Алая аура протопарторга. Абсолютно правдивые истории о кудесниках, магах и нечисти самой разнообразн - Лукин Евгений. Страница 9
– Продолжать движение! – с ненавистью скомандовал Тормошило и спланировал на основание одной из опор, где, свесив копыта, сидел ещё один бес-загребала по кличке Собачий Зуд.
– Зря ты… – равнодушно заметил он опустившемуся рядом Тормошиле. – Амнистированных всё-таки в смолу кунать не положено. Смотри, нагорит…
– С ними иначе нельзя, – отвечал ему нервный Тормошило. – Им поблажку дай – роги отвернут в два счёта… А что, Хвостач здесь?
– В город полетел, – отозвался Собачий Зуд, притапливая багром высунувшуюся из смолы грешную голову. – Насчёт дегтя…
Тормошило насупился.
– Скурвился Хвостач, – мрачно сообщил он. – Как тогда начальником поставили – так и скурвился…
Собачий Зуд притопил ещё одного грешника и с любопытством поглядел на товарища:
– А что у вас с ним вышло-то?
– Да не с ним! – с досадой сказал Тормошило. – Третьего дня дежурю в реанимации… Ну из-за этого… Да ты его знаешь! Там взяток одних… Всё никак помереть не может!
– Ну-ну!
– Ну вот, стою, жду, багорик наготове… И вдруг – фрр! – влетают…
– Кто?
– Да эти… пернатые… с Чистилища! Один зелёный, с первого уступа, а второй, не знаю, с седьмого, что ли?.. Блестящий такой, надраенный… «О, – говорят, – а ты что тут делаешь?» – «Как что, – говорю, – грешника жду». – «Ты что, – говорят, – угорел? Грешника от праведника отличить не можешь?» – «Это где вам тут праведник, – спрашиваю, – это он, что ли, праведник? Вы на душу его посмотрите: копоти клок – и то чище!..» А они, представляешь, в рыло мне смеются: ладно, говорят, отмоем… А? Ничего себе?
– Д-да… – Собачий Зуд покрутил головой.
– Ну я разозлился, врезал одному багром промеж крыл… Короче, я – на них телегу, а они – на меня…
Собачий Зуд слушал, сочувственно причмокивая и не замечая даже, что во вверенном ему квадрате из смолы торчат уже голов десять с приоткрытыми от любопытства ртами.
– Ну а душа-то кому пошла?
– Да никому пока… – расстроенно отозвался Тормошило. – Опять откачали… Может, ему мученик какой родственником приходится, откуда я знаю!.. Нет, но ты понял, что творят? Начальнички…
– А Хвостач, значит, связываться не захотел?
Тормошило открыл было рот, но тут сверху послышался треск крыльев и звонкий поцелуй пары копыт о каменное покрытие моста. Головы грешников мгновенно спрятались в смолу.
– О! – Скривившись, Тормошило кивнул рогом. – Лёгок на помине. Сейчас начнёт орать, почему колонна без присмотра…
Над гранитной кромкой показалось ликующее рыло Хвостача.
– Эй, загребалы! – позвал он. – Посмеяться хотите?
– Ну? – осторожно молвил Собачий Зуд.
– У Харона ладью угнали! – распялив в восторге клыкастую пасть, сообщил Хвостач. – Ох и начнётся сейчас!.. – Ударил крыльями и понёсся ласточкой к следующей опоре.
Загребалы ошарашенно переглянулись. Первым опомнился Собачий Зуд.
– Бардак… – безнадёжно изронил он и притопил со вздохом очередного не в меру любопытного взяточника.
Глава 4
Командированные
Грязный отвратительный буксир, впряжённый в допотопную ржавую баржу, стоя, можно сказать, на месте, с тупым упорством рыл зеленоватую волжскую воду. Злобился и ворчал бурун. На баке над распростёртым телом товарища стояли и беседовали два матроса. Один – коренастый, насупленный, весь поросший густым проволочным волосом. Другой – румяный красавец с придурковатым, навсегда осклабившимся лицом.
– Ишь! – злобно цедил коренастый, с завистью глядя на привольно раскинувшееся тело. – Залил зенки с утра – и хоть бы хны ему!
– Да тебе-то что?
– Мне – ничего. А тому, кто на его место придёт, думаешь, сладко будет с циррозом печени? Надо ж немного и о других думать!
– Мнится: ангельские речи слышу, – глумливо заметил румяный. – А сам-то что ж ревизоршу багром закогтил? Всех ведь, считай, подставил!
Коренастый насупился, закряхтел.
– Не устоял, – сокрушённо, со вздохом признался он. – Да и домой что-то потянуло…
Капитан (громила с длинным равнодушным лицом), возложив татуированную длань на штурвал, нехотя доцеживал сигарету. Гладкие волны, как в обмороке, отваливались от мерзкого судна.
Ничто, казалось, не предвещало грозы, когда из безоблачного неба пала с шелестом разящая чёрная молния. Ударом ветра развернуло линялый флаг и сохнущее на снастях бельё. Матросы остолбенели. На палубе, распялив кожистые крылья и злорадно скаля клыки, стояло адское создание с шерстистым уродливым ликом.
– Отцепляй, в превыспреннюю, баржу! – гаркнуло оно капитану, ударив в настил чёрным от смолы багром.
Спящий на баке матрос приподнял всклокоченную голову, поглядел заплывшим глазом – и снова заснул. То ли крылатый бес был ему уже знаком по белой горячке, то ли матросик принял его спросонья за кого-нибудь из команды.
На обветренных скулах капитана обозначились желваки. Двумя пальцами он изъял изо рта окурок и, выщелкнув его за борт, процедил:
– Борода, штурвал прими…
И, не сводя с адского творения неприязненных глаз, спустился по железной лесенке на палубу. Безбоязненно приблизился почти вплотную.
– Что за дела, Хвостач? – угрожающе выговорил он, подавая звук несколько в нос. – Там ты меня доставал, здесь достаёшь… Что за дела?
– Баржу отцепляй, – ласково повторил гость из бездны.
Сняв с красного щита по противопожарной принадлежности, подошли оба матроса. Борода (кстати, не то чтобы гладко выбритый, но уж во всяком случае не бородатый) с нездоровым любопытством следил за ними из-за штурвала.
– А ты мне здесь кто? Начальник? – не менее ласково осведомился капитан. – Баржу ему отцепляй! Да в этой барже одних бушлатов на весь второй круг! Сдам только Харону и каптенармусу. Под расписку.
– Да не отсвечивай ты, Хвостач! – хмурясь, проворчал коренастый. – Вон с берега уже пялятся! За рубку зайди.
Вчетвером они отошли за рубку.
– Ну, в чём дело?
– Побег, – сказал Хвостач. – У Харона кто-то ладью угнал. В общем, так: руби концы – и полным ходом на Баклужино. Может, он ещё из протоки не выплыл…
– Так кто бежал-то?
– А я знаю? Если бы Харон сразу спохватился! А то гонял два дня веслом какую-то душу по берегу – делать ему больше нечего!..
Кто-то присвистнул.
– Два дня? Так это ладью уже наверняка в Волгу вынесло…
– Значит, всю Волгу обшарь, но найди!
– А сам-то чего ж? – осклабившись сильней обычного, осведомился румяный. – На крыльях-то, чать, сподручней…
– Посоветуй мне, посоветуй! – огрызнулся Хвостач. – Придумал: на крыльях! Средь бела дня!
– А что ж на палубе стоял, светился, раз такой осторожный?
– Ну хватит! Поговорили! Отцепляйте баржу!
– Да пошёл ты!.. – лениво сказал капитан. – Вот вернёмся в Злые Щели – там и покомандуешь.
– А что ж ты думаешь? – злобно сказал Хвостач, прожигая его взглядом. – И покомандую. Попомни, Забияка: ты у меня в Злых Щелях из обходов вылезать не будешь!
Прянул в воздух и стремительным шуршащим зигзагом ушёл в зенит. Чёрной молнии подобный. Плеснуло сохнущее на снастях бельё.
– Настучит… – со вздохом обронил Борода.
Запрокинув равнодушное лицо, капитан смотрел в небо. Смотрел, не щурясь. Зрачки – с иголочное остриё.
– Начальнички, – проворчал он наконец и, сплюнув за борт, снова полез в рубку. – Один одно командует, другой – другое… Не знаешь уже, кого слушать.
– Это точно, – отозвался румяный матрос, вешая топорик на пожарный щит.
Борода, уступивший штурвал капитану, заржал.
– Сижу это я раз в одном бесноватом, – начал он, спускаясь по лесенке на палубу, – и приходят эти… заклинатели. Штук семь. «Именем, – говорят, – того Иисуса, Которого Павел проповедует, приказываем тебе выйти из этого человека». А я им и говорю: «Иисуса знаю, Павла знаю, а вы кто такие?» Как дал им, как дал! Они от меня два квартала нагишом драли!