Ненавижу тебя, сосед (СИ) - Манило Лина. Страница 43

Я расплачиваюсь, так ничего не съев, снова усаживаю Ясю в машину. Всё, пора ехать, времени мало.

— Мы даже не видели дом, — размышляет ожившая Яся, пока едем. — Вдруг там будет неудобно жить? Или дорого…

— Оправданные страхи, но поверь: дом хороший, а цена приемлемая. Это не такая бандура, которую мы с парнями снимаем.

— Тогда почему такой отличный вариант всё ещё без жильцов?

— Обожаю твою способность смотреть в корень, — усмехаюсь, выезжая на Университетский проспект, а взбудораженный всеми событиями организм стремится к адреналину и скорости, но это лишнее. Ночью покатаюсь, когда город будет пустой. — Просто в этом доме жила когда-то любимая бабушка хозяина. Потом умерла, но абы кому Гена сдавать жильё не хочет. Но вы ему понравитесь.

— Думаешь? А вдруг нет?

— Тогда так и останешься жить в моей комнате. Только я не смогу каждую ночь проводить на диванчике, так что будем вместе спать.

Краем глаза замечаю, как сильно бледнеет Ярослава. Смеюсь её реакции и, остановившись на светофоре, щёлкаю Ясю по носу.

— Попалась? Расслабься, всё будет хорошо.

— Нет, страшнее перспективы спать в одной кровати с тобой, нахождение Дашки и Обухова на одной территории. Они же поубивают друг друга!

На память приходит ночная сцена, в которой Ивашкина тоже проявила себя со всех сторон. Никиту редко какой девчонке удивить получается, ошарашить. Оля справилась.

— Вот же молодёжь, не можете без опозданий, — Гена встречает нас у своих ворот, шутливо гневается, но, завидев Ярославу, расплывается в улыбке. Чертяка! — Это что же за такой милый цветочек?

— Я Яся, — шокированная напором Гены, Ярослава прячется за моим плечом, и это очень забавно. — Здравствуйте.

— Геннадий, — важно тянет руку для обмена любезностями, и ладошка Ярославы тонет в его лапище.

Гене хорошо за сорок, в прошлом он профессиональный боксёр тяжеловес. В нём больше ста килограмм и, наверное, почти два метра роста. Огромный, шумный и добрый. Мы с ним быстро нашли общий язык, я ещё я часто в гараже вожусь с его машиной, совмещая приятное с полезным.

— Постой, Ярослава! — оживляется Гена, вглядываясь в её красное от смущения лицо. — Это у тебя глаза такие или эти — как их? — линзы?

— Глаза, — ещё сильнее краснеет, а Гена с восхищение языком цокает.

— Ну что? Пройдём? — Гена вспоминает о деле и достаёт ключи из кармана, но Яся вспоминает о девочках и бежит за ними к нам домой.

— Слушай, был бы я помоложе, я бы не упустил такую девушку. Надо же, какая красивая. И скромная!

Это всё он о Ярославе, и я согласен в каждом слове.

— Хорошо, что ты не «помоложе».

— Что, ревнуешь? Не надо, я не угроза, — смеётся Гена, и даже мне с моими ростом в сто восемьдесят шесть сантиметров приходится задрать голову, чтобы чётко видеть его лицо. — Но девочка хорошая, ты не упусти.

Девочки, взъерошенные и торжественные, выбегают из ворот, наперебой здороваются, смущаясь, и Гена, оценив цветник по достоинству, начинает экскурсию.

— Дом хороший, капитальный. Все удобства: электричество, газ, водопровод. Канализация! Если понравится и сговоримся, вызову сегодня клининг, к вечеру можно будет заехать. Тут холл, дальше три комнаты. Кухня просторная, веранда застеклена. Дерево натуральное!

И так далее, тому подобное. Гена разливается соловьём, девочки радостно улыбаются, гуляя по комнатам. Это действительно отличный дом, в котором можно жить хоть до самой старости и не знать проблем. Плюс, по нашей личной договорённости, цену Гена ломить не станет. Он, помимо прочего, тесно связан по бизнесу с моим отцом, да и меня уважает. Так что проблем не будет. Главное, чтобы девочки не включили заднюю и не стали ломать комедию.

Но, к моей радости, о цене договариваются быстро. Удачно звонят из института, рассказывают, что готовы выделить деньги из бюджета на новое жильё, и это окончательно убеждает девочек, что нужно снять именно этот дом.

— Я в него влюбилась, — восторженно шепчет Ивашкина, и Даша с Ясей согласно кивают.

— Я ещё работать пойду, — зачем-то обещает Ярослава. — Проблем с оплатой не будет, не волнуйтесь.

— Мои родители пришлют денег, — заверяет Гену Ивашкина.

— А я обещаю, что в доме не будет вечеринок, пьяных людей и разбитых вещей, — клянётся Даша.

— Вы хорошие девочки, — улыбается шумный и большой во всех смыслах Гена. — Живите на здоровье. Тем более, после беды такой!

Только хитро смотрит на меня и отзывает на пару слов.

— Их трое, вас трое, между домами только забор… точно не будет вечеринок?

— Не будет. В твоём доме точно не будет.

— Вот и ладно, — смеётся Гена и хлопает меня по плечу, едва не сломав его. — Что я, не понимаю? Дело молодое, важное. Живите и не ссорьтесь.

Закончив с оформлением и обсуждением мелочей, Гена садится в чёрный внедорожник, залихватски жмёт на клаксон и скрывается в осенней дымке.

28. Ярослава

Вечером мы, собрав нехитрые пожитки, перебираемся в наш новый дом, в который невозможно было не влюбиться с первого взгляда: его атмосферу, уют, даже запах. Не было шанса не выбрать его. Ни единого.

— Красота! — радуется Ивашкина и, раскинув руки, падает на широкий диван. Он под ней пружинит, Оля подпрыгивает и весело хихикает.

Даша возится на кухне, инспектирует шкафчики и комментирует каждый шаг:

— Ого, сколько кастрюль. И сковородки! Моя мамуля была бы в восторге.

Мама у Дашки — повар в маленьком пансионате семейного типа, и, если верить рассказам, это не просто профессия, а главная страсть и призвание.

Мама… только от одного этого слова больно. Всего четыре буквы, а как много значат.

— Эй, Яська, ты чего? — Ивашкина садится рядом, обнимает за плечи. — Что-то стряслось? Тебя Демид, что ли, обидел? Вы ж ездили куда-то…

Ивашкина тарахтит, закидывает меня вопросами, но я головой качаю.

— Нет, Оль, Демид не обижал меня.

— Тогда что? — Оля гладит меня по плечу, и это внезапно успокаивает.

Я не привыкла загружать других людей своими проблемами, но сейчас я в таком шатком состоянии, настолько разбита, что не могу держать всё в себе. Должна выплеснуть хотя бы часть, а иначе лопну от перенапряжения.

— Родители приезжали. Мы… поссорились. Сильно.

Ивашкина молчит, но в тишине этой мне слышится поддержка. Тонкие пальцы чуть сильнее сжимают плечо, и наконец Оля говорит:

— Ох уж эти родители, да? Вечно знают, как лучше. Постоянно вмешиваются и раздают советы.

— Это точно, — невесело улыбаюсь, а Оля продолжает:

— У меня отец очень трудный человек. Когда-то пил очень много, а после всё-таки взял себя в руки, уже восемь лет в завязке. Но, знаешь, я грешным делом иногда думаю, что пьяным он мне нравился больше.

Всегда весёлая и беззаботная Ивашкина открывается с новой стороны, и на месте романтической барышни, у которой на уме по большей части шмотки и романы о любви, появляется печальная девочка с грустными глазами.

Мне хочется обнять её в ответ, и я делаю это. К чему держать в себе порывы?

Так и сидим с минуту, обнявшись, но я всё-таки не могу удержаться от вопроса:

— Да ты что? Разве так бывает?

Оля вздыхает и нервным жестом переносицу трёт. Слова подбирает.

— Бывает, если человек был добрым и весёлым, а стал нервным и злым, — в голосе Ивашкиной грусть, а длинные ресницы подрагивают. — Не знаю, почему мать с ним до сих пор не развелась. Почему терпит придирки и моральное насилие? Зато, знаешь, какая она умная, если дело моей жизни касается?

С её губ срывается короткий смешок, и снова между нами тишина, и только Дашкины комментарии из кухни вносят оживление.

— Но он мой отец, и я всё равно люблю его, — разводит руками, мол, ничего с этим не поделаешь. — И он тоже, просто разучился это выражать. Ясь, я не знаю, что именно между вами произошло, да и не хочу лезть, но, может быть, они тоже любят тебя, только выражают это как-то неправильно?