Цена измены (СИ) - Шолохова Елена. Страница 24
Она явно что-то знала про похищение или же… или сама приложила руку. Эта догадка в другое время показалась бы ему бредом, но сейчас он откуда-то знал или чувствовал – так оно и есть. Только почему? Зачем? Впрочем, это всё потом. Главное – куда она дела Митьку? Где его держит? Что она ему сделала?
Никита подался к ней, грубо схватил за плечи, испепеляя взглядом, тряхнул так, что голова ее дернулась, как у тряпичной куклы.
– Где мой сын? Что ты с ним сделала? Отвечай! Митя! – крикнул он, заглядывая ей за спину.
– Я… я ничего не знаю… Отпусти меня! – трепыхалась она, пытаясь вырваться, но тщетно.
Дементьев только зверел и продолжал трясти с нещадной яростью, пока не впечатал её в стену. Затем выпустил, но лишь на миг. И тут же правой рукой сжал её шею. Стиснул так, что Оксана Викторовна побагровела. На лбу вздулась вена. Выкатив в ужасе глаза, она открывала рот, но лишь сдавленно хрипела. Пытаясь убрать его руку, она раздирала ему кожу ногтями, но Дементьев ничего не чувствовал, кроме собственной ярости.
– Где он?! – ослабил он хватку.
Она только трясла головой и кашляла. По ее щекам, все еще пунцовым, текли слезы.
– Никита, успокойся! Нет его здесь! – сквозь кашель стонала она, прижимая руки к горлу. – Я не знаю, где Митя! Я ни при чем! Сменку кто-то из ребят в классе забыл, я забрала домой, чтобы не потерялась. И всё. Я понятия не имела, что это Митина сумка.
Дементьев с силой оттолкнул её и рванул вглубь дома. Распахнул первую дверь – кухня. Здесь как раз и радио пело на весь дом. Но никаких следов Мити не было.
– Никита, что ты делаешь? Куда ты? – выкрикивала ему вслед Оксана Викторовна. Но подходить к нему не решалась. – Что ты творишь? Ты в моем доме! Уходи сейчас же или я вызову полицию! Прекрати сейчас же!
Но он ее как будто даже и не слышал. В каком-то лихорадочном возбуждении Дементьев осматривал дом, заглядывая в каждый угол. Не церемонясь, отодвигал и отбрасывал вещи на своем пути.
Затем узенький коридорчик сворачивал направо, и за углом обнаружилась еще одна дверь. Наверное, что-то вроде погреба или подвала, мельком подумал Дементьев. Потому что туда еще надо было спуститься. В один шаг он преодолел небольшую лестницу и подергал ручку двери. Она оказалась заперта.
– Митя! – крикнул снова, ударив кулаком по филенке.
И вдруг услышал тоненький слабый голосок.
Дверь была старая, но добротная, дубовая. Плечом ее не высадить, а ногой – тоже со ступеней не подберешься. Да и узкий проход не давал места для маневров. Дементьев все равно с исступлением ломился в дверь. Потом метнулся наверх.
Оксана Викторовна нашлась на кухне. Она сидела на стуле, ссутулившись.
– Ключи! Быстро! – рявкнул он. – Не дай бог, сука, с ним что-то… я ж тебя своими руками…
Но она не пошелохнулась. И смотрела на него теперь уже без всякого страха. Взгляд ее казался отрешенным, даже пустым. Казалось, она Никиту вообще не видит и не слышит.
Из коридора донесся шум. Сначала кто-то громко постучал, потом с грохотом ввалился.
– Здрасьте! Дёма? – услышал он голос Климова. –Я можно…
– Клим, сюда! Быстро!
В проеме возник Стас.
– Что здесь происходит? – изумленно таращился он.
– Клим, быстро тащи сюда монтировку. Это она… – захлебываясь эмоциями, частил Дементьев. – Сука… Митьку моего… он в подвале там… Быстро, Стас! Монтировку!
Дементьев снова рванул к двери.
– Митя! Держись… я сейчас…
Спустя пару минут Дементьев, выломав замок, ворвался в маленькую полутемную клетушку, освещая пространство телефонным фонариком. Холодный затхлый воздух ударил в нос.
Кругом были полки, заставленные от пола до потолка банками со всякими заготовками. Несколько банок валялись разбитыми на полу. А в самом углу, прикрывая ладошкой глаза, сидел на рюкзаке Митя.
– Митька! – Дементьев шагнул к нему. Легко, как пушинку, поднял, крепко прижал к себе.
– Папа! Папочка! Ты пришел! – Митька терся носом о его щеку. Трогал холодными пальчиками уши, волосы, словно проверял, что вот он – его папа, настоящий, живой, рядом. Что это не сон, не галлюцинация.
Потом приник лицом к ложбинке между плечом и шеей и тут же горько разрыдался.
– Всё, мой хороший, я тут, с тобой. Не бойся. Всё позади, всё уже закончилось. Сейчас поедем домой. К маме. Теперь всё будет хорошо…
Но Митька только крепче вцепился в него, словно боялся выпустить даже на секунду.
Дементьев вынес сына наверх. Оксана Викторовна так и сидела неподвижно на кухне, точно в прострации. Когда они проходили мимо, даже на них не взглянула.
В коридоре топтался Стас.
– Охренеть… – пробормотал он. – Как он?
– Мы поехали. А ты останься с этой… вызови ментов, дождись их только. Расскажи всё.
глава 23
После полуночи в больничном коридоре погасили лампы. Только у входа в отделение и на посту медсестры остались островки желтого света. Вместе с полумраком наступила и тишина.
Пока позволяли, Инна сидела в палате с Митей. То есть до самого сна. Дементьева оттуда попросили раньше, вскоре после ужина. В палате, кроме Мити, лежали еще три ребенка, совсем малыши. И все три – с мамами, которых присутствие постороннего мужчины смущало. Да и тесно здесь было – ни приткнуться, ни развернуться. Хотя Митя подхныкивал, не хотел его отпускать, цеплялся за халат.
– Я буду в коридоре, прямо за дверью, – пообещал ему Дементьев. – Всю ночь. Даже спать не стану.
– А ты? – обратился Митька к Инне с надеждой. – Ты останешься?
– Конечно, милый, – Инна взяла его пальчики, поднесла к губам. – Не бойся, мы с папой никуда не уйдем. Все время будем рядом, пока тебя не отпустят домой. А дома тебя ждут Маша, дедушка и Зина. Зина испекла твой любимый торт. А хочешь, как вернемся, устроим праздник? С шарами, сладостями, подарками? Или куда-нибудь съездим на отдых?
Инна, хоть и через силу, но старалась говорить беззаботно и весело. Самой было не по себе от этой фальши, но так посоветовал психолог, который сегодня между обследованиями и анализами беседовал с Митей.
«Не надо зацикливаться, не надо заострять внимание на этом происшествии, – внушал он. – Не надо его постоянно обсуждать, охать-ахать, причитать. Пожалели, расспросили – и всё, достаточно. Покажите ребенку, что жизнь продолжается, а тот эпизод остался в прошлом. Окружите его любовью, заботой, но без гиперопеки. Переключите его внимание на что-то другое, интересное, приятное. И вы удивитесь, насколько гибкой может быть детская психика…».
– Не знаю, – вздохнул Митя. – Я просто хочу домой. С тобой и папой.
– Маленький мой, – Инна сглотнула подступивший к горлу ком. – Ты прости меня, что я тебя не слушала… Я страшно виновата перед тобой… но я не знала… не могла такое даже представить…
– Почему Оксана Викторовна так сделала? – шепотом спросил Митя. – Она сошла с ума?
Инна, судорожно вдохнув, кивнула. Веки защипало. Она отвернулась, достала из сумки платок. Промокнула глаза, но слезы тут же набежали снова. «Ну что я за размазня такая, – злилась на себя Инна. – Сказали же – улыбаться, отвлекать, быть спокойной и уверенной. А я…».
Голос не слушался, дрожал, а слезы струились ручьем, не переставая. Какая уж тут уверенность? Она вся расклеилась. Просто рассыпалась на куски, не сейчас, а еще утром, когда Никита уехал к этой проклятой Оксане Викторовне и она вдруг осталась один на один со своей бедой, ещё не зная, что через полтора часа он привезет Митю и весь этот кошмар закончится.
Она занималась Машей, делала то, что положено: кормила, меняла подгузники, давала противовирусное, которое накануне прописал ей участковый педиатр, но всё это происходило на автомате. А мыслями и чувствами целиком завладело горе. Сокрушительное, непереносимое настолько, что Инна понимала – долго она так не выдержит, просто не сможет. Ей казалось, что её оторвало от земли, и больше нет никакой опоры, что её неотвратимо несет к краю пропасти.