Собрание сочинений в 2-х томах. Том 2 - Фонвизин Денис Иванович. Страница 24

Автор другого сочинения, при сем сообщенного, не ясно видит те средства, коими Франция может быть страшна и велика. Он рассудил за благо противоречить намерению о привлечении французского дворянства к коммерции. Он назвал книгу свою «Военным дворянством, или Французским патриотом». В сем последнем свойстве отказать ему не можно. Везде видна честность его намерения и истинная любовь к отечеству; но в нем виден недостаток в знании существа коммерции и в средствах к произведению оных. Может быть, разум его и был бы способен к сему понятию, если б свободен он был от предрассуждений и некоторых воображений. Между тем, желать надобно, чтоб основания его и мысли приняты были хорошо во Франции.

Оба писателя показывают великую ревность против аглинской нации; но оная служит к чести агличан. Они стали хвалители аглинского народа, хотя, может быть, о том и не помышляли. Что можно сказать похвальнее о народе, как то, что старается он ревностно о благополучии и искореняет все предрассуждения, противные сему намерению. Впрочем, оба писателя должны были поневоле хвалить Англию, ибо ее всегда представляли они Франции примером.

Оба писателя живо и сладко писали: за сие почел я их достойными переводу; сверх того, делают они в нас более понятия о существе коммерции; но я имел еще к переводу сему и другую причину, а именно, я хотел, чтоб оспориваемое здесь предрассуждение и в Германии силу свою потеряло.

Предрассуждение причинило превеликий вред нашему отечеству, и если б мы за 300 лет пред сим оное истребили, то бы Германия была ныне богатейшее, сильнейшее и благополучнейшее государство в Европе. Германия, или Немецкая Ганза (купечественный союз), имела величайший в Европе флот, и помощию оного была бы она в состоянии не только иметь участие в обысканиях Гишпании и Португалии, то есть нового света, и в пути в Ост-Индию, но исключила бы отсюда и все прочие народы. Упустила Ганза не только взять участие в сих обысканиях, но и торги наши клонились с того времени к разрушению. Увяли цветущие наши мануфактуры, и за 80 лет пред сим Германия не имела почти никакого промысла, ни пропитания. Я не буду описывать все причины, кои произвели истинное падение Ганзы. Признаюсь, что многие тому были причины; но известно то, что предрассуждение паче всех оному способствовало. Сему купечественному союзу недоставало истинного соединения со всею Германиею. Предрассуждение о бесславии купечества не допускало дворян вступать в коммерции Ганзы. Сие исключение и приобретенные коммерциею богатства соединенными городами должно было возбудить основательный страх в князьях и дворянстве, чтоб не быть от сих городов притесненными. Сила и слава их возросли весьма далеко. Разве сокровища могли иметь другие действия? Итак, вместо того чтоб Германия сопротивлялась стараниям чужестранных государств о истреблении коммерции Ганзы, сами государи, князья и дворяне старались еще о ее разрушении. Не отрекусь, что Ганза своим поведением подала сама к тому повод. Но кто сей вред чувствовал столько, как наше отечество? Дело бы совсем пошло не так, если б дворяне в сей коммерции участие имели.

Думая, что автор «Торгующего дворянства» не весьма подробно вступил в сие дело, приобщил я здесь о том собственное мое рассуждение. Самая истина, существо дела и любовь к моему отечеству были главным предметом моего намерения, и что будет навсегда побудительною трудов моих причиною.

Уже ныне нельзя того сказать, чтоб прельщались мы одною суетою; важные и основательные дела начинают уже составлять наше упражнение. С некоторого времени выходят в свет о купечестве ученые рассуждения, многих читателей увеселяющие. Если б не проводили мы время в спорах о законе, которые кажутся важнее, то бы купечество было обыкновенным предметом в сообществах. Я видал ныне и придворных людей, возвышающих преимущества оного.

Господин маркиз де Лассе в 1736 году видел с удовольствием сию наступающую тогда государственную перемену. Между сочинениями его, соединяющими важное с приятным, найдены многие о купечестве, с его примечаниями. [1] Купечество казалось ему великим побуждением государственного благосостояния. Опасался он только того, чтоб правление не ослепилось сею прелестию и не дозволило оное дворянству, что почитал он за особливое зло. Рассмотрим мнение сего храброго дворянина, и если найдем оное достойным, то подвергнемся правилам его или возьмем совсем противную ему сторону, когда доказательства его найдем не довольными. Сие учинить дозволяется каждому. Г. Лассе должен был прежде знать, что прилично дворянству. Но он никогда не старался о неоспоримых доказательствах.

По начальным словам его, кажется, изображает он более нынешнее, нежели свое время: «Говорят непрестанно, что дозволено будет поступать в торги нашему дворянству, так, как в Англии, но сие мнение мне не нравится».

Если б противное мнение было доказательно, то надлежало б, во-первых, спросить аглинское дворянство, какую перемену имеет оно от сего дозволения, потом спросить государство, не претерпело ли оно чего от сея перемены? Когда милорд Оксфорд Англиею правил, тогда брат его имел главное управление над торгом в Алеппо; милорд Товсгенд, государственный министр, не презирал своего брата, который в Лондоне довольствовался торговлею. Должно ль за то осуждать сих юнейших братьев дворянского поколения и многих других, которых имена написаны в числе аглийского купечества? Вместо праздной и бедственной жизни и вместо того чтобы стать наконец бременем старших своих братьев, обогатились они с умножением общего благополучия, и дети их чрез наследное богатство до великих степеней чести славнее достигли. Сие самое может быть тому причиною, что рассеваются слухи непрестанно о дозволении торговать французскому дворянству.

Сии непрестанные слухи доказывают, что сам народ единогласно того желает; а таковые желания клонятся обыкновенно к важным преимуществам, кои большая часть людей могли предвидеть ясно.

Сии непрестанные слухи доказывают, что бедность, утесняющая большую часть дворянства, трогает каждое государственное состояние.

Сии непрестанные слухи происходят иногда и от самих дворян; не от тех, которые в великолепных обитают чертогах, но от тех, которые замок отца своею видят ежедневно разрушающийся и помощи себе подать не могут.Не от придворных господ происходят сии слухи, которые с гордостию принимают ежедневно новые от государя знаки милости, но от погибающего дворянства, которого бедность солнце, восходя, освещает и которому закрыт путь к получению милости; одним словом, не от того высокого дворянства, которое еще выше, нежели сказывают... Но есть ли дворянство ниже? Ежели есть, то бедность отчасу более его унижает. Купечество представляет ему себя на помощь, так, как доска в кораблекрушении; не должно ли же ему за оное взяться?

Сие чрезмерное желание происходит с тех пор, как купечество начало в государстве знатным становиться; с тех пор, как торгующие и с нами о преимуществах ревнующие народы стали показывать нам то, что приобрели они силою купечества; с тех пор, как свет философии начал просвещать и рассеивать наши предрассуждения. Рассудок наш, конечно, стал уже просвещенным, когда говорит он нам, что дворяне в купечество вступать могут.

Не слышно было сего в те варварские времена, когда дворяне в недостойном рабстве целую половину Франции содержали. Не было нужды в купечестве дворянству, ибо и землю и людей они тогда имели; впрочем, в то время помышляли только об одном нападении и защищении и меч казался государству нужнейшим орудием.

Сего невозможно услышать и в Германии. Целый свет старых баронов обнимут свои гербы и возопиют о погибели своего государства. В Польше еще менее сего услышать можно, ибо пятьдесят тысяч дворян, утомленных голодом, поклянутся тогда мечом своим лучше служить ровному себе за малое жалованье, нежели обогащаться купечеством и приобресть себе свободу. Таковы-то остатки готического духа, который в сих государствах хранился более, нежели в других.