Отравленный памятью (СИ) - Манило Лина. Страница 7

Делаю знаки рукой, чтобы он опустил стекло, и продолжаю улыбаться. Надеюсь, приветливо.

— Что надо? — бурчит мужик, сделав всё-таки по-моему, но я вижу, что он напуган. — Мы полностью рассчитались с твоей бабой, поэтому вали куда шёл.

— Зачем же ты грубишь мне, приятель? — Мой голос тих и вкрадчив. Мне не нужен лишний шум, который привлечёт ненужное внимание к моей персоне. — Что я тебе плохого сделал?

— Ничего, но сидельцев не люблю, — отвечает так легко и просто, словно я у него спросил о непонравившейся книжке. Просто не любит, смотри ты. — Поэтому проваливай, пока я полицию не вызвал.

— А что ты скажешь полиции? "Мне просто не понравилась его рожа". Это скажешь?

— Слушай, парень, уймись, хорошо? Я тебя чем-то обидел? Нет. Честно привёз, даже километраж не наматывал, окольными путями не возил.

— Это ты молодец, конечно.

— Ну, вот. Так что не вижу причин вести дальнейшие беседы. Прощай.

Он пытается снова поднять стекло, да только я оказываюсь быстрее: напрягаю ладонь и бью его со всей дури ребром в кадык. Мужик даже охнуть не успевает и заваливается в бок.

Пусть на зоне иногда было невыносимо тяжело, но я благодарен тому, что однажды там меня научили вот таким вот нехитрым приёмам.

Достаю из кармана платок и вытираю стекло и ручку двери — не хватало ещё отпечатки оставить. Это не глупость, я больше, чем уверен, что мужик уже не очухается. Собираю напоследок выпавшие из его рук деньги, потому что покойнику они точно уже не пригодятся, хлопаю его по пухлой щеке и говорю:

— Это тебе за то, что дерьмом был. Ну и ещё мне деньги нужны.

Оглядываюсь по сторонам и замечаю, что никому нет никакого дела до того, что только что здесь, у них под носом убили человека. Ужас, какие все жестокие и равнодушные люди. 1

Засовываю деньги в карман и иду к вокзалу, где меня ждёт Ксюша.

— Ты уже думал, чем собираешься заниматься? — спрашивает Ксюша, чем в очередной раз вытаскивает меня из дрёмы. — Есть какие-то планы?

— О, планов у меня вагон и маленькая тележка, но давай пока что не будем об этом, хорошо? Я дико устал и очень хочу выспаться.

— Я понимаю. — Она сползает с койки, на которой мы лежали вдвоём.

Приоткрываю глаза и слежу, как она, голая, крутится перед большим зеркалом на двери купе. Длинные блестящие волосы волнами спадают чуть ниже пятой точки, стройные ноги, кажутся бесконечными — Ксюша очень высокая, стройная, настоящая модель. О такой девушке мечтает любой нормальный мужик. Жаль, что семь лет назад она была не так хороша — может быть, тогда многое сложилось по-другому.

— Мы почти приехали, кстати. — Ксюша подходит к окну и следит внимательным взглядом за мелькающими мимо, сливающимися в сплошную ленту, пейзажами.

— Отлично.

— Скажи, ты совсем не рад меня видеть? — задаёт неожиданный вопрос, от которого хочется громко выругаться и сплюнуть на пол. — Мне показалось, что ты очень холоден со мной.

— Почему ты так думаешь? Ты не забыла, где я провёл последние годы?

— Не забыла. И даже не забыла, по чьей вине ты там оказался.

А она не такая дура, как мне всегда казалось.

— Какая у тебя память хорошая, — ухмыляюсь, ложась на спину и закидывая руки за голову. — А что ты ещё помнишь?

— Что ты самый лучший мужчина в моей жизни. 1

— Польщён, — улыбаюсь, от чего Ксюша краснеет и, откинув волосы за спину, упирает руки в бока.

— Скажи же, что я намного красивее, чем Кристина, — в глазах вызов, а в голосе томление. — Только ты — дурак самый настоящий выбрал однажды не ту.

— Выбрал, и это уже дела давно минувших дней, поэтому не накручивай себя, хорошо?

— Постараюсь, если ты обещаешь, что не оставишь меня. Никогда.

— Любви до гроба захотела? — Вся эта ситуация уже порядком забавляет.

— Ну, а почему бы и нет? — приподнимает удивлённо бровь, словно в этом нет ничего особенного. — Казалось, что я доказала тебе, что на меня можно положиться.

— Знаешь, давай пока что не будем заглядывать настолько вперёд. Пока что мне хочется просто отдохнуть, выспаться, в конце концов, нормально пожрать, в кабак сходить, а не вести долгие беседы. Прости, из меня пока что плохой собеседник.

Я слежу за тем, как меняется её выражение лица — на место дерзкой смелости, которая придавала Ксюше уверенность, приходит печаль, а в уголках глаз, обрамлённых длинными ресницами, начинают скапливаться слёзы.

В дверь стучат, чем очень выручают меня — можно пока что отложить этот никому не нужный разговор до лучших времён. Ксюша взвизгивает, хватает с пола скомканное платье, надевает и приглашает войти стучащего. Я, тем временем, хоть и голый, но прикрываться особенно не спешу — мне наплевать, кто там может что-то увидеть.

— Ваша станция скоро, — говори проводница, просунув голову в образовавшийся проём.

— Спасибо! — словно не в меру активная пионерка выкрикивает Ксюша, а я ухмыляюсь, увидев, как округляются глаза несчастной женщины, когда её взгляд натыкается на меня.

— Кхм...

— Заходите, — делаю приглашающий жест рукой, — чего на пороге стоять? Чаю попьём, пока поезд не остановился.

— Ой, — краснеет проводница, — нет-нет, что вы?! У меня работы ещё очень много. Извините.

Она резиновой пулей отскакивает от нашей двери и с силой её захлопывает. Хохочу, а Ксюша кидает мне штаны.

— Извращенец!

Увидев, как она покраснела от злости, смеюсь ещё громче.

— Какая ты забавная, однако. Посмотри на себя в зеркало: платье наизнанку, лицо огнём горит.

— А то, что ты перед посторонними бабами яйцами трясёшь, считаешь нормальным? — она задыхается от возмущения, а мне резко надоедает смеяться. 2

Поднимаюсь в полный рост, медленно подхожу к ней и становлюсь за спиной. Она смотрит на меня через зеркало, мечет молнии, злится.

— Ты ревнуешь, что ли? — спрашиваю тихо, касаясь губами её уха.

— А ты нормально отнесёшься, начни я перед посторонним мужиком голая расхаживать?

— Нормально.

— То есть тебе было бы всё равно? — округляет глаза и сейчас, кажется, разрыдается.

Провожу одной рукой по её волосам, потом наматываю их на кулак и дёргаю назад. Не сильно, но ощутимо. Второй рукой обхватываю за шею и чуть сдавливаю. В зеркале отражается её тонкая шея, которая в любую секунду, будь моя воля, может хрустнуть и разломаться, как хрупкая веточка.

Ксюша начинает дрожать, и её страх вибрирует на кончиках моих пальцев.

— Деточка, — шепчу на ухо, а она замирает, точно испуганный зверёк. — Мне начхать, перед кем ты собралась ходить голой. Мне вообще на тебя плевать. Но ты красивая, а ещё дура безотказная, поэтому терплю тебя до сих пор. Поверь, мне ничего не стoит придушить тебя сейчас, но не хочется. Пока во всяком случае, но ситуация может в любой момент измениться.

Она всё ощутимее дрожит, а по щекам уже катятся слёзы.

— Вздумаешь мне сцены ревности закатывать, покалечу. Уяснила? — Она мелко-мелко трясёт головой и всхлипывает. — Умница.

Целую её за ухом и резко отпускаю. Ксюша отскакивает в сторону, схватившись обеими руками за шею. В больших глазах клубится страх.

— Хотела быть со мной? Привыкай, — усмехаюсь, натягиваю штаны и майку, беру с полки рюкзак и выхожу из купе.

А поезд останавливается на станции.

4. Арчи

После байк-шоу я выжат как лимон. Мышцы ноют, голова звенит, но это приятная усталость. Каждый бы день так себя чувствовать, тогда, возможно, не ощущал разъедающую изнутри тоску. Как бы я не нагружал себя работой, гульками и всякой сопутствующей ерундой, боль потери ни на миг не отпускает, как не пытаюсь вытравить её из себя. Только временами, изредка становится хоть немного, но легче. Вот как сейчас, например.

А ещё из головы не выходит Кристина — девушка, с которой познакомился на шоу. Я так давно не встречал таких, как она — прекрасных не из-за тонны косметики на лице, а привлекательных какой-то внутренней красотой. Но даже не столько её внешность засела занозой где-то в груди, подгнивая под рёбрами. Кристина — хрупкая, слабая на первый взгляд, но нужно быть последним идиотом, чтобы не почувствовать, какая сила таится внутри её стройного тела. Невидимый глазу стержень делает её сильной, и это мне нравится. И пусть я предпочитаю связываться с легковесными дурочками, с которыми всё просто и понятно, но это не отменяет того факта, что Кристина мне понравилась.