Ненавижу тебя, сосед (СИ) - Манило Лина. Страница 21

— Привет, Никита из парка, — смеюсь в трубку, а Никита вторит мне хриплым смешком.

— Как твои дела? Как первый день? Живая?

Его участие приятно, от него светло становится. Смотрю на ещё летнюю зелень, качаю ногой, жмурюсь от тёплых лучей, ласкающих кожу.

— Живая, — отвечаю, а Никита рассказывает, как прошёл его день, а я слушаю, улыбаясь.

— Яся, как думаешь, может быть нам повторить свидание?

— Думаешь, это хорошая идея?

— Я думаю, что это отличная идея. А как тебе кажется?

Снова к себе прислушиваюсь и не нахожу ни одной причины, чтобы отказаться.

— Только давай на этот раз без третьих лишних? И без четвёртых тоже? — я слышу в его голосе улыбку, а ещё напряжение. Оно совсем лёгкое, но ощутимое.

Да уж, третьи лишние в лице Лаврова — совсем не то, на что я готова пойти ещё раз.

— Тогда сегодня в шесть в сквере у общежитий? Не хочу ждать до пятницы или хотя бы до завтра. Соскучился.

— Ты прямолинейный, — замечаю, а Никита хмыкает.

— Не вижу повода держать свои эмоции за замком. Если я соскучился по тебе, то лучше прямо скажу, а не буду вокруг да около ходить. Ну так что? Придёшь?

— Придётся, а то ещё руки на себя наложишь, — шучу, а Никита громко смеётся. Настолько громко, что проходится трубку отнять, чтобы не оглохнуть.

— Кстати! — спохватывается. — Какой у тебя номер комнаты?

— Зачем тебе?

Загадочно молчит, а после заявляет:

— Хочу тебе сюрприз сделать.

— В окно полезешь? — смеюсь, представив эту картину.

— Нет уж, я такую дичь не люблю. Но скажи, я ничего плохого не сделаю. Клянусь!

— Хм, а если ты выяснил мой телефон, может быть, и комнату вычислишь? — с Никитой мне хочется быть вот такой: немного шальной и дерзкой. Вероятно, потому у меня получается, что не чувствую рядом с ним трепета и волнения, у меня не краснеют щёки не бьётся безумное сердце.

Дерзкой быть просто, когда нет влюблённости и трепета.

Когда прощаемся, я ещё долго сижу, глядя на красивое небо и убеждаю себя, что Никита мне действительно нравится. Но самый важный вопрос в другом.

Хочу ли я таким образом стать ещё ближе к Лаврову, встречаясь с его лучшим другом?

Вечера становятся прохладнее. Нос ловит ароматы осени, ветер треплет волосы, я кутаюсь в вязаный кардиган — одну из немногих по-настоящему стильных вещей в моём не самом разнообразном гардеробе Кое-где деревья успели поредеть, поддеваю носками кед яркие листья, прохожу через кованые ворота и останавливаюсь, осматриваясь по сторонам.

Людей много. Студенты, пенсионеры, собачники, голуби, влюблённые парочки — кого этим вечером в скверен только нет. Лавочки заняты, и я медленно иду по аллее вперёд с самым независимым видом, на который способна. Просто гуляю. Имею же право.

Шуршание листьев за спиной, тёплые широкие ладони ложатся на мои глаза, горячее дыхание щекочет висок. Моментально накатывает паника, становится больно дышать и хочется только одного — сбросить с себя чужие руки. Обоняние вопит, что это Лавров — я узнаю его аромат из тысяч других. Этим терпким спортивным парфюмом он начал пользоваться незадолго до своего отъезда, и именно этот запах я слышала все разы, когда мы сталкивались.

Аромат, на который у меня нет аллергии, в отличие от того душного парфюма, которым облил себя с ног до головы Никита во время нашего первого свидания.

Я дёргаюсь, шиплю сквозь сжатые зубы какие-то ругательства, получаю свободу и резко оборачиваюсь, всем своим видом показывая, в какое место Лавров может запихнуть свои приколы, но это не он.

— Эй, ты чего? — Никита немного ошарашен, его руки беспомощно висят вдоль тела, и я удвилённо моргаю.

— Это ты? — спрашиваю растерянно и так стыдно становится за свою выходку.

— Я… а ты кого-то другого ждала? — улыбается, впрочем, без привычного бесшабашности. Скорее, по инерции. — Яся, честное слово, ты удивляешь меня каждый раз.

Он говорит это, не пытаясь приблизиться. Смотрит на меня сверху вниз, а голубые глаза кажутся совсем прозрачными.

— Прости, я немного испугалась, — улыбаюсь, сглаживая неловкость. — Запах… просто показалось.

— Ты в тот раз нос морщила, мне подумалось, что моя туалетная вода тебя не впечатлила, — в Никите снова эта лёгкость, которая меня в нём подкупила. — Брызнулся Лавра, он легче.

Каким чудом мне удаётся не скиснуть, не наморщить нос? Но я продолжаю улыбаться, плечами пожимаю, будто меня вовсе не волнует, что от парня, с которым у меня свидание, пахнет точно так же, как от моего личного кошмара.

Господи, Лавров! Ты снова с нами, даже не присутствуя лично!

— Пойдём? — Никита дёргает подбородком в сторону аллеи за его спиной, ждёт моего ответа.

— Пойдём, — улыбаюсь и вскоре мы выходим в другую часть сквера, где меньше людей, а через дорогу симпатичное кафе.

Внутри всего несколько столиков, покрытых ажурной скатертью, пахнет ванилью, а хостес на входе такая приветливая, только что обниматься не кидается.

— Тут потрясающие пирожные, — улыбается Никита, отодвигая для меня стул. — Ты же любишь пирожные?

Напрягается, будто действительно не знает, чего от меня ожидать, а я тихо смеюсь и заверяю, что с пирожными у меня нет никаких конфликтов.

Запахи кондитерской, ваниль и шоколад, кофе и выпечка — это те запахи, которые делают меня счастливой, а не провоцируют тошноту. Расслабляюсь, пока Никита уходит «позвонить», хотя телефон остаётся на столике. Смотрю по сторонам, любуюсь красивым интерьером, улыбаюсь. Мне хорошо и спокойно, а когда запах туалетной воды Лаврова испаряется в воздухе, становится совсем легко.

Телефон Никиты звонит, я намеренно отворачиваюсь, хотя так и тянет посмотреть на экран, чтобы понять, кто такой настойчивый, но держу себя в руках. Не нужно это, некрасиво так поступать. Звонок обрывается, но через секунду снова взрывает пространство надоедливой мелодией. Когда терпение на исходе и я почти сдаюсь под натиском любопытства, к столику возвращается Никита, просит прощения и, бросив мрачный взгляд на горящий экран, обрывает вызов и выключает телефон.

— Прости, — улыбается и, хозяйским жестом подозвав официанта, делает заказ. — Что будешь? Выбирай!

Ну что ж, если так просит.

— Мне миндальное пирожное с шоколадной крошкой и взбитыми сливками, — озвучиваю, а во рту слюна скапливается из-за предвкушения.

— Отличный выбор, — кивает официант, мы добавляем к заказу кофе, и он убегает в сторону кухни.

Никита откидывается на ажурную спинку белого стула, барабанит пальцами по крахмальной скатерти и смотрит на меня цепко, изучающе. Под его взглядом хочется съёжиться — в Никите слишком много напористой сексуальности и того опыта в отношениях, который мне был недоступен в силу самых разных причин: родители, маленькая Красновка и Лавров, который оставил слишком большой отпечаток на моей судьбе.

— Скажи мне, Яся, что тебя пугает?

Икаю, смотрю прямо в голубые глаза, а на губах Никиты расплывается ленивая улыбка.

— Меня ничего не пугает, — заявляю твёрдо, и Никита делает вид, что верит.

— Я тебе не нравлюсь? — прямо и в лоб, а я промаргиваюсь, подбирая слова.

— Ты симпатичный, — выдавливаю.

— И всё? — усмехается, смахивая со лба светлую чёлку. — Впрочем, это уже кое-что. Люблю сложные задачи.

Напряжение звенит струной, но приносят нас заказ и становится проще.

— Это потрясающе! — восклицаю, прожевав первый кусочек нежной миндальной прелести.

— Я знал, что тебе понравится.

Никита почти не притрагивается к своему пирожному, только на меня, жующую, смотрит, а я плюю на всё и просто наслаждаюсь великолепным вкусом и теряюсь в ощущениях. Это так вкусно, что хочетсчя урчать от удовольствия. Не сдерживаюсь, облизываю ложку, закатываю глаза, а взгляд Никиты странно темнеет.

Пьём кофе, разговариваем о всяком, и я радуюсь, что Никита никаким боком не касается Лаврова. Всё больше спрашивает обо мне, о моём детстве, юности в Красновке, слушает с интересом — во всяком случае, мне так кажется, что ему нравится меня слушать и слышать.