Опекун. Вне закона (СИ) - Траумер Ронни. Страница 30

– Спаси её, Марат, – сквозь всхлипы произносит, впервые обращаясь ко мне таким образом: по-простому, без ненависти и обиды.

– Я сделаю всё, что от меня зависит, – уверяю девушку, прижав ещё сильнее к себе, и нагло вдыхаю запах её волос.

Всё, Марат, ты зависим от неё, как бы не пытался достучаться до здравого смысла.

– Отпусти, – тихим голосом просит, и я неохотно разжимаю руки и отхожу назад, поджав губы.

С опущенной головой, шмыгая носом и безжизненно держа в руках чёрный рюкзак, она уходит. Выходит из кабинета походкой пьяного человека, не сказав ни слова. Я же подхожу к рабочему столу и набираю на стационарном телефоне номер охраны.

– Карим, глаз с неё не спускать, – даю распоряжение и, получив положительный ответ, кладу трубку и разворачиваюсь к панорамному окну.

Катю я уже не спасу, как раз вчера в клинику заезжал, и врач приложил меня своим заявлением. Лекарства особо не помогают, вылечить не смогут, только лишь оттянут неизбежное. И вот вчера я чувствовал себя мерзко как никогда. Мразью, тем, кому нет прощения. Из-за своих демонов и психов я лишил девчонку возможности побыть рядом с матерью. А сегодня я понимаю, что могу исправить свою ошибку. Хоть как-то.

Достаю свой сотовый и набираю лечащего врача Кати.

– Марат Давыдович, я вас слушаю, – вежливо отвечает на звонок.

– Ты сказал Каролине? – в лоб спрашиваю, не имея терпения и желания церемониться.

– Нет, – уверенным тоном говорит мужчина.

– Узнаю, что врешь, моё лицо будет последним, что ты увидишь перед смертью, – спокойно угрожаю, но тоном, не дающим возможности сомневаться в моих словах.

– Вы велели ничего не говорить дочери нашей пациентки, я так и сделал, Марат Давыдович, – спешно проговаривает.

– Ладно, – киваю больше себе. – Организуй палату на двоих, и пусть девчонка проводит время с мамой, – даю указание, и собеседник не смеет отказать.

Отключаюсь, не попрощавшись, и снова набираю Карима.

– Готовь машину и пару ребят, мы едем в гости, – всё, что приказываю начальнику охраны, и, схватив свои вещи, выхожу из кабинета.

Если это не врач, в чем я и был уверен, то я знаю, кто такой смелый. Нет, Каролина права, она должна знать, но не от посторонних людей, которые нарушают мои приказы.

Доехав до места, я беру двоих парней и поднимаюсь на нужный этаж. Застываю перед дверью в квартиру Кати, задумываюсь о том, что сейчас Каролине тяжело, как никогда, и ей было бы лучше… Что, Марат? Рядом с тобой? Сомневаюсь.

Пока Каролина жила в моей квартире, она очень редко искренне улыбалась. Я доставлял ей только страдания, понимаю это только сейчас, когда вдруг одиночество стало мне в тягость. Не знаю, когда успел привыкнуть к её присутствию. В какой момент меня начало тянуть домой, и как ей удалось заставить меня подумать о своём будущем. Точнее, о том, что жизнь проходит, а я толком и не жил, гоняясь за деньгами, властью и статусом.

Не понимал мужчин, которые домой торопятся, превращаются в плюшевых игрушек, когда со своими детьми разговаривают, или их голос меняется до неузнаваемости в диалоге с жёнами. У меня не было примера перед глазами, не знал, какой должна быть полноценная семья. Знал только одно – я не для семьи.

Что заставило меня думать о желании иметь семью, чтобы дома ждали?

– Марат Давыдович? – вопросительно обращается ко мне охранник, вырывая из мыслей. – Двери ломать? – спрашивает этот идиот.

– Стучи, Витя, и тебе откроют, – отвечаю, испепеляя его взглядом.

– Простите, – понуро произносит и нажимает на дверной звонок.

Через несколько секунд дверь распахивается, мои парни толкают хозяина внутрь, и я захожу следом. Хотя, какой он хозяин, если за эту квартиру плачу я почти двадцать лет.

– Что происходит? – смотрит на меня Игорь, когда парни силой усаживают его в кресло.

– Отпустите, – велю им, и те отходят от мужчины, встав за моей спиной. – Скажи мне, Игорёша, – начинаю сам, устраиваясь на диване. – Я тебе двадцать лет плачу деньги, оплачиваю квартиру, расходы, чтобы ты просто жил рядом с четой Аксёновых. Всё, что тебе надо было сделать, просто следить и докладывать мне.

– Я, вроде, не нарушал приказов, – непонимающе смотрит на меня.

– А приказа лечь в постель с Катериной не было, Игорь, – напоминаю о его оплошности.

– Простите, любовь не спрашивает разрешения, – нервно хмыкает.

– Я тебе позволил быть с ней рядом, пока она в больнице…

– Спасибо вам за это…

– Не перебивай меня, – бросаю на него предупреждающий взгляд, и он кивает неохотно. – Просил лишь об одном – не сообщать Каролине о болезни матери.

– Катя сама ей сказала, – припечатывает этой фразой.

– Что? – хмурюсь, совершенно не ожидая такого расклада.

– Лечение не даёт результатов, лекарства не помогают, врач даёт неутешительные прогнозы, поэтому Катя боится, что не успеет попрощаться с дочерью, – проговаривает, и его слова будто удар под дых.

Осознаю, что больше всего на данный момент меня волнует Каролина, её чувства, состояние и боль, которую она испытывает.

– Катя хочет вернуться домой и прожить оставшиеся дни в кругу семьи, – очередной удар.

А не дай бог ты смертельно заболеешь, кто рядом с тобой будет, Марат? Мать давно умерла, дочери на тебя плевать, братьев и сестёр у тебя нет. Друзья? У них своя жизнь, и максимум что они сделают – упекут в клинику, оплатят лечение и будут навещать. Так же, как ты поступил с Катериной.

– Вы можете поговорить с врачом? Он категорически против отпускать её и настаивает на продолжении лечения. От химии Кате ещё хуже, она устала от вечных уколов, капельниц и больничного запаха. Дома, как говорится, и стены помогают, – Игорь говорит, а я просто встаю, не находя слов.

Никогда не был в такой ситуации, хотя смертей видел больше, чем патологоанатом. Сам руки прикладывал к чей-то смерти, но жалости никогда и ни к кому не испытывал. Моя мать умерла естественной смертью – от старости. Не мучилась, ночью просто сердце перестало работать, и она даже ничего не поняла. А больше близких я не терял, потому что их ничтожно мало.

– Марат Давыдович, пожалуйста, – доносится как сквозь толстый слой ваты голос Игоря, когда я уже стою на выходе из квартиры.

Я просто одобряюще киваю в ответ, мысленно сделав себе пометку поговорить с врачом, и выхожу на лестничную площадку. Снова застываю перед дверью, за которой находится Каролина, но сейчас я не в состоянии с кем-то говорить, тем более утешать – этого я вообще не умею. Спускаюсь по лестнице, слыша шаги охранников за спиной, и на выходе из подъезда сталкиваюсь со знакомой блондинкой.

– Какие люди с небес спустились, – язвит девчонка. – Пришли добить Лину? – спрашивает, злобно на меня посмотрев. – Что молчите? Убили в ней всё живое, она даже забыла, как улыбаться. Оставьте её в покое уже! Наигрались, ноги об неё вытерли, в бездушную куклу превратили и выбросили, когда надоела, – каждое слово как острым лезвием по венам.

И что самое главное – она права. Сам знаю, что был мудаком, но когда тебя носом в своё же говно тычут, понимаешь это как никогда хорошо.

– Юлия Михайловна, босс просил передать, – заходит в подъезд знакомый мужчина и протягивает девушке коробку с новым телефоном.

– Пусть в задницу себе его засунет, – фыркает блондинка и буквально выталкивает парня на улицу. – И вы тоже, давайте на выход, – придерживает дверь и ждёт, когда я с охранной выйду. – Забудьте дорогу сюда и дружку своему то же самое передайте, – кричит в спину как баба базарная.

Может быть, неделю назад я бы встряхнул девчонку, как следует припугнул, чтобы не смела в таком тоне со мной разговаривать, но сегодня мне плевать, кто и что говорит. Сеню вдруг жалко стало, она ему мозг чайной ложкой есть будет, и эту строптивую будет сложно укротить. Но это его личное дело, ему всегда нравились тяжелые задачи.

– Куда едем, босс? – спрашивает водитель, когда я уже сижу на заднем сиденье одного из автомобилей.

– В Розалию, – сухо и хрипло бросаю.