Наулака: История о Западе и Востоке - Киплинг Редьярд Джозеф. Страница 15

— Что? Кого ещё вы знаете?

— Себя самого, — сказал он, снова взглянув ей в глаза.

Она сцепила руки на коленях.

— Ник, — сказала Кейт, наклоняясь к нему, — вы же знаете, что вы мне нравитесь. Вы мне так нравитесь, что я не могу думать о том, что вы мучаетесь, — ведь вы говорите, что ночами не спите. Как же, по-вашему, буду спать я, зная, что вас ждут разочарования и страдание. А я ничем не могу облегчить ваши муки — разве что умолять вас вернуться домой — и чем скорее, тем лучше. Я очень прошу вас. Ник. Ну, пожалуйста! Уезжайте!

Тарвин несколько секунд вертел в руках сигару, словно раздумывая о чем-то.

— Милая девушка, я не боюсь.

Она вздохнула и снова повернулась лицом к пустыне.

— А жаль, — сказала она с безнадёжностью в голосе.

— Страх — это чувство, недостойное члена Законодательного собрания, — произнёс он с загадочным видом.

Она резко повернулась к нему.

— Законодательного собрания? Ах, Ник, так вы…

— Боюсь, что да. Большинством в 1518 голосов. — Он протянул ей телеграмму.

— Бедный мой отец!

— Ну, не знаю…

— Но я вас поздравляю, конечно!

— Спасибо.

— Хотя я не уверена, что это пойдёт вам на пользу.

— Да, мне это тоже пришло в голову. Если бы я провёл здесь весь срок своих полномочий, то мои избиратели скорее всего не захотели бы поддерживать мою дальнейшую политическую карьеру.

— Тогда тем более, Ник…

— Нет, тем более важно уладить сначала дела действительно насущные. Я ещё успею упрочить своё место в политике — это можно сделать всегда. Сейчас же у меня есть единственный шанс упрочить наши с вами отношения, Кейт. Здесь и сейчас. — Он встал и склонился над нею. — Вы думаете, я могу отложить это на потом, моя милая? Можно откладывать это со дня на день, что я и делаю, не теряя бодрости духа, и вы не услышите об этом больше никогда, пока не будете готовы к этому. Но я вам нравлюсь, Кейт. Я знаю это. А я… ну что сказать, я люблю вас. И завершиться это может только одним. — Он взял её за руку. — До свидания, Кейт. Завтра я зайду за вами, и мы пойдём осматривать местные достопримечательности.

Кейт долго смотрела вслед его удаляющейся фигуре. Все слова были сказаны, и все же оставалось подспудное желание убежать, спастись бегством. Но утром, когда Тарвин пришёл, к стыду своему Кейт обнаружила, что страшная тоска по дому притягивала её к нему. Миссис Эстес была очень внимательна к Кейт, они сразу же прониклись взаимной симпатией и подружились. Но Ник в отличие от миссис Эстес напоминал ей о родине, его лицо было своим, домашним. Так или иначе, но она с радостью позволила ему привести в исполнение свой план и показать ей город.

Во время прогулки Тарвин начал расспрашивать её о Топазе. Не случилось ли там чего за время его отсутствия? Не произошло ли там каких перемен? Как выглядел этот милый его сердцу городок в день её отъезда?

Кейт напомнила, что уехала всего через три дня после Тарвина.

— Три дня! В жизни растущего города это очень много.

Кейт улыбнулась.

— Я не заметила никаких перемен.

— Разве? Питере говорил, что через день после моего отъезда он начнёт рыть котлован под строительство нового салуна на Джи-стрит; Парсонс должен был достать новую динамо-машину для городской электростанции; на Массачусетс-авеню предполагалось начать работы по нивелированию уклона, и на моем участке в двадцать акров было посажено первое дерево; аптекарь Кирни вставлял зеркальное стекло в свою витрину, и, наконец, я не удивлюсь, если ещё до вашего отъезда Максим получил новые почтовые ящики из Меридена. И вы ничего не заметили.

Кейт покачала головой.

— Я думала в это время совсем о другом.

— Фу ты! А мне хотелось бы узнать об этом. Ну, да ладно. Пожалуй, нельзя ожидать слишком многого от женщины: чтобы она занималась своим делом да ещё следила за тем, что делается в городе, — рассуждал он. — Женщины сделаны из другого теста. И тем не менее лично я успевал вести предвыборную кампанию, занимаясь бизнесом — и сразу в нескольких местах, и, кроме того, у меня было ещё одно личное дело. — Он весело взглянул на Кейт, которая подняла руку в знак предостережения. — Вы запрещаете говорить на эту тему? Я обещал вести себя хорошо и сдержу слово. Я только хотел сказать, что в нашем городе ничто не обходится без моего участия. А что вам говорили на прощанье отец и мать?

— Пожалуйста, Ник, давайте не будем об этом, — попросила Кейт.

— Ладно, не буду.

— Я просыпаюсь по ночам и думаю о маме. Это ужасно. В самую последнюю минуту, когда я уже вошла в вагон и махала им платком, я, наверное, все бросила бы и осталась, если бы кто-то сказал мне нужное слово — пусть даже ошибочное.

— О Господи! Почему там не было меня! — простонал Тарвин.

— Нет, Ник, вы не смогли бы сказать такого слова, — произнесла она тихо.

— Вы хотите сказать, что я не смог бы, а ваш отец смог бы? Конечно, смог бы, и всякий другой на его месте тоже смог бы. Когда я об этом думаю, мне хочется…

— Прошу вас, Ник, не говорите об отце ничего дурного, пожалуйста, — перебила она, и губы её крепко сжались.

— О милое дитя! — прошептал он сокрушённо. — Я не хотел его обидеть. Но мне надо кого-то обвинить во всем — дайте мне выбранить кого-нибудь, и я успокоюсь.

— Ник!

— Ну я же не деревянный! — проворчал он.

— Нет, Ник, вы просто очень глупый.

Тарвин улыбнулся.

— А вот теперь вы бранитесь.

Чтобы переменить тему, она стала расспрашивать его о махарадже Кунваре, и Тарвин сказал, что он славный паренёк. Но, добавил он, прочее общество в Раторе далеко не так симпатично, как махараджа Кунвар.

— Вот когда вы увидите Ситабхаи!..

И он стал рассказывать ей о махарадже и его приближённых, с которыми ей придётся иметь дело. Они говорили о странной смеси невозмутимости и ребячества в этом народе — черте, которую Кейт уже успела заметить и которая поразила её, говорили об их первобытных страстях и простых идеях — столь же простых, как проста и огромная сила и мощь Востока.

— Их не назовёшь культурными людьми, в том значении, которое мы придаём этому слову. Они и слыхом не слыхивали об Ибсене и не интересуются Толстым, — сказал Тарвин, который недаром читал в Топазе по три газеты в день. — Если бы им довелось познакомиться с современной молодой женщиной, боюсь, что жить ей осталось бы не больше часа. Но у них сохранились кое-какие прекрасные старомодные идеи, вроде тех, что когда-то внушала мне моя матушка, когда я сиживал у неё на коленях в далёком штате Мэн. Вы знаете, она верила в брак, и в этом мы сходимся с ней и с прекрасными старомодными жителями Индии. Почтённый, дышащий на ладан полуразвалившийся институт брака жив ещё в этих краях, представляете?

— Но я никогда не говорила, что сочувствую Hope [9], Ник, — воскликнула Кейт, минуя все промежуточные логические ступени и отлично понимая, куда он клонит.

— Ну, в таком случае эта благословенная старомодная страна примет вас с распростёртыми объятиями за ваши воззрения. «Кукольный дом» имеет здесь прочные позиции. В этом бастионе нет ни одной трещины.

— И все равно, Ник, я не могу согласиться со всеми вашими идеями, — сочла она себя обязанной прибавить.

— Да, по крайней мере, с одной из них, — отпарировал Тарвин, криво усмехаясь. — Но я сумею обратить вас в свою веру.

Кейт внезапно остановилась прямо посреди улицы, по которой они шли.

— А я вам доверяла, Ник! — произнесла она с упрёком.

Тарвин печально взирал на неё.

— О Господи! — простонал он. — И я доверял самому себе! Но я все время думаю об этом. Чего же вы хотите от меня? Но вот что я скажу вам, Кейт, — это было в последний раз — самый наираспоследний, окончательный, бесповоротный. Я с этим покончил. С этого момента я буду вести себя по-другому. Не обещаю вам, что смогу не думать о вас, и, конечно же, чувства мои не изменятся. Но я буду нем. Давайте пожмём друг другу руки. — Он протянул руку, и Кейт пожала её.