Шаровая молния 2 (СИ) - Гор Александр. Страница 17

В общем, последствия оказались серьёзными: пришлось отселять несколько десятков тысяч человек, у многих из которых со временем проявились последствия облучения, выводить из сельхозоборота значительные площади земель. И, к сожалению, только после этого у нас серьёзно занялись исследованием влияния радиации на живые организмы и растения.

Курчатов внимательно выслушал рассказ и кивнул.

— Я понял вас, Николай Николаевич. Вы, случайно, не помните, кто занимался изучением этого влияния?

— К сожалению, помню только Николая Тимофеева-Ресовского. Но он сейчас живёт в Германии и, как я запомнил, то ли уже отказался, то ли вскоре откажется от требования советских властей вернуться в СССР. Так и проживёт там до нашей Победы.

— Да, я знаю об его отказе возвращаться. И гитлеровцы его не тронут?

— Нет. Хотя он и его дети не просто не воспринимают нацизм, но и много сделают для спасения наших военнопленных. Один из его сыновей, насколько я помню, будет даже участником подпольной антифашистской организации и погибнет от рук гестапо.

— Извините, но я не верю в то, что ему сойдёт с рук его невозвращение.

— Не сошло, конечно, — вздохнул Демьянов. — Приговорили к десяти годам за измену Родине. Но через год, в сорок шестом, перевели из лагеря сюда, в Челябинскую область, в связи с необходимостью проведения исследований по радиобиологии. А уже в после создания ядерной бомбы освободили.

— Сюда, на комбинат?

— Нет, на соседний ядерный объект, — махнул рукой Николай куда-то на северо-восток. — Тридцать с чем-то километров отсюда, на озере Сунгуль. Здесь будут нарабатывать плутоний, а там — собирать из него бомбы.

— Значит, ещё один объект недалеко отсюда…

— Их вообще придётся несколько создавать. Три в Челябинской области, два или три — не помню уже — в соседней Свердловской, кажется, два под Красноярском. Не говоря уже о вашем любимом Сарове. Ах, да. Ещё в Обнинске. И возле каждого — целый город. Представляете? Мы стоим на месте, где уже через несколько лет возникнет новый, современный город. Который ещё долго-долго невозможно будет найти ни на одной карте.

В общем, Курчатову было о чём подумать во время обратного пути в Челябинск. А потом и в Москву, куда им разрешили выехать только два дня спустя.

Снова Казанский вокзал, снова тот же поезд, в котором в июле 1938 года в Москву въезжал Степан Шеин. Только вместо предгрозовой духоты — промозглая октябрьская сырость. И тело Шеина с разумом Николая Демьянова одето не в потрёпанный наряд «искателя пролетарского счастья», а в форму со знаками различия капитана Госбезопасности. Новая форменная тужурка и на проводнике, теперь обслуживающем не плацкартный вагон, а купейный. На пассажира поглядывает с опаской: на лицо, вроде, то же самый, а вот всё остальное, от одежды до манеры поведения, совершенно иное. Говорит красиво, правильно, очень вежлив, вонючий самосад не курит. Да и вообще не курит. И попутчик, с которым они сели в вагон ещё в Челябинске, очень культурный молодой мужчина.

Подозрительно как-то… Вот потому проводник и озирался, уже сойдя на перрон и помогая пассажирам (по большей части, конечно, пассажиркам) на выходе из вагона. И не зря озирался! К тому, кого два года назад чуть не убило молнией (не убило, раз его карета скорой помощи увезла), уже в голове состава подошли чекисты и, немного поговорив, увели с собой. Да ещё и его попутчика прихватили. Значит, опять его, обыкновенного проводника, будут на допросы таскать. О-хо-хонюшки! Как это не вовремя: опять отдохнуть после рейса не дадут…

— Приказано взять вас и товарища Курчатова под охрану, — доложился лейтенант ГБ, встречавший приехавших на Казанском вокзале.

— Что-то случилось? — насторожился Николай.

— Не могу знать, товарищ капитан. Мне приказано сопроводить вас обоих в наркомат по прибытии поезда.

Эмка, «стандартная» чиновничья машина этого времени, тесновата в сравнении не только с «Волгой», но даже с «жигулёнком». Но, за неимением «Паккарда» или «Зис-101» (не доросли ещё чинами-с), придётся ехать на ней. Хорошо — не в кузове «воронка».

Чёрные мысли чёрными мыслями, а откровенных косяков за собой Демьянов не помнил. Да, порой, ходил по лезвию бритвы, как в памятной истории с аналитической запиской по результатам Финской кампании. Но ведь, помимо его личной оценки своей деятельности, многие на неё смотрели со стороны. И кому-то она активно не нравилась. А значит, могли быть и доносы, и допущенные исполнителями ошибки, приведшие к негативным последствиям. Опять же, дамокловым мечом висела недоговорённость в вопросе причины расстрела Берии в 1953 году…

В приёмной Меркулова тоже ничего не прояснили. Просто отправили обоих писать отчёты о командировке. А ещё напрягло то, что Демьянову не позволили позвонить ни домой, ни в ОПБ. Хотя положительным сигналом было то, что чекист, присутствовавший при этом, отказал со словами «товарищ Демьянов», а не «гражданин Демьянов». Значит, пока ещё не арест.

Лишь приняв отчёт и убрав его в сейф, старший лейтенант ГБ сообщил:

— Мне поручено доставить вас в дом отдыха, где сейчас отдыхает ваша семья.

— С чего это вдруг она там оказалась? — удивился Николай. — Я не помню, чтобы подавал заявление о выделении путёвки. Да ещё и на всю семью.

— Так было нужно.

Что, блин, за тайны мадридского двора?

Объяснилось всё по дороге в Подмосковье.

— Незадолго до вашего отъезда вокруг здания ОПБ-100 была замечена подозрительная активность сотрудников германского посольства. Причём, им зачем-то нужно было снять синагогу с таких ракурсов, чтобы с кадр непременно попало здание вашего Бюро. А ещё завёлся любопытный фотограф, делающий памятные снимки её посетителей так, чтобы в кадре оказался кто-то из тех, кто вышел из ОПБ. У нас уже тогда возникло подозрение, что германскую разведку интересуют ваши сотрудники. Проверка показала, что это так, и мы решили убрать из её поля зрения некоторые ключевые фигуры учреждения. А пока вы находились в командировке, был выявлен интерес немцев к вашей личности. Поэтому вашу семью на всякий случай спрятали в доме отдыха.

— Всю жизнь прятаться невозможно, — буркнул Николай.

— Да мы понимаем. Но некоторое время вам и вашим близким всё равно придётся побыть за городом.

Кира и её мать ничего об этом не знали, только удивлялись тому счастью, что им вдруг привалило счастье провести три недели на природе. Пусть погода стояла и не особо удачная для загородного отдыха, да и глава семьи где-то колесил по необъятным просторам Родины, но женщины радовались тому, что хотя бы на время избавились от части ежедневных забот. А Анастасия Кирилловна смогла ещё и поправить здоровье бесплатными медицинскими процедурами.

— Жаль, что ты умчался в свою командировку, а то мы могли бы не с мамой, а с тобой отдохнуть, — попеняла ему супруга, на что пришлось разводить руками. — И вообще, ты пропустил такое важное событие: у нас Валечка научилась ходить!

Как бы то ни было, а три дня он всё-таки провёл с семьёй. Издёргался от мыслей, как там работа, но приказ начальства был однозначным: до поступления соответствующей команды с территории дома отдыха в город — ни ногой.

А потом завертелось: нужно вникать в состояние дел, отслеживать изменения, произошедшие с момента его отъезда, подпинывать тех, кто поступил по принципу «кот из дома, мыши в пляс».

Больше всего порадовал Швецов: его мотор М-82 уже собрали и опробовали. Честные 1600 лошадиных сил он выдал уверенно. Там же, в Молотове-Перми, пропадали и Удовенко с Воронцовым. Значит, «сердцу» истребителя Ла-5 быть. Ведь Семён Алексеевич Лавочкин занимается перепроектированием машины под этот мотор и постройкой опытной машины под «временный» мотор М-62. Пока же 10 октября было принято правительственное постановление о начале серийного производства модели ЛаГГ-3. А вариант с тысячесильной «звездой», строящейся ради отработки конструкции (постановки на вооружение этому самолёту точно не видать: слишком слаб двигатель при возросшем аэродинамическом сопротивлении), будет называться ЛаГГ-3-2.