Искушение Эльминстера - Гринвуд Эд. Страница 57

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

ОХОТА НА ЭЛЬМИНСТЕРА

Самый смертоносный вид спорта Зентарима — борьба за превосходство в своих темных рядах... и, в частности, гибель слишком молодых и откровенно амбициозных: быть отправленным на охоту за Эльминстером. Держу пари, что это всегда было опасным времяпрепровождением. Некоторые достаточно мудры, как я, чтобы использовать это как шанс «умереть», чтобы выйти из Братства. Было интересно — хоть и немного удручающе — услышать, будучи переодетым, что люди говорили обо мне, когда они думали, что я благополучно умер. Однажды я вернусь и буду преследовать их всех.

Дестрар Галхоллоу

из Посмертных размышлений волшебника Зентарима,

опубликованных примерно в Год Утренней Звезды К тому.

Тьма никогда не покидала Илбрина Старима. Этого никогда не произойдет, по крайней мере с того дня, когда последний охотничий домик Старимов был разрушен заклинаниями и пламенем, их гордые залы в Миф Дранноре пали, и клан Старим был разрушен навсегда. Если кто-то из его родственников все еще был жив, он никогда не находил их следов. Некогда гордая и могущественная семья, которая возглавляла и определяла Кормантир в течение целого века, теперь превратилась в одного молодого и искалеченного дальнего родственника. Если бы Селдарин улыбнулся, с помощью своей магии он мог бы зачать детей, которые продолжили бы род... но только если бы Селдарин улыбнулся. И снова был виноват Проклятый, тот ухмыляющийся человечишка Эльминстер, чьи заклинания разлетались в храме, когда он сражался с королевой Галадорны. Тысячу раз Илбрин переживал те обжигающие мгновения падения храма, разбитого и охваченного пламенем. Магия, которая восстановит его ногу и разгладит кожу, чтобы она стала такой, какой была когда-то, разрушит заклинания, которыми он никогда не владел. Заклинания, которые стоили ему так дорого, и заставляли работать его опустошенные внутренности. Впереди были годы агонии — если он проживет так долго. Агония тела соответствовала агонии в его сердце.

— Прими мою благодарность, человек, — прорычал он в пустоту. Лошадь трясла его, вызывая острую боль в искривленном боку, когда скакала по изношенному и неровному мосту. Сквозь боль он увидел впереди вывеску. На шестой день после отъезда из Вестгейта и пути в одиночестве по трудной дороге, это было приятное зрелище. Оно говорило ему, что он куда-то движется... даже если он не совсем знал, куда.

— Рипплстоунс, — прочитал он вслух. — Еще одна возвышающаяся крепость человеческой культуры. Как вдохновляюще.

Он обернулся в свой горький сарказм как в темный плащ и пустил лошадь рысью, выпрямившись в седле, чтобы выглядеть впечатляюще под взглядом испуганных человеческих глаз. Эльф, едущий один, весь в черном, с мечами и кинжалами и — когда он позволял заклинанию ослабеть — искривленной, пятнистой массой ожога на половине лица. Оружие, конечно, было выставлено напоказ, чтобы сделать его заклинания сюрпризом. Илбрин опустил одну руку на гладкую рукоять меча и погладил ее, сохраняя суровое и мрачное выражение лица, когда дорога обогнула густую рощу деревьев, являя взгляду Рипплстоунс.

Он всегда был в дороге, всегда искал Эльминстера. Выследить и убить Эльминстера Омара было главной целью, которая управляла его жизнью, — хотя уже нет Дома Старим, в который можно было бы вернуться с триумфальной вестью о мести за семью. Если только Илбрин не восстановит его сам. Теперь он был близок к следу Эльминстера, он чувствовал его.

Он выбросил из головы, сколько раз был так близок раньше и в конце дня хватал только пустоту.

Вот таверна, «Прекрасная дева из Рипплстоунс». Наверное, единственная таверна в этом пыльном фермерском городке. Илбрин остановил коня, перекинул поводья через голову, чтобы произнести заклинание, которое удерживало бы его как статую, пока он не произнесет нужное слово, и начал отчаянную борьбу, чтобы спешиться, не упав лицом вниз. Его искусственная нога лязгнула, как подпрыгивающая тележка с мечами, когда он приземлился и вцепился в ремень седла на долгие секунды, прежде чем смог убрать с лица выражение боли и выпрямиться. Двое стариков на скамейке просто сидели и спокойно смотрели на него, как будто странные путешественники каждый день подъезжали к «Прекрасной деве». Илбрин мягко заговорил с ними, но взялся за рукояти клинка и метательного кинжала как своего рода молчаливое обещание грядущих неприятностей... если они хотели неприятностей.

— Пусть этот день принесет вам удачу, — сказал он официально. — Я надеюсь, что вы сможете мне помочь. Я ищу своего друга, чтобы передать срочное сообщение. Я должен нагнать его! Вы видели волшебника-человека по имени Эльминстер? Он высокий и худой, с темными волосами и ястребиным носом... и он входит в каждую гробницу волшебника, рядом с которой оказывается.

Двое стариков на скамейке уставились на него, нахмурившись, но не сказали ни слова. Третий мужчина, стоявший в дверях таверны, бросил на двоих на скамейке еще более странный взгляд, чем на Илбрина, и сказал эльфу:

— О, этот! Да, он был в Обожженном Камне, но вскоре вышел и направился на восток, в Мертвое Место.

— Мертвое Место?

— Ага. Те, кто входит, не выходят. Между ручьем Оггла и холмом Рэрдрана, по эту сторону Стармантла, нет ни белки, ни бурундука. Мы плывем на лодке, если понадобится. Никто не идет по дороге, никто не идет через лес. Дней десять назад какая-то расфуфыренная группа авантюристов — и не первая, кстати — пошла туда. Сам великий герцог их нанял... Тоже не вернулась. И не вернется, не будь я Джалобал, а ведь я он и есть, ха. Их больше никто не увидит, нет. Я слышал, что уже новая группа дураков только что вышла из Стармантла...

Эльф уже повернулся и снова начал борьбу с седлом. С рывком и стоном, который перерос в рычание боли между стиснутыми зубами, он вернулся на свое место в седле с высокой спинкой и взял поводья, чтобы направиться на восток.

— Эй! — позвал Джалобал. — Так ты не останешься?

Илбрин скривил губы в мрачной улыбке.

— Я никогда не поймаю его, если буду останавливаться и отдыхать там, откуда он только что ушел.

— Но это Мертвое Место, я ж тебе говорил.

Двумя быстрыми рывками эльф расстегнул две серебряные застежки на бедре, которые Бердаг считал декоративными, и задрал бриджи. Под ними была не гладкая кожа, а бугристая масса шрамов, похожих на старую древесную кору, болезненно-желтого цвета там, где она еще не стала серой. Искривленные шрамы от ожогов тянулись от его колена до подмышки, а выше колена были распорки и крепления, удерживающие ногу из металла и дерева, которая явно не была у эльфа с рождения.

— Я, наверное, буду чувствовать себя там как дома, — сухо сказал эльф трем разинувшим рты мужчинам. — Как вы можете видеть, я уже наполовину мертв.

Не говоря больше ни слова и не глядя в их сторону, он щелкнул застёжками и пришпорил своего скакуна. В потрясенной тишине трое мужчин наблюдали, как поднимается пыль, а за ней подпрыгивал на своей лошади эльф, исчезая из виду вдоль заросшей дороги к ручью Оггла.

— Вы видели? Вы видели? —  взволнованно спросил Джалобал двух молчаливых мужчин на скамейке. Они уставились на него, как два камня. Он моргнул, глядя на них, а затем поспешил обратно в «Деву», чтобы рассказать о своем дерзком столкновении с обожженным эльфийским всадником. Бердаг повернул голову, чтобы посмотреть на Каладастера.

— Он сказал «догнать его» или «поймать его?»

— Он сказал «поймать», — категорично ответил Каладастер. — Я обратил внимание.

Бердаг покачал головой.

— Я бы не хотел ходить быть магом, несмотря на всю их силу. Сумасшедшие, все они. Ты заметил?

— Да, — ответил Каладастер глубоким и мрачным голосом. — Но это проходит, если ты достаточно быстро остановишься.