Бес сознания 2 (СИ) - Муха Руслан. Страница 21
Он снова уходит в комнату, оттуда слышится монотонный длинный шелест, а после он приносит лист бумаги.
— Вот, — протягивает он мне распечатанную черно-белую карту. — И это, старайся не привлекать внимание, не пользуйся такси или общественным транспортом, ни с кем не говори и передвигайся по дворам, — наставительно говорит мне Вова. — Вот ключи от дома, если закончишь быстрее, вернешься сюда и будешь ждать здесь. Но, скорее всего, я не приеду, Кузьмич оставит меня на ночь. И это... — он немного мешкает, — соседям лучше на глаза не попадайся, а то ментов вызовут.
— Подожди, — пытаюсь я его притормозить, видя, что он уже собирается уходить. — Нам как бы надо обсудить, как мы с тобой будем связь поддерживать. Моя способность сопряжения с тобой не располагает к общению. А нам нужно будет решить, как поступить, после того как я договорюсь с Бессоновым.
— А как же тот твой стремный голос? — Вова замирает в дверях и вскидывает брови.
— Да, я могу его использовать, но только не при свидетелях, сам понимаешь, как это будет выглядеть. И использовать его долго не получится, эта способность ограничена несколькими минутами.
— Я думаю, что смогу выйти и поговорить с тобой, если ты конечно орать не будешь как обычно.
— Демоническим голосом шептать у меня тоже не выйдет. Но, видимо, других вариантов у нас нет. Нужно придумать какой-нибудь знак, чтобы я отдал тебе мысленный приказ, и ты понял, что нужно выйти на связь.
— Ну давай, например, затылок почесать, — говорит Вова и чешет затылок.
— Нет, — качаю я головой. — Это слишком обыденно, такое ты можешь пропустить. Нужно что-то более эффективное, так сказать, запоминающееся.
— Только не заставляя меня больше бить себя по морде, тем более при мужиках. Они не поймут.
— Нет, этого делать я не собирался. Давай вот что: трижды ущипнешь себя за ногу. Это и будет знаком.
— Ладно, — кивает Вован, окидывает меня каким-то печальным взглядом и говорит: — Ты это — только постарайся там не накосячить.
— И ты постарайся, — усмехаюсь я.
Его лицо кривится в неуверенной улыбке, словно он еще хочет что-то сказать, но так и не решившись, молча выходит за дверь.
Я решаю не терять время и сразу же выдвигаться на встречу со своим, так сказать, родственником. До назначенной встречи осталось сорок минут, и пусть идти и недалеко, по дороге всякое может случиться. Поэтому не трачу время.
Я покидаю дом Вовчика без проблем. Никаких соседей мне, к счастью, не попадается. Не без удовольствия отмечаю, что прохожим нет до меня никакого дела. Ну а что? Я хоть и выгляжу паршиво, но чист, побрит и одет нормально.
Гулять по Краснодару из альтернативной реальности любопытно. Некоторые улицы кажутся до боли знакомыми, но и все же в них все равно что-то не так. Иногда сверяюсь с картой, чтобы удостовериться, что иду правильно. По совету Вована, стараюсь не шастать по центральным улицам, а больше передвигаюсь по дворам. Один раз даже напарываюсь на милицейский патруль, но благополучно их обхожу.
К фонтану на Красной я прихожу, как мне кажется, вовремя. Правда, часов у меня нет, но по моим внутренним ощущениям я шел не больше получаса. Идею спросить который час у прохожих я тут же отметаю. С макетом пэку лучше не привлекать ничьего внимания.
Бессонов появляется через десять минут. К фонтану он не спешит, а только бросает в мою сторону короткий взгляд. К слову, под фонтаном я тут один торчу.
Бессонов направляется к одной из скамеек, словно бы невзначай наводит на меня пэку. Ага, сразу решил проверить, кто я.
Пока он проверяет, я решаю не терять время и быстро направляюсь к нему.
— Добрый день, Аркадий, — говорю я и сажусь рядом.
Он здороваться не спешит, смотрит на меня недоверчиво и одновременно нетерпеливо. И судя по лицу, не слишком-то нравится ему происходящее.
— Имя, фамилия, отчество и статус, — чеканит он официальным тоном.
— Мое имя и статус тебе ничего не скажет, я просто посредник между тобой и осведомителем. Я пришел вместо Владимира Чернышевского. Сам он явиться не смог.
Лицо опера становится суровым и недовольным. Черт, как же он на отца-то моего похож!
— Пока не назовешь свою фамилию, имя и отчество, я с тобой говорить не буду, а сразу заберу в отделение.
То, что Аркадий Бессонов резкий и несговорчивый, это я выяснил еще при первой встрече. Поэтому решаю сразу перейти к делу:
— Завтра Андрей Кузьмич Чащовский планирует напасть на главаря опэгэ Казачинских. И планирует он убрать не только его, но и на всех, кто будет в доме. То есть: его семью и друзей, которые завтра соберутся на юбилее Ярослава Казачинского. В эту заваруху пытаются втянуть моего друга, Владимира Чернышевского. Его мать Чащовский держит в заложниках и угрожает расправой, если тот не выполнит поручение. Владимир готов пойти на сотрудничество с органами. Он сдаст вам банду Чащовских и всю информацию о Казачинских, если ему будет гарантирована анонимность, а в дальнейшем свобода.
Несколько секунд Аркадий Бессонов сверлит меня задумчивым суровым взглядом, потом строго спрашивает:
— Если это правда, почему этот Чернышевский сам не явился?
— Как я уже сказал, Чащовский угрожает его матери. Вова был вынужден уехать сейчас, потому что так ему приказали.
Бессонов закрывает глаза и устало качает головой.
— Даже если это правда, я ничего не смогу сделать, если он сам не явится. Никто не даст мне разрешение их задерживать, как и людей мне тоже не выделят. Да и Новороссийск не наша территория. Там свои следаки есть. Нужны веские основания. А тут что? По сути у меня нет ни осведомителя, ни показаний, ни свидетеля. Тебя я в расчет вообще не беру. Лутума наркомана никто слушать не станет.
Ладно, про наркомана я еще могу понять, может опер ввиду своей профессиональной деятельности на глаз умеет такое определять. Но как понял, что я лутум? Отсутствие пэку никак не подтверждает мой нулевой рейтинг. Этот вопрос я и решаю задать:
— С чего ты решил, что я лутум?
— Определил по ногтям, — нехорошо усмехается он, и по этой усмешке неясно шутит он или серьезно.
Невольно смотрю на свои руки, грязь действительно есть, а еще ногти обломанные или скорее даже обгрызенные, а не подстриженные. Черт, да он просто брал меня на понт!
Бессонов ухмыляется, когда я поднимаю глаза.
— Я не при исполнении, — говорит он, — поэтому можешь не переживать. Но и с обманкой вот так по городу ходить бы не советовал. Тебя глаза и губы выдают. Сразу видно ты крепко и давно на дегре сидишь. А эту дрянь употребляют исключительно лутумы.
Даже захотелось посмотреть на свои глаза и губы. Что-то я при первом созерцании своего облика ничего подозрительного не заметил, просто болезненная морда.
— Я больше не употребляю, — говорю я, — и разум мой чист и ясен как никогда. Так что я не поехал умом, если ты намекаешь на это.
— Вижу, что не поехал. Говоришь вполне внятно, даже удивительно, как внятно.
— Слушай, — меняю я тему, — я ведь знаю, что именно ты расследуешь преступления Чащовских. Неужели не хочется сцапать их за зад прямо во время преступления?
— Очень хочется, — соглашается он. — Вот только сам Андрей Чащовский руки как всегда марать не станет. Отправит кого-нибудь из своих зверенышей. И даже если я всех подниму, схватим мы парочку его пацанов и на этом все, они его не сдадут. Потому что знают, что на зоне им при таких раскладах не выжить. Поэтому, не вижу смысла лезть. Вот как уже случится, тогда мы и будем работать. И то, даже не мы, а Новороссийский отдел.
— Ясно, значит, когда убьют, тогда и приходите, — мрачно вздыхаю я, затем снова обращаюсь к Бессонову: — Слушай, ну я понимаю, что в рамках закона ты действовать не можешь. Но ведь я тебе сдаю их с потрохами и всех разом. Вова согласен выдать все преступления Чащовских и Казачинкских. Да и вообще, там завтра резня намечается. Неужели, зная это, ты ничего не предпримешь? Если схватишь их, предотвратишь преступление, это ж ведь как минимум повышение в звании.