Солнечный луч. По ту сторону мечты - Григорьева Юлия. Страница 3

Она рассмеялась. Смех у пожилой женщины был хрипловатый, низкий. Она откинула полог полотна, сковывавшего меня, и подала руку. Колдунья разговаривала со мной, продолжая посмеиваться. Я по-прежнему не понимала и рассматривала ее, точней, рисунок на ее лице. Эта была вязь символов, плетение которых причудливо складывалась в фигуры, похожие на животных. А может мне это только казалось, но однажды заметив это, я уже не могла отделаться от ощущения, что смотрю на фигурки зверей, бежавших друг за другом.

– Ата, – колдунья оторвала меня от созерцания и поманила за собой. – Ата-ата.

– Идем? – переспросила я. – Идем-идем. Наверное, так.

– Ата, – повторила колдунья, улыбнувшись.

На удивление у нее были все зубы, крепкие, чуть пожелтевшие, но без налета гнили. Она всё манила меня, повторяя свое «ата», и я, ухватившись за ее руку, поднялась на ноги. Оглядела себя. Единственный покров, скрывавший мою наготу, остался лежать на деревянном полу. Вдруг ощутив смятение, я закрылась собственными волосами. Женщина хмыкнула, покачала головой и потянула меня за собой, сказав уже знакомое:

– Ата.

Наверное, это все-таки можно было перевести, как идем, потому что ничего иного в голову не пришло. Я послушно шагала сзади, разглядывая сундуки, стол, четыре простеньких стула, две скамьи, полки, очаг, в котором весело потрескивал огонь. Глиняные горшки и миски, пучки сушеных трав – всё это было мне понятно и знакомо. А вот зверь, растянувшийся у дверей, вызвал оторопь. Он чем-то напоминал пса и овцу одновременно, только ростом чуть превосходил кошку. Зверь поднял округлую голову, оскалился, но старуха грозно замахнулась, и странное животное перевернулось на спину, поджало лапы и издало урчащий звук.

– Кто это? – вырвалось у меня.

– Турым, – ответила колдунья.

– Его так зовут?

Женщина махнула рукой, кажется, решив не отвлекаться на мой лепет, сдвинула ногой животное в сторону и толкнула дверь. Мы оказались в полумраке маленького помещения, но разглядеть его я не успела, потому что моя спасительница сдвинула в сторону кожаную завесу, и на меня дохнуло паром и травяным ароматом. Старуха слегка подтолкнула меня:

– Лихур. Ат.

«Иди», – перевела я для себя. Ата – идем, ат – иди. Кажется, я верно поняла. Что означало первое слово осталось мне неведомо. За завесой были камни. Они устилали пол, стены, потолок. От камней шел жар, но что нагрело их, я не увидела. Как не увидела углубления в полу, заполненного водой, от которой поднимался ароматный пар. Я сделала несколько шагов, озираясь по сторонам, и под окрик старухи полетела в воду. Тут же в спину мне раздался хриплый смех. Колдунья веселилась.

Я забарахталась, хлебнула воды и, вскочив на ноги, отчаянно закашлялась. Затем ожесточенно стерла с лица влагу и сердито взглянула на старуху. Она продолжала хохотать. Полусогнувшись, мотала головой и хлопала себя ладонями по бедрам, сейчас напоминая не хищную птицу, а обычную курицу.

– Не вижу ничего смешного, – проворчала я и передразнила женщину: – Ат-ат.

Старуха затряслась от нового приступа смеха. Ощутив прилив жгучей обиды и гнева, я размахнулась и плеснула в нее водой. От неожиданности колдунья замолчала, заморгала, с удивлением глядя на меня, а после… опять развеселилась. Ударив по воде ладонями в бессильной злобе, я уселась в воду, скрывшую меня по шею, скрестила на груди руки и насупилась, словно маленький ребенок.

Женщина приблизилась ко мне, что-то приговаривая, погрозила пальцем и опустилась на колени. Она подцепила прядь моих волос, пропустила между пальцами и снова заговорила, только, кажется, теперь размышляя вслух. Я сидела, глядела перед собой и делала вид, что не замечаю смешливой хозяйки дома, но слушать продолжала, надеясь, что вновь смогу хоть что-то понять, однако в негромкой речи я не смогла уловить даже «ат».

Пока я слушала ее ворчание, женщина опустила в воду руку с пучком сухой травы, потерла его, и на поверхности соломы появилась пена. Дальше меня мыли. Ворчание сменилось пением, впрочем, ничем не напоминавшим того бормотания, которое я услышала, придя в себя. Эта песня не была монотонной, она была напевной, приятной, и старухин голос звучал как-то завораживающе. Я застыла, вслушиваясь в мотив, и даже не заметила, как колдунья, набрав в деревянный ковш воды, осторожно вылила ее мне на голову, смывая пену. Затем показала жестом, чтобы я встала, снова зачерпнула из большого ведра и полила на тело. С последними словами песни, она кивнула на занавесь и сказала с улыбкой:

– Ат.

Я послушно выбралась из углубления, вышла за занавесь и увидела кусок ткани, расстеленный на лавке. Хотела было взять его, но старуха отрицательно покачала головой. Она указала подбородком на лавку:

– Тан.

– Лечь? – переспросила я.

– Тан, – кивнула женщина.

Заинтригованная, я улеглась на живот. Колдунья ловко скрутила мне мокрые волосы в узел на макушке, затем накрыла вторым куском ткани, и начала мять плечи, спину, ноги, стопы. Движения ее были умелыми и быстрыми, порой причинявшими слабую боль. После мне велели подняться на ноги. Старуха откинула верхний кусок ткани, затем нижний, постелила сухой и указала на него взглядом.

– На спину? – поняла я.

Женщина похлопала меня по спине, подтверждая догадку, и как только я выполнила ее пожелание, возобновила массаж. Когда она добралась до стоп, я уже готова была зашипеть и обругать свою спасительницу за ее странную заботу, но колдунья отошла в сторону и велела подниматься. Кажется, мучить меня закончили. Вернувшись в ту часть дома, где имелся очаг, я оглядела себя при свете огня и изумленно охнула – на моем теле не было ни синяков, ни ссадин, ни ран от зубов того зверька из пещеры, которого я назвала крысой. И чувствовала я себя необычайно бодрой и здоровой. Я рассмеялась. Хозяйка дома с улыбкой покачала головой и сунула мне в руки одежду. Разбираться с ней мне предоставили уже самостоятельно.

Однако заметив долгое затишье с моей стороны стола, колдунья, возившаяся у очага, обернулась, внимательно посмотрела на мое недоумение, с которым я крутила непонятную мне одежду, прикрыла рот ладошкой и опять рассмеялась. Одевали мы меня с ней вместе. Странные сероватые штуки с завязками оказались нательным бельем. Странным в них было то, что штанины существовали по отдельности. То есть сначала я надевала первую штанину, обвязывала ее вокруг талии, затем вторую, тоже обвязывала ее вокруг талии. Между ног ткань шла внахлест и стягивалась тонкой тесемкой. Но сразило меня другое. Моя хозяйка, указав на мое белье, присела, изобразив, будто справляет нужду, потянула воображаемую тесемку и «раздвинула» ткань между ног. Я сказала только одно:

– Какой ужас.

Однако это было меньшей из моих бед, потому я решила сначала опробовать это «приспособление» в деле, потом делать окончательные выводы. После на меня натянули рубашку с узкими рукавами, она приятно легла к телу. Рубашка мне понравилась. Затем были штаны более привычного кроя. Дальше еще одна рубаха, длинная. Затем жилет, отороченный мехом. И ноги я сунула в такие же мягкие башмаки, как у колдуньи. После того, как волосы высохли, старуха сама расчесала их и заплела в косу, стянув ее снизу кожаным ремешком. Мои волосы ей особенно нравились. Она часто посматривала на них, порой трогала, что-то приговаривала и вздыхала. Это она делала, как мне показалось, удрученно. Ну, может, у нее было какое-то особое отношение к рыжим волосам. Ничего, поживу и всё узнаю. Начали мы вроде неплохо.

– Благодарю, что не оставили меня, – произнесла я, когда женщина отошла.

Она вопросительно приподняла брови, и я, прижав ладонь к груди, склонила голову, жестом повторив свое «спасибо». Колдунья улыбнулась, кивнула в ответ и отошла, чтобы заняться своим делом. А я села за стол, подперла щеку ладонью и протяжно вздохнула. Теперь, когда я чувствовала себя защищенной, вопрос с моим беспамятством вновь занял первое место.

– Кто же я? – спросила я зверя, не сводившего с меня взгляда.