Зимняя бухта - Валь Матс. Страница 3

— Прошу, — пригласил Франк и широким жестом обвел Мэларен, словно бы озеро принадлежало ему одному. Смурф шел впереди, прошел на террасу. Там была расставлена садовая мебель. Над дверью — бело-зеленый навес, а немного поодаль — бассейн.

Франк остался в гостиной. Смурф взял шариковую ручку, лежавшую на столе.

— Какой прекрасный вид, — пробормотал он, записывая что-то на левой ладони. Положил ручку на место и ухмыльнулся, глядя на меня.

Франк появился в дверном проеме, ведущем на террасу.

— Давайте посидим в гостиной. Патриция хочет отдохнуть.

Мы вернулись в комнату, Патриция лежала, положив голову матери на колени. Франк предложил нам серебряный поднос с четырьмя маленькими рюмками.

— По стаканчику шерри?

— Спасибо, — отозвался Смурф, улыбаясь поочередно Франку, Патриции, ее матери.

— Хочешь чего-нибудь? — спросил Франк у дочери, но та лишь помотала головой.

Франк поставил поднос на стол.

— Ваше здоровье!

Он поднял рюмку в нашу сторону. Мы потягивали шерри — все, за исключением Смурфа, который проглотил свой одним махом.

— Хорошо пошло, — сказал он, улыбаясь Франку и возвращая рюмку на поднос.

Франк выдвинул ящик стола, который, судя по всему, был сделан еще во времена керосиновых ламп. Достал оттуда пачку денег, толстую, как псалтырь, и отстегнул от нее две стопочки поменьше. Большую пачку он убрал обратно и подошел ко мне, держа в руках маленькую. От него повеяло легким запахом какого-то одеколона.

— Спасибо тебе, Йон.

— Йон-Йон, — поправил я.

— Да-да, конечно, Йон-Йон. Будь в нашей стране побольше таких, как ты, мы бы сейчас не летели ко всем чертям.

Он протянул мне свою волосатую руку. Рукопожатие у него было крепкое и горячее. Мне такие нравились. И мне понравилось, что он вручил мне стопку сотенных купюр.

Я кивнул и поблагодарил.

Франк повернулся к Смурфу и дал такую же стопку ему.

И тут мы услышали, что кто-то открывает входную дверь. Раздались легкие шаги. В комнату вошла девушка с огромной копной волос. Губы у нее были клубничные, зубы — как сахар-рафинад, глаза веселые, а фигурка — как на рекламе нижнего белья, такие рекламы расклеены по всему городу. На ней было тонкое хлопковое платье с широкими красно-белыми полосками по диагонали, в руке она держала солнечные очки.

— Привет, — сказала она, и по всему было видно, что ее здорово озадачило появление Смурфа на мультимиллионерской вилле ее родителей.

Патриция спрыгнула с дивана и помчалась к ней с распростертыми объятиями.

— Элисабет, я чуть не утонула! А Йон-Йон нырнул и меня вытащил!

Она повернулась и показала на меня мизинцем, тоненьким, как карандаш, и длинным, как зубочистка.

Девушка по имени Элисабет взъерошила Патриции волосы и прижала ее к себе. Затем прищурилась, изучая меня. Пока Патриция рассказывала, она смотрела на меня, склонив голову набок.

— Мы заплыли за буйки и играли в мячик.

— Я же запретила тебе заплывать за буйки! — перебила ее мать, протягивая свою рюмку Франку.

— Я, Луис, Нилле и Эва Даннефальк. Мы играли в мячик, и тут приплыли на лодке Йон-Йон и Смурф.

Они остановились рядом с нами, а потом уплыли, и тут вдруг скутер. Смотрю — он мчится прямо на меня, и я отключилась. Дальше ничего не помню. А потом помню спасательную лодку. Йон-Йон нырнул и вытащил меня.

— Нам страшно повезло, — сказал Франк, подавая Смурфу еще одну рюмку. Тот кивнул и проглотил ее содержимое, как голодный пес кусочек мясного фарша.

Элисабет прижимала головку Патриции к своему животу и гладила ее по щеке той же рукой, в которой держала солнечные очки. Все это время она не отрываясь смотрела на меня, а я не отводил глаз.

— Мы к бабушке едем? — спросила она.

— Конечно, — ответил Франк, переводя взгляд на Патрицию. — Ты сможешь?

Она кивнула. Франк посмотрел сначала на жену, затем на Элисабет.

— Вот и хорошо. Значит, поехали.

— Когда? — спросила Элисабет, продолжая гладить Патрицию по щеке.

Франк взглянул на наручные часы, которые наверняка стоили примерно как маленький автомобиль.

— Через полчаса.

— Надеюсь, на ночь мы там не останемся? — спросила жена, сидевшая на диване.

— Нет, — ответил Франк. — Как-нибудь в другой раз.

— А я хочу остаться, — сказала Патриция. — Хочу спать вместе с Элисабет в нашем садовом домике.

Элисабет снова взъерошила ей волосы, все это время неотрывно глядя на меня. Взгляд у нее был такой, каким можно вскрывать двери, в нем горел огонь, от которого у меня ослабели колени. Она подошла к столику у того дивана, где сидела мать. Открыла посеребренный портсигар, достала сигарету, зажала ее губами, взяла со столика зажигалку и прикурила. Выдохнула дым в сторону матери, подошла к двери, ведущей на террасу, остановилась, прислонившись к дверному косяку, и посмотрела на Мэларен. Платье, почти прозрачное на солнце, не скрывало очертаний ее тела.

— Вы курите, мальчики? — спросил Франк.

Мы со Смурфом отрицательно замотали головами.

— Что еще я могу для вас сделать? — спросил он.

— Вы можете отвезти нас обратно на пляж Сульви-ка, — ответил я.

Тут Элисабет обернулась и посмотрела на меня. Длинная прядь упала ей на лицо, и она убрала волосы в сторону. Потом выдохнула в мою сторону огромный клуб дыма и медленно удалилась на террасу.

4

Милейшие сестры! Вы даже не знаете, что вы в себе таите. Не знаете, какими вы видитесь мне. Не знаете, как я томлюсь по вашим трепетным телам. Вам ничего не известно о тоске, пылающей у меня внутри, и моих изнуряющих мечтах. Вы даже не догадываетесь, милые сестры, о жестокости, живущей в ваших телах. Вы не знаете о моем вожделении и тоске, сестры! Вы не знаете о моем желании.

Франк вышел из машины, пожал нам руки, поблагодарил еще раз. Мы со Смурфом направились к калитке, а Франк укатил к себе на виллу.

Я достал из кармана купюры и пересчитал.

— Полтора косаря!

Смурф, улыбаясь, раскрыл у меня перед носом левую ладонь. На ней записаны четыре цифры светло-синей шариковой ручкой. Он растопырил пальцы.

— Что это?

— Двадцать шесть, девяносто один.

Смурф кивнул, и мы спустились к воде.

— Код от сигнализации, — ухмыльнулся он.

— Ты что, придурок?

— А дверь мы взломаем молотком и отверткой.

— Ты придурок!

Он остановился и посмотрел мне в глаза.

— Хочешь жить — умей вертеться, Йон-Йон. Как те парни с парусной лодки. Понимаешь? Они вернутся домой только поздно вечером. А может, и ночью. Принесем, что надо. Проникнем в дом и заберем оставшиеся бабки.

— Это грабеж.

Смурф склонил голову набок, улыбнулся — немного неуверенно.

— Дау них денег как грязи. Если мы возьмем пару лишних купюр, от них не убудет. У них есть все, что им нужно, и даже гораздо больше. А у нас что есть? Ничего!

Он выбил у меня на плечах барабанную дробь, заплясал вокруг меня. Мы спустились на пляж. Там было полно народу. Последние выходные перед началом учебы.

— Понимаешь? — крикнул Смурф и обманным маневром врезал мне справа в живот. Так, что я отступил. Спустившись к воде, мы осмотрелись.

— Где он? — спросил Смурф.

Я обернулся и спросил у парнишки лет восьми:

— Ты не видел желтый каяк?

Один из наших собеседников посасывал через трубочку сок, крепко вцепившись в пакетик. Другой ткнул пальцем:

— Его только что взяли два парня. Вон они плывут.

Еще один мальчишка показал в сторону Эп-пельвикена. Другой кинул пакет из-под сока на песок и ударил по нему пяткой так, что раздался легкий глухой треск.

Я ухватил Смурфа за майку, и мы помчались туда со всех ног.

Смурф был не из лучших бегунов мира. Зато у меня шаг был легким, тело гибким, а ноги длинными. В девятом классе я получил разряд по стометровке.

Итак, мы мчались в сторону Эппельвикена.

Я обернулся и закричал на Смурфа. Он задыхался и смахивал на инфарктного больного с избыточным весом. Чуть ли не со смертью боролся.