Царь с востока - Хван Дмитрий Иванович. Страница 34

    - Вот и пойдёшь к нему в завоеводчики [7], - закончил самодержец, едва улыбнувшись. - О том бумагу сегодня напишут.

    Вечером того же дня и Рыльского, и Вольского Никита Иванович пригласил в свои палаты для обстоятельного разговора, по итогам которого Христофор Рыльский был произведён в новый для себя чин, став первым [8]русским генерал-бригадиром. Кроме того, из подчинённых ему драгун теперь нужно было набрать две сотни человек для обучения пушкарской науке. А его отряд, по указу государя и совету Вольского, теперь стал называться бригадой - казалось, Никита Иванович был более чем настроен на всяческие нововведения. И это нравилось далеко не всем среди его окружения. На прошедшем в конце лета в Москве Земском Соборе, посвящённом принятию в подданство Войска Запорожского и войне с Польшей, это стало ясно окончательно. Пусть никто не выступил против царя открыто, но глухой ропот среди бояр и представителей церкви, недовольных европейскими замашками государя, был ясно слышен.

    Далее события только набирали свой ход, предвосхищая сюжет предстоящей войны. В конце недели в Путивль прибыл глава Посольского приказа со многими людьми. Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин встречался с польским посольством, которое не пустили далее Могилёва, задержав в этом пограничном городе Руси и заставив ждать ответа из столицы. Получив наказы от царя, Ордин-Нащёкин всё же встретился с посланцами короля, выслушав их предложения. Ян Казимир, стремясь предупредить вступление Руси в войну на стороне мятежных казаков и черни, предлагал царю удовлетвориться Левобережьем Днепра, вплоть до татарских владений. Кроме того, король надеялся заключить с Москвой анти-шведский союз, предлагая и Киев с округой. Однако Ордин-Нащёкин, всячески затягивая переговоры, так и не дал полякам ответа ни по одному из пунктов мирных соглашений. Посольство уехало в Варшаву несолоно хлебавши. А тем временем, двигаясь от Смоленска, к Шклову уже подходила двадцатитысячная армия князя Хворостинина и боярина Бутурлина, состоящая исключительно из полков нового строя, которыми командовали европейские офицеры. Кроме того, в её составе было несколько рот наёмников из немецких земель, принадлежащих Дании. Целью армии был захват Минска и Вильно и выход к Неману. Вторая армия, численностью более тридцати двух тысяч воинов, включая стрелецкие полки и ополчение, подходила к Стародубу, имея своей задачей выдвижение к Турову через Гомель, чтобы там ожидать дальнейших приказов от государя. Командовали ей князь Черкасский и князь Барятинский. Третья армия, князя Трубецкого и боярина Шереметева, численностью более тридцати пяти тысяч воинов, подходила к Чернигову, куда вскоре убыл и Никита Иванович, оставив Рыльскому необходимые распоряжения и письменные приказы. Эта армия, пополнившись казаками запорожского гетмана Богдана Хмельницкого, имела приказ войти в Киев. В её же составе должна будет действовать и бригада генерала Христофора Рыльского. Кроме того, на Белгородской засечной черте более двенадцати тысяч воинов армии старого образца под началом Григория Ромодановского надёжно перекрывали татарам возможные пути на Русь.

    А в Путивле тянулся за днём, всё больше холодало. Постепенно подваливало снега, что не мешало проводить учения канониров, благо недостатка в порохе и фураже для лошадей не было. Время, проведённое в монастыре до того момента, как вместе с отрядом драгун в Путивль пришёл приказ выдвигаться берегом Сейма, а затем и Десны к Чернигову, прошло недаром - всадники генерал-бригадира Рыльского и воины Вольского достигли того уровня взаимного понимания, который, несомненно, может сыграть решающую роль и на марше, и в бою.

    Чернигов-Киев. Декабрь 1652.

    Пополнив обоз местными ополченцами, бригада Рыльского, пройдя заснеженными берегами Десны, несшей к Днепру свои тёмные, свинцового цвета воды, вскоре достигла лагеря русской армии. Расположившись на левом берегу Днепра, близ устья Десны, войско готовилось к переправе. Первые известия об успехах русского оружия пришли в ставку государя с северо-западного направления - гонец привёз письмо от воеводы Потёмкина. Его полк, вышедший из Себежа, приступом взял две крепости на Двине - Друю и Динабург, приведя жителей оных городов к присяге русскому государю. После чего, оставив в крепостях по сотне драгун, а также мужиков из новгородского ополчения, полк Петра Ивановича принялся преследовать бежавшего противника и подошёл к Кукейносу, занятому поляками у шведов семь лет назад. После недолгой осады, город сдался на милость победителя. В обратном письме Никита Иванович похвалил Потёмкина, пообещав наградить, а покуда приказал стоять в Кукейносе и отражать возможные попытки врага вернуть себе крепость. Кроме того, царь приказывал ласково обращаться с горожанами, не чиня им никакого зла.

    Пополнившись казачьими отрядами Богдана Хмельницкого и проводив двадцатитысячное войско наказного атамана Ивана Золотаренко, отправленного под Гомель на соединение с князем Черкасским, армия Трубецкого оставила Чернигов и подошла к Днепру. Государь Никита Иванович со свитой находился среди войска, претерпевая все трудности похода. На недавнем собрании в Чернигове, царь ознакомил гетмана и его людей с грамотой патриарха Стефана, бывшего духовного отца преставившегося Алексея Михайловича, едва ли не насильно избранного на патриаршество. В ней иерарх объявлял богоугодной и священной борьбу против католиков, попирающих православие и насильно совращающих православных христиан в преступную унию.

    - И всех вас, православных христиан, да помянет Господь Бог во царствии Своем! - звучали слова послания патриарха Стефана в палатах Троицко-Ильинского монастыря, где остановился самодержец.

    После прочтения грамоты патриарха Никита Иванович передал благословение Стефана русским и казацким воеводам, отдав приказ на занятие Киева. Вскоре были устроены наплавные переправы через реку и армия, возглавляемая государем, вошла в древний русский город, встречаемая восторженными горожанами. Из Киева между тем бежали не только поляки, коим не чинили к этому препятствий, но и небольшая часть духовенства, возглавляемая киевским митрополитом Сильвестром Коссовым, пыталась покинуть город. Однако возок митрополита был остановлен казаками и вскоре Коссов предстал перед царём и был вынужден признать не только единение Гетманщины с Русью, но и верховенство Московского Патриархата. Воеводы, тем временем, совещались со своими казацкими товарищами по поводу дальнейших действий, имея в виду армию Стефана Чернецкого и Петра Потоцкого, приближавшуюся к Киеву со стороны Винницы. Стон стоял по всей Подолии - там, где проходили польские силы, ветер разносил лишь пепел сгоревших жилищ и стыли в снегу тела - воеводы Речи Посполитой хотели утопить восстание в крови мятежного народа, заставить его склонить непокорные чубатые головы и повиноваться польской воле. Хмельницкий оценивал польские силы более чем в сорок тысяч воинов, он же предлагал Трубецкому дать врагу сражение под Киевом, надеясь на численное превосходство объединённой русско-казацкой армии перед поляками. Однако гетман, предлагая ожидать неприятеля на месте, не принимал во внимание донесения о татарских ордах, что могли уже скоро пойти к Киеву на соединение с армией Речи Поссполитой. Трубецкой же предлагал идти к Белой Церкви и ожидать противника там, чтобы не дать татарам возможности соединится с ляхами. А в Киеве Алексей Никитич предложил оставить подошедшего к днепровской переправе от Курска с тремя стрелецкими полками и десятью ротами рейтар боярина Никиту Одоевского. Государь Никита Иванович поддержал своего большого воеводу и спустя некоторое время южная армия, оставив на попечение киевских монахов своих заболевших воинов, ушла на юго-запад, постоянно пополняясь в пути местными ополченцами. У Белой Церкви авангард армии был остановлен отрядом винницкого полковника Ивана Богуна. Полковник, несколько дней сдерживавший у Винницы передовые польские силы, при подходе основного войска Потоцкого и Чарнецкого был вынужден с боями прорываться на восток. Показывая отчаянную отвагу и умелое командование, Богун, сохранив более половины численности своего отряда, отошёл к Белой Церкви, где принялся собирать разрозненные отряды охочекомонных [9].