Сплошная видимость (СИ) - "MMDL". Страница 10

Отец уже взял два подноса, собираясь помочь мне с выбором еды, но Люк один из них выхватил, чуть не опрокинув уже приготовленный стакан.

— Я помогу!

Папа кивком отдал честь его похвальному стремлению, вместе с Кэмероном пошел вперед, а мы чуть задержались у стола с посудой, так как Люк долго соображал, нужно ли брать глубокую миску из дальней «башенки».

— Большой тарелки хватит, думаю, — мягко подсказала я. — И десертной, вон той.

Отец и Кэмерон запросто могли бы справиться с двумя подносами, но Люк — нет, поэтому решил в первую очередь позаботиться обо мне, а потом уже взять еды для себя, что необычайно трогало. В потоке более быстрых и ловких туристов мы неспешно двигались вдоль защитного стекла, на каждое блюдо Люк указывал пальцем, спрашивая: «Это?» Я то кивала, то мотала головой, со смущенной улыбкой добавляя всякий раз пластиковое «Спасибо», словно он сам готовил и теперь заслуживал благодарность за каждый кусочек еды. От неловкости зажимало горло, от голода побаливал живот, под гипсом ныла рука. Хотелось уже найти глазами родителей и сесть за выбранный ими стол.

— Мне хватит, спасибо.

— А как же сладкое? — взглядом указал Люк на пустую десертную тарелку. Мы перешли к стальным подносам с десертами, Люк тотчас выискал уже нарезанный яблочный штрудель. Приятное, вкусное лакомство, его любимое. — Возьмешь? — загорелся Люк, точно предлагал мне поскорее распаковать рождественский подарок, им купленный от всего сердца.

— Да. Спасибо.

Люк провел меня к столику, за которым уже сидел папа и со снисходительной ухмылкой наблюдал, как Кэмерон — серьезнее, чем когда бы то ни было в жизни! — приценивается к жареным в панировке куриным ножкам все там же, в центре зала. Люк аккуратно поставил мой поднос на стол, зачем-то попытался придвинуть мне стул, когда я на него опускалась, но лишь больно двинул деревянными ножками мне по икрам, — и унесся обратно к столу с посудой, за едой для себя.

— Как он справляется? — поинтересовался папа, зачерпывающий вилкой зеленый горошек вместе с картофельным пюре.

Я постаралась тоже начать трапезу, но, вот незадача, вилку пришлось взять в левую руку. Запястье и пальцы казались одеревеневшими, неестественно скрюченными… Я ведь правша. Кое-как, по ощущениям — выламывая себе здоровую руку, я закинула в рот пузатую мини-сосиску. На зубах хрутяще лопнула кожица, на язык пролился маслянистый острый соус, и я, громче ожидаемого отбросив вилку на край тарелки, затопила этот огонь газировкой. Вот и Люк такой же: привлекательный снаружи, но испепеляющий тем, что внутри…

— Он старается, — поморщилась я, опуская стакан.

— Это важно, но если станет невмоготу избавлять его от чувства вины…

— Обязательно сообщу тебе, не волнуйся!

…никогда и ни за что…

— Про таблетку не забыла?

Я достала из кармана пластиковый полупрозрачный пузырек и дополнила им занявшее поднос пиршество.

Люк вернулся с ужином через несколько минут. На его подносе, помимо напитка, стояли три широкие тарелки, заваленные, похоже, всем по чуть-чуть, что было предложено, но отсутствовала, пожалуй, самая главная для него, ребенка в душе, тарелка.

— А где десерт? — искренне удивилась я.

— Да там… — Он поморщился, подвинул тарелки ровнее, словно это помогло бы естественно сменить тему.

— Что?

— Мне не хочется ничего…

— Даже яблочный штрудель?..

— Его разобрали, — раздосадованно ответил он.

Кэмерон, наконец-таки, явился: с тарелки, выделенной специально под курицу, он скинул каждому из нас по паре небольших ножек — и про себя, конечно, не забыл.

— Это лучшее, что там было, — печально вздохнул гурмэ и принялся вспоминать с мужем вслух, как хорошо готовят курятину в забегаловки возле его бывшей квартиры.

Люк уныло наматывал на вилку спагетти. Моя левая рука, как змея среди камней, оползла стакан с газировкой, ухватила за самый край десертную тарелку и переставила соседу на поднос.

— Я не фанатею от штруделя, в отличие от кое-кого, — пояснила я вполголоса изумленному Люку. — Мне любой десерт подойдет. Который ты потом мне принесешь. А сам ешь это.

Люк долго смотрел на меня, как если бы слышал произносимые мною слова с задержкой, обдумывал каждое слишком тщательно. Потом взглянул на посыпанный сахарной пудрой кусок рулетообразного пирога… и нерешительная улыбка подростка, растроганного сущим пустяком до глубины души, которая предназначалась мне, досталась в итоге именно десерту.

— Согласен только на половину, — почти шепотом вымолвил Люк. От одного взгляда на него такого, тихого, чувствительного, сердце пускалось в безудержный пляс. Жаль, это не побочка от обезболивающего и так просто, увы, не пройдет…

========== Часть 6. Вторая половина ==========

Несколько верхних этажей лайнера, «дырявые» посередине, образовывали колодец, на дне которого вдоль выложенной дикими камнями дорожки, ведущей к нескольким садовым качелям, журчали и не фонтанчики, а подобие лесных ручьев. Этот островок природы окружали крупные растения с большими жесткими листьями; из прикрученных к колоннам динамиков доносилось пение птиц; журчание заполняло разум, вытесняло из него все, что могло, и я погружалась в сон, лежа у отца на коленях. На качелях напротив Кэмерон и Люк вполголоса обсуждали планы на ближайшие дни, шуршали картами-брошюрами, нумеровали развлечения, представленные в них с завлекающими описаниями и яркими снимками. У них всегда приключения, драйв, события, а на нашей с папой половине жизни — тишина, покой, созерцание и размышления о жизни. Вероятно, того не замечая, отец гладил кончиками пальцев мои волосы, сам постепенно впадал в дрему, отстраняясь от вечных забот, — ему полезно, ответственному руководителю что на работе, что в сожительстве с взбалмошным супругом.

Мне снился удивительный сон. Короткий, но волшебный. В аудитории, заполненной лестницей рядов, шумели мужские и женские голоса, молнии на рюкзаках и сумках, клавиши ноутбуков, толстые тетради не доверяющих технике студентов. Сидящая слева несуществующая в реальности подруга — с лицом невыразительным, незапоминающимся, как и бóльшая часть сна, — пихнула меня в бок локтем и кивком указала на открытые двери:

— Смотри какой…

Порог аудитории переступил закинувший на одно плечо рюкзак Люк, выше себя настоящего, с опрятной небритостью на подбородке, лишний раз подчеркивающей для меня его совершеннолетие. Он поднимался по лестнице твердо, без спешки, без внутреннего вызова, какой часто гремит в его шагах, когда он взбегает наверх, перемахивая через одну, а то и две ступени за раз. На губах красовалась едва заметная усмешка. Не смотря никуда конкретно все это время, он внезапно остановился у моего ряда, свободного справа места. Взгляд опустился плавно, мол, о, тут уже кто-то сидит.

— Я присяду? — бархатно спросил он.

Кивнув, я улыбалась ему как старому другу, которого не видела вечность, а он был вежливо холоден — потому что я для него незнакомка. К превеликому счастью, я этому парню «никто»…

За темнотой закрытых век корабль качало уж слишком сильно. Подо мной, так и не вырвавшейся пока полностью из сонного болота, была пустота, только под левым ухом за надежной стеною тепла билось чье-то громкое мощное сердце. В нос просачивался отцовский парфюм… Я снова маленькая девочка с арсеналом игрушечного оружия в детской; за спиной — никакого бесполезного образования, полученного ради ненавистной, как выяснилось слишком поздно, профессии; Люк если и успел уже родиться, то очень мал и больше похож на издающую милые звуки куклу, какие рекламировались охапками в «магазине на диване»… Только гипс давил под грудью и портил всю спасительную иллюзию.

Тени рассеивались, через веки просачивалась приглушенная рыжина от горящего справа встроенного в стену светильника. Я открыла глаза, потянувшись на застеленной полке, — Люк, боковым зрением приметив мои движения, опустил на живот портативную игровую приставку, потянул за провод под подбородком — и наушники-капли послушно спрыгнули ему на грудь.