РЕФЕРЕНС. Часть вторая: ’Дорога к цвету’ (СИ) - Иевлев Павел Сергеевич. Страница 36

— Но-но, гражданочка! — моментально срисовал обстановку вошедший в гостиную Слон.

Голос у него громкий и внушительный, заставляет прислушиваться.

— Этот мелкий поц у нас на контракте. Пока контракт не закрыт — он нам нужен. Знаете, как непросто было найти проводника, который знает сюда дорогу? Отработает аванс — отрезайте у него, что хотите, я его для такой прекрасной дамы с удовольствием подержу. Но сейчас — извините, он наш с потрохами.

Анахита с досадой бросила нож на пол, тот звякнул и отлетел в сторону. Сплюнула, окатила торговца презрительным взглядом, подхватила Нагму за локоть и вышла. В гневе она чудо как хороша, оказывается.

— Как зовут эту энергичную девушку? — спросил Слон в пространство.

— Анахита, — сказал я.

— И такую мамзель ты бросил тут с ребёнком, Петя? — укоризненно покачал он головой, обращаясь к торговцу.

— Тоже мне, сокровище… — буркнул тот, нервно звякнув пустым стаканом. — Козопаска немытая. Да ещё с прицепом! Я её из этой забытой Аллахом овечьей задницы в Мультиверсум вывел, а она ножом! И вообще, ещё неизвестно, от кого эта шалава нагуляла свою спиногрызину!

— Чёрт, — сказал я с чувством, тряся рукой. — Ебучий остеопороз! Кажется, я сломал вторую пястную. Старость, блин, не радость.

— Эка ты его, Докище! — Слон с интересом рассматривает улетевшего в нокаут торговца.

— Извини, Слоняра, я знаю, что контракт и всё такое…

— Говно вопрос, дружище, можешь ещё и по яйцам его пнуть, — великодушно разрешил командир. — Вижу, есть за что. Толку от него, между нами, чуть. Достал своим нытьём и бухает постоянно. Говно человек.

Я обдумал идею насчёт яиц, но решил, что пока он в нокауте, не интересно. Вот придёт в себя — вернусь к этой мысли.

— Пойду поищу аптечку, — покрутил я правой кистью.

Опухает прямо на глазах. Зря я без тактических перчаток-то.

— Провожу тебя, — сказал Слон решительно. — Помогу забинтовать, а то правую неудобно.

Глава 12. Аллах смотрит твоими глазами

— Слушай, у меня тут вопрос внезапный возник, — сказал Слон в коридоре, дружески приобняв меня за плечи, — у тебя с этой…

— Анахитой?

— Да, с ней. Никаких там шур-мур?

— Понравилась?

— Очень, — признался он. — Но товарищу дорогу не перейду, не по-пацански.

— Слон, посмотри на меня. Какие шуры-муры? Мне, сука, только фасон белых тапочек выбрать осталось.

— Серьёзно, Докище? Ты правда такой старый пень? Я думал, может, просто так выглядишь.

— Нет, я выгляжу ровно так, как себя чувствую.

— Херово ты, должно быть, себя чувствуешь, — сказал Слон, посмотрев на меня внимательно.

— Физически мне лет семьдесят пять. И никаких скидок. И никаких талантов. Я не шучу, Слон — я просто старик, который еле ноги таскает и нихрена не видит вблизи без очков, которых у меня, кстати, нет.

— Куча разных очков валяется в остатках товара у того мудня, — махнул рукой Слон, — он такой жадный, что ничего не выбрасывает.

— Хорошая новость! — воодушевился я. — Сейчас, руку замотаю, и пойду, пороюсь. Достала эта пресбиопия, сил нет. Но тебе ведь что-то ещё надо? Кроме разрешения хоботом помахать?

— Да, Докище. Мне нужен ты.

— Нахрена, Слон? Я не шучу и не кокетничаю — мой талант ушёл, а в бою меня можно разве что мишенью выставить. Чтобы враг патроны зря потратил.

— Слушай, блин, нас, первого состава осталось трое — я, ты и Змейса. Без тебя всё будет не то…

— Не гони, Слоняра, — поморщился я. — Не изображай романтика. Я не Змеямба, я не поведусь.

— Креон тебя хочет, аж кушать не может, — неохотно признался Слон.

— Нахрена?

— А я знаю? Он ещё на базе ко мне подъезжал: ах, мол, как жаль, что ваш колдун помер, не знаете ли вы, где ещё такие водятся?

— Он же меня сам лесом послал, — удивился я. — Меня потом дочка его нанимала, вспомни.

— Так-то оно так, — кивнул Слон, — но есть, сука, нюансец. Пока мы на его базе сидели, к нему какие-то шаманы таскались. И спрашивал он их, в том числе, про твои таланты — что, да как, да почему, и через какое коромысло работает.

— И что ему сказали шаманы?

— А вот без понятия, — вздохнул он. — Они мой жучок на второй день спалили. Так что вопрос у меня есть, а ответа нет. Но как он его получил, так вокруг меня и забегал ― вынь да положь ему ещё одного Дока.

— И ты начал крутить хоботом? — догадался я.

— А что, надо было сказать «нет»? Я высказывался предположительно. Теоретически. И гипотетически. В сослагательном, мать его, наклонении. Ежели, мол, чего, так вот вам и пожалуйста. А ежели нет — то не извольте, барин, гневаться…

— То есть, — резюмировал я, — кормил его говном.

— Но ведь я был прав! Вот он ты! Живой! Да он тебе больше, чем дочке обрадовался. На дочку он так, косяка даванул, сказал что-то и дальше покатил. Она сразу кочан глазастый повесила, да так и потрюхала сзади, как обоссанная. Хотя коник у неё знатный, я б не отказался.

— Знатная. Это самочка. Багха зовут.

— Буду иметь в виду. Мало ли, будет вязка, возьму котёночка…

— Слон.

— Что сразу «Слон»?

— Я тебе русским языком говорю — нет во мне больше никаких талантов. Я бесполезный старик.

— Но Креон-то об этом не знает!

— Так ведь узнает!

— Знаешь, однажды Ходжа Насреддин обещал падишаху научить ишака читать.

— И?

— Так вот, он обещал это сделать за восемь лет. И когда его спросили: «Ходжа, но что ты будешь делать через восемь лет?» ― он ответил: «За восемь лет помру либо я, либо ишак, либо падишах. А плату я взял авансом!»

— Ты хочешь кинуть Креона? — удивился я.

— Докище, — мы как раз дошли до дверей моей комнаты. Слон остановился, развернул меня лицом к себе, и сказал твердо, — ещё как хочу!

Ящик с очками обнаружил в мятой коробке в дальнем углу кузова. Разрешения порыться в сваленном там хламе у владельца не спрашивал, потому что его нокаут перешёл в пьяный сон. Да и плевать мне на его разрешения.

— Когда-то этот грузовик был мне домом, — сказала подошедшая Анахита.

— Прости, что лезу грязными лапами в твою ностальгию, но мне позарез нужны очки, — ответил я.

Я встряхнул коробку.

— Он их так и не выкинул? — засмеялась Анахита. — Вот жопа жадная. Он же их подбирать не умеет! Давай помогу. Прибора нет, но вот тут оптометрическая таблица свёрнута. Похоже, эту коробку десять лет никто не открывал. У тебя дальнозоркость, значит, вот этот набор линз. Видишь, какие оправы?

— Не «Райбан», — кивнул я. — На слесарные похожи.

— Зато они регулируемые. Смотри, вот здесь ослабляем винтик…

— Я даже сам винтик не вижу…

— Ничего, я сделаю. Выставляем межзрачковое расстояние и фиксируем. А теперь вставляем линзы… Эту строчку можешь прочитать?

— Я смотрю, не горишь желанием упасть в объятия бывшему? — спросил я, пока мы возимся с очками.

— Правильно ты ему врезал, — буркнула Анахита.

— Уже донесли?

— А как же. Товарищ твой, который Слон, художественно расписал, как ты за мою честь вступился. Спасибо, кстати, это мило. Хотя я и сама бы не затруднилась.

— Не за что. Так, накатило что-то.

— Рука болит?

— Ах, ты об этом… Я старик, у меня всегда что-то болит.

— Ладно, чёрт с ним, с Петей. Мудак он был, мудак он и остался. Скажи мне, Док, что творится с Нагмой?

— У твоей девочки талант. И не только к рисованию. Она из тех, кто видит Великий Фрактал. Может быть, это наследственность, может, так звёзды сошлись… Какой бы Пётр ни был мудак, но он проводник. Это одно из проявлений той же способности — видеть фрактал. То, что спрятано под внешней поверхностью мира, скрыто за завесой иллюзорной причинноследственности. И Нагма этот талант имеет. В чём именно он выражается, я до сих пор не уверен. Сначала мне показалось, что он сродни моему, я даже думал, что невольно послужил катализатором его проявления.