогда…
– Щаз! – огрызнулся редактор. – Представляю, как это будет выглядеть! «Узник». Стихотворение Пелагеи Чиркуль…
– Тогда не публикуй…
– Хорошо тебе! – жёлчно позавидовал Маркелыч. – А мне как прикажешь быть? Стоит только произнести слово «плагиат» – такое начнётся! Прикинь: редактор оккультной газеты, отрицающий возможность инкарнации…
– Маркелыч! – с ухмылкой перебил ученик чародея. – Ты кому зубы заговариваешь? Придумал – инкарнация! Тогда бы от письма знаешь какой аурой разило? А не разит… Ну я тебе говорю: никто в твою Пелагею не вселялся!
– А как докажешь? – глухо сказал осунувшийся от переживаний редактор. – Мало ли что вокруг письма ауры нет! Значит, вокруг черновика была… А черновик наверняка уже выброшен! Ищи-свищи… Мы же мистики, Глеб! – с душераздирающей проникновенностью напомнил он. – Ну не можем мы вот так… грубо, бездуховно… Не имеем права! Подписчиков растеряем! И так уже вон на ладан дышим…
Портнягин прыснул.
– Ты знаешь что? – предложил он. – Ты стишок тисни, а фамилию автора поставь настоящую…
– Тогда уж давай всего Крылова с Державиным печатать! – вспылил редактор. – Из номера в номер…
– Хитрый ты мужик, Маркелыч, – проницательно заметил Глеб, прихлёбывая чаёк. – Чего ты от меня хочешь-то?
Редактор скроил виноватую мину, что совершенно не шло к его мужественному благородно-седовласому облику:
– Пригрозил бы ты ей, а? Из астрала…
Портнягин усмехнулся.
– С этого бы и начинал, – сказал он. – Ладно. Попробую.
Старый колдун Ефрем Нехорошев сидел на табурете и кормил учёную хыку. Ну и натаскивал заодно. Создав шарообразную мыслеформу «за кандидата агитировать пришли», чародей направлял её в сторону койки, но, как только из бездонных подкроватных глубин раздавалось нетерпеливое алчное поскуливание, менял установку – и лакомый пузырь положительной энергии, игриво пританцовывая, отлетал на безопасное расстояние. Хыка сплошь и рядом оказывалась проворнее: следовал неуловимый бросок из-под кровати – и мыслеформа исчезала, не успев сманеврировать. Серо-белый кот Калиостро, равнодушный к подобным забавам, как всегда, дрых на мониторе, подложив заднюю лапу под голову. Куда он при этом девал три остальные – неясно.
Потом пришёл Глеб Портнягин. Видя, что учитель занят, мешать не стал и, лишь когда с кормёжкой было покончено, спросил озабоченно:
– Ефрем! Дух Пушкина с того света поможешь вызвать?
Старый колдун с недоверием покосился на ученика:
– Зачем тебе?
– Да тётка одна у него «Узника» слямзила. Маркелыч пугнуть просил, а то достаёт – требует, чтоб напечатали…
– Возьми сам и пугни, – резонно заметил чародей. – Дух-то чего тревожить? Ему и так от спиритистов покоя нет.
– Сложно, что ли?
– Почему сложно? Незачем.
– Нет, ну… для достоверности…
– Учишь тебя, учишь… – заворчал колдун, сердито запахивая халат. – Ну ты сам прикинь: эта твоя тётка, что стишок слямзила, она хоть раз настоящего Пушкина видела? Нет! А увидит – так не поверит. Какой же это, скажет, Пушкин? Чистый жидёнок в бакенбардах! Она ж его только по школьному учебнику знает! Вот, стало быть, по школьному учебнику и работай…
Портнягин хмуро выслушал наставника, поразмыслил. С одной стороны, Ефрем, как всегда, был прав, с другой – предложение его показалось Глебу несколько унизительным. Колдун – и вдруг школьный учебник…
– А на будущее мой тебе совет, – сурово добавил старый чародей. – Исторических личностей – не замай! Мало того что он в натуральном своём виде нагрянет – ещё, не дай бог, правду начнёт пороть! Всех клиентов пораспугаешь…
– Ну, мне тоже, знаешь, как-то неловко к ней в виде Пушкина являться… – неуверенно возразил Глеб.
– А ты фантом смастрячь, – лукаво подмигнув, подсказал ему Ефрем.
Фантом мастрячили вместе. Портнягин, напрягшись, сотворил огромную мыслеформу «А. С. Пушкин», после чего учитель и ученик принялись доводить её до совершенства. Ефрем тоже увлёкся. Сначала только подсказывал, потом не выдержал, отодвинул Глеба в сторонку и взялся за дело сам.
Пушкин вышел великий и ужасный. Метровый размах бакенбард, безумные глаза арабского скакуна. Или венецианского мавра – в пятом акте. Особенно хорошо удался дуэльный пистолет, дуло которого неистовый классик должен был, по замыслу, приставить ко лбу бессовестной Пелагеи Чиркуль.