Рикша-призрак - Киплинг Редьярд Джозеф. Страница 13

— Кто сделал вас так быстро членом совета, батенька? Ведь вы перескочили через полдюжину кандидатов?

— Очень жаль, но я ничего об этом не знал, — как бы оправдываясь, ответил Айир.

— Ничего позорящего вас я в этом не вижу, — продолжал старик. — Карабкайтесь, Отис, карабкайтесь, пока не забрала вас лихорадка. Три тысячи в месяц она уносит.

Айир передал разговор м-с Хауксби. Он поведал ей о своём огорчении, как своему близкому другу.

— А вы оправдывались! — воскликнула она. — О, какой стыд! Ненавижу людей, которые оправдываются. Никогда не оправдывайтесь, когда друзья будут говорить о ваших служебных успехах. Никогда! Мужчина должен быть дерзок и смел, пока не встретится с более сильным. Теперь слушайте меня, гадкий мальчик.

Легко и гладко, как катилась рикша вокруг Джакко, преподавала м-с Хауксби уроки житейской мудрости Отису Айиру, иллюстрируя их живыми примерами, встречающимися им на пути во время их прогулки в солнечный жаркий полдень.

— Боже милостивый! — закончила она восклицанием. — Ведь таким образом в следующий раз вы будете защищаться, когда вас назовут моим attache!

— Никогда! — с твёрдостью заявил Отис Айир. — Это совсем другое дело. Я всегда буду…

«Что будешь?» — подумала м-с Хауксби.

— Гордиться этим, — докончил Отис.

«Пока спасена», — сказала себе м-с Хауксби.

— Только боюсь, что я начинаю уже зазнаваться. Знаете, как осел, которого перекормили. Он разжирел и начал брыкаться. Может быть, это от горного воздуха и отсутствия переутомления в мозгу.

«Горный воздух… возможно, — сказала опять себе м-с Хауксби. — Он до конца жизни просидел бы в клубе, если бы я не открыла его».

Затем она прибавила вслух:

— У вас есть данные, чтобы чувствовать себя выше других.

— У меня! Какие?

— О, их совсем немало. Только это чудное утро не располагает меня к серьёзному разговору, а то я бы сказала какие. А что это за рукописи вы показывали мне вместе с грамматикой местного наречия?

— Записки о гулалах. Пустяки. Но я так много работал над этим, что не хочется и вспоминать теперь. Вам следовало бы ознакомиться с нашим округом. Приезжайте как-нибудь с вашим супругом, я покажу вам окрестности. Бесподобное место, особенно во время дождей! Громадные лужи, железнодорожные насыпи, змеи, шныряющие всюду, и зеленые мухи летом. Жители, способные умереть от страха при одном взмахе собачьего хлыста. Но они знают, что вам запрещено пускать его в дело, поэтому отравляют вашу жизнь ежеминутно. О, это божественное место.

Отис с горечью засмеялся.

— Тем более необходимо вам оставить его. Зачем вам жить там?

— Потому что больше негде. Как я могу уйти оттуда?

— Как! Сотни путей для этого. Право, если бы здесь не было так много народу, я дала бы вам хорошую затрещину. Требовать, милый мой мальчик, требовать! Смотрите! Вот молодой Хэксерли шесть лет на службе здесь и с половиной ваших талантов. Он требовал то, что ему было нужно, и получил. А тот вот, Мак Артурсон, как он достиг своего настоящего положения? Требовал, напрямик и упорно требовал — оторвавшись от жалкой чиновничьей лямки. Поверьте, все люди одинаковы на вашей службе. Я много лет прожила в Симле. Неужели вы думаете, что люди достигают высокого назначения, потому что известны их таланты заранее? Все вы вначале выдержали экзамены, какие вам полагаются, и все, за исключением уж совсем отпетых, способны работать. Остальное требуйте. Называйте это настойчивостью или нахальством, но требуйте! Люди полагают — знаю, что говорят люди, — что человек, умеющий дерзко требовать, должен кое-что представлять из себя. Слабый человек не скажет: «Дайте мне то или другое». Он будет только думать: «Почему мне не дали того или другого?» Если бы вы были в армии, я сказала бы, служите в пехоте, будьте барабанщиком. Там это значит — требовать! Вы принадлежите к ведомству, которое может распоряжаться ламаншской эскадрой, и медлите требовать, чтобы вас убрали из округа с зелёными мухами, где вы не признаетесь даже за господина. Поднимите на ноги всю бенгальскую администрацию. Предъявляйте свои права. Хлопочите у индийского правительства. Попытайте счастья в пограничном департаменте, там могут быть шансы у всякого, кто верит в себя. Пытайтесь всюду! Делайте все! Вы вдвое умнее и втрое представительнее всех здесь, и… и… — м-с Хауксби замолчала, чтобы перевести дыхание, — и всякая карьера, которая вам придётся по душе, будет вами сделана. Вы можете пойти так далеко!

— Я не знаю… — сказал Айир, несколько ошеломлённый неожиданным потоком красноречия. — Я не такого высокого мнения о себе.

Это была деликатность, но не вполне платоническая. М-с Хауксби легко прикоснулась рукой к лапе без перчатки, лежащей на откинутом верхе её рикши, и, смотря Отису прямо в лицо, сказала нежно, почти слишком нежно:

— Я верю в вас, если вы не верите в себя. Довольно ли этого, мой друг?

— Довольно, — ответил Отис торжественно.

Он замолчал и молчал долго, погрузившись в мечты, которыми жил он восемь лет назад, но сквозь них блестели порой, как солнечные лучи сквозь позолоченное облако, фиалковые глаза м-с Хауксби.

Любопытны и непостижимы вместе с тем извилины жизни, или, скорее, существования, в Симле. Постепенно, в свободное время между танцами, развлечениями и проповедями, распространилось среди мужчин и женщин известие о том, что Отис Айир, глаза которого зажглись теперь новым светом веры в себя и в свои силы, сделал что-то стоящее внимания там, в глуши, откуда он пришёл. Он просветил заблудившийся муниципалитет, внушил доверие к себе и спас сотни жизней. Он знал гулалов так, как не знал их никто другой. Изучил вообще прекрасно местные племена; несмотря на своё невысокое служебное положение, пользовался большим авторитетом среди местных гулалов. Никто, в сущности, и не знал, кто или что такое эти гулалы, пока Муссук, которого вызывала к себе м-с Хауксби, не возвестил всем, гордясь своими познаниями, что это одно из жестоких горных племён, дружбу с которым считает полезным поддерживать даже Великая Индийская империя. А нам известно теперь, что сведения эти были почерпнуты м-с Хауксби из записок Отиса Айира, который вёл их в продолжение шести лет наблюдения над этими самыми гулалами. Он рассказал ей также, как свирепствовала среди них лихорадка, благодаря их дикости и невежеству. Как, приведённый в отчаяние смертью от лихорадки своего любимого помощника, он проклял однажды местное управление за его халатность. М-с Хауксби с интересом слушала все эти рассказы и решила издать его записки, пока они не дошли до ушей посторонних слушателей, способных, по её мнению, преувеличить как хорошее, так и худое. После этого Отис Айир окончательно почувствовал себя героем дня и предметом всеобщего внимания.

— Теперь вы не будете впадать в мрачное настроение, — сказала м-с Хауксби. — Расскажите мне обо всем, что вас веселит и радует.

Отис не требовал дальнейшего поощрения. Представьте себе человека, имеющего за плечами в качестве советника и друга светскую женщину. Пока он пользуется этим, он безбоязненно может встречаться с людьми того и другого пола — преимущество, которое не имело в виду Провидение, когда создавало мужчину в один день, а женщину в другой, в знак того, что они не должны вмешиваться в жизнь друг друга. Такой человек может пойти очень далеко или, неожиданно для всех окружающих, ринуться в бездну, если отвергнет предлагаемый ему совет.

Управляемый м-с Хауксби, которая, в свою очередь, опиралась на мудрость м-с Маллови, возгордившийся и в конце концов уверовавший в себя, потому что в него верили другие, Отис Айир был готов к принятию дара судьбы, благосклонно повернувшей к нему лицо. Он чувствовал себя на этот раз более вооружённым для борьбы, чем был прежде, когда бесполезно и одиноко боролся в глуши.

Что случилось дальше, не поддаётся описанию. Началось с того, что м-с Хауксби имела несчастье сообщить о своём намерении провести следующий сезон в Дарджилинге.

— Вы окончательно решили это? — спросил Отис Айир.