Искушение Эльминстера - Гринвуд Эд. Страница 21

Несколько шагов спустя он получил мрачный ответ. Что-то тусклое и желто-серое хрустнуло под его сапогами. Как оказалось, не камень, а кусок черепа… вернее, теперь несколько кусков. Он отвернулся и мрачно зашагал дальше. Еще один шаг, еще один треск; на этот раз длинная кость. И один, и четвертый… он шел по мертвецам. Обглоданные человеческие кости были разбросаны повсюду в Хаммершоу. То, что он принял за рухнувшие перила на маленьком бревенчатом мосту через извилистый ручей, на самом деле было клубком скелетов, чьи руки свисали почти до воды. Эл пригляделся, увидел по меньшей мере восемь черепов, вздохнул и поплелся дальше, оглядываясь по сторонам среди накренившихся повозок и дворовых ворот, быстро исчезающих под кустами ежевики и ползучей высокой травой, которая уже заняла дворы за ними.

Теперь в Хаммершоу пребывали только мертвецы. Эл заглянул в один дом, просто чтобы посмотреть, не уцелело ли что-нибудь интересное, и был вознагражден коротким взглядом на осевший человеческий скелет на каменном стуле. Пятнистые витки пробудившейся змеи скользили между костями, когда змея по спирали поднималась, чтобы свернуться кольцом на верхушке стула. Она искала высоту, чтобы лучше нанести удар по незваному гостю. Когда её шипение стало громче в разоренной комнате, Эльминстер решил не оставаться, чтобы изучить точность и длину броска змеи.

Дорога за Хаммершоу выглядела такой же заросшей, как и деревня. Одинокий стервятник кружил высоко в небе, наблюдая, как нарушитель пересекает исчезающий путь через холмистые земли к Дриндену.

Дринден был городом, славившимся мельницей и оживленным рынком, если можно было доверять воспоминаниям еще бодрых стариков. И все же эта некогда шумная деревушка теперь превратилась в очередные развалины, такие же пустынные, как и первая деревня. Эл стоял на центральном перекрестке и мрачно смотрел на небо, которое медленно серело от рваных, похожих на дым грозовых облаков. Затем он пожал плечами и пошел дальше. Пока бумага и компоненты остаются сухими, какое значение имеет небольшой дождь? Однако дождя не было, когда Эл направился на северо-запад, вверх по крутому склону, огибавшему чахлый лес, который когда-то был фруктовым садом. Небо начало становиться молочно-белым, но земля оставалась пустынной.

Ему сказали, что Повелительница Теней ездила по этим землям в компании рыцарей тьмы, и ему следовало бы опасаться их жаждущих клинков, готовности к предательству и жестокого пренебрежения к сдаче или соглашениям. И все же, когда он шел в сердце владений Повелительницы Теней, он был, казалось, совершенно одинок в пустынном царстве. Не раздавалось ни стука копыт, ни труб, и никто не грохотал по дороге, чтобы бросить вызов мужчине, идущему с седельной сумкой, перекинутой через плечо.

Было уже поздно, и небо только что прояснилось, открыв великолепный закат, похожий на расплавленные монеты, мерцающие в янтарном небе, когда Эльминстер достиг долины, в которой находился город Рингил Трессета, когда-то и, возможно, до сих пор дом Повелительницы Теней. Он обнаружил, что это тоже были заброшенные развалины, по которым бродили звери. Сорок или более зданий, на его первый взгляд с высоты, все еще стояли среди деревьев, которые в конце концов разорвут их все на части. Среди скопления руин виднелись рушащиеся стены замка, которые могли служить логовом чему-то крылатому и опасному. Эл вгляделся в них, пока янтарное небо превращалось в рубиновое море, а над головой начали появляться звезды. Давно умерший Трессет был очень успешным разбойником, который попробовал свои силы в управлении и построил замок со стройными шпилями — Рингил — здесь, чтобы закрепить свое крошечное королевство. Трессардон пал через несколько дней после своей смерти.

Губы Эльминстера криво изогнулись. Было бы актом в высшей степени высокомерного самомнения пытаться извлечь урок или послание для себя из такой местной истории. Более того, отсюда, по крайней мере, он не мог разглядеть в стенах разрушенного замка никаких ворот сделанных из паутины, подобных тем, что были в его сне. Могло потребоваться несколько дней, чтобы исследовать все, что осталось от города — при условии, конечно, что здесь не жило ничего, что хотело бы съесть его или прогнать раньше, чем он это сделал. Однако ничто из того, что он мог видеть, кроме самого Рингила, было достаточно высоким или величественным, чтобы содержать ворота из его сна. Или, по крайней мере, напомнил он себе со вздохом, так это выглядело отсюда.

У него было время только на одну вылазку до наступления настоящей ночи, и к этому времени, вероятно, было бы разумнее всего находиться в другом месте... возможно, на одной из тех травянистых вершин холмов вдалеке, за разрушенным и заросшим городом. Мудрый человек разбил бы там лагерь прямо сейчас, а не карабкался вниз по склону из рыхлых камней — и человеческих костей — чтобы быстро осмотреться, прежде чем наступит ночь. Но тогда Эльминстер Омар еще несколько столетий не собирался становиться мудрецом… Тени были уже длинными и фиолетовыми к тому времени, когда Эльминстер достиг дна долины. Трава высотой по бедра скрывала то, что когда-то было главной дорогой через город, и Эл спокойно вошел в нее. Темные, зияющие дома стояли по обе стороны, как черепа седеющих гигантов, когда он тихо шел вперед, подметая траву из стороны в сторону посохом, который он срезал ранее, чтобы не давать змеям нападать и обнаруживать любые препятствия, прежде чем его ноги или голени сделают свои собственные, более болезненные открытия.

Ночь быстро спускалась, пока Эльминстер шел через сердце пустынного Рингила. Напряженная, тяжелая тишина, казалось, жила в его сердце. Повисшая, выжидающая тишина, которая поглощала эхо, как густой туман. Эл осторожно, но твердо постучал посохом по камню. Он слышал скрежещущий глухой звук каждого удара, но никакого ответного эха не доносилось от стен, которые теперь сомкнулись вокруг. Дважды он замечал движение краем глаза, но когда оборачивался, то не видел ничего, кроме деревьев и осыпающихся каменных стен.

Он был уверен, что здесь обитало или скрывалось что-то настороженное. Сумерки уже пробирались в промежутки между зданиями без крыш и в заросли, где густо вплетены были деревья, виноградные лозы и колючие кусты. Эл двинулся дальше более быстрым шагом, высматривая только стены, достаточно высокие, чтобы удержать сделанные из паутины врата из его сна. Он не нашел ничего такого высокого... кроме самого Рингила. Обглоданные кости, по большей части коричневые и достаточно хрупкие, чтобы трескаться и крошиться под ногами, были в изобилии разбросаны по заросшей травой улице. Человеческие кости, конечно. Они расстилались в изобилии, образуя почти ковер перед расколотыми стенами замка. Эльминстер осторожно продвигался вперед, переворачивая кости своим посохом и обращая не одну каменную гадюку в быстрое, похожее на ленту отступление. Теперь вокруг него сгущалась тьма, но ему пришлось заглянуть в один из этих проемов в стене, вдруг…

То, что разорвало целые секции стены толщиной с дом и высотой с двадцать человек, все еще находилось внутри и ждало.

Что ж, возможно, не стоит быть настолько драматичным. Эл слабо улыбнулся. Это слабость архимагов — думать, что судьба Торила лежит на их ладони или зависит от любого их движения и высказывания. Врат, сделанных из паутины, было бы достаточно для его нынешних нужд. Он смотрел в часовню или, по крайней мере, в зал с высоким сводчатым потолком, который был нетронут и раскрашен так, чтобы напоминать множество деревьев с позолоченными плодами на ветвях, хотя часть этого покрытия свисала пластами. Все это высилось над некогда полированным полом, в котором волнистые полосы малахита были переплетены между полосами кварца или мрамора — полом, теперь покрытым пылью, упавшим каменным щебнем, птичьими гнездами и крошечными костями их погибших создателей, и менее понятным мусором. В зале было очень темно. Эл счел благоразумным не вызывать никакого света, но он едва ли мог не заметить в дальней стене огромный овал черного камня, обращенный к нему. Сверкающий белый кварц был вставлен в ту стену, образуя круг из множества звезд — четырнадцати или дюжины близнецов неправильной формы, ни одна из которых не была звездой Мистры с длинными прядями — и в центре этого круга на стене выделялась резьба шириной с вытянутые руки Эльминстера: скульптурная пара женских губ. Они были закрыты, слегка изогнуты в загадочной улыбке, и у Эла возникло гложущее чувство, что он видел их или что-то очень похожее на них раньше. Возможно, это были говорящие уста, заколдованный оракул, который мог бы сказать ему больше — если бы он вообще мог расшифровать его слова или понять послание, не предназначенное для него. Возможно, это было что-то менее дружелюбное. Что ж, такие расследования могут подождать до полного рассвета. Давно пришло время покинуть Рингил Трессета и его бдительные тени. Эл попятился из зияющих руин, не увидел ничего, что бросилось бы на него из темноты, и с большей поспешностью, чем с достоинством, направился к холмам. Высоты на дальней стороне Рингила еще не были освещены лунным светом, но сверкающие звезды отбрасывали достаточно света, чтобы казалось, что их травянистые склоны светятся. Эл несколько раз оглядывался назад во время своего решительного марша из города, но ничто, казалось, не двигалось и не преследовало его, и множество глаз, которые смотрели на него из темноты, были не больше, чем у крыс. Возможно, в конце концов, у него будет время хоть немного поспать. Вершина холма, которую он выбрал, была маленькой и голой, если не считать вездесущей высокой травы. Он прошел по небольшому кругу, затем открыл свой рюкзак, достал матерчатую сумку, полную кинжалов, которые вспыхнули, ярким штормовым синим. Сияние словно вытекало из них, капало и танцевало на земле. Эл вернулся по своим следам вокруг кольца. Время от времени он вонзал кинжал по рукоятку в землю и бормотал что-то подозрительно похожее на старую и довольно непристойную танцевальную песенку. Когда кольцо было завершено, аталантарец вернулся вдоль него и вбил второе кольцо кинжалов, направляя каждое из этих дополнительных лезвий в дерн с внутренней стороны кольца так, чтобы его лезвие касалось вертикальной стали уже заземленного кинжала. Он протянул руку с растопыренными пальцами ладонью вниз, произнес над ними одно-единственное мягкое слово, завернулся в плащ и лег спать.