Собрание сочинений в 2-х томах. Том 2 - Фонвизин Денис Иванович. Страница 63

Надежда на счастие, на сие неожидаемое стечение причин, нами непредвидимых, спасает человека в опасности, возвышает его сердце и уменьшает ту робость, которую стесненная в самой себе душа ощущает, когда, наполнясь великим предприятием, взирает на опасности, к побеждению предстоящие. Сия надежда на счастие произвела отважный поступок в первой юности находившегося Цесаря, во время его пленения на острове Фармакузе между киликийскими морскими разбойниками, кои тогда по большим своим флотам и бесчисленным судам были владетелями моря и кровожаждущими в свете людьми. Цесарь послал всех своих по городам для собрания денег и остался один с своим врачом и двумя служителями у сих варваров, коих так презирал, что, ложась спать, приказывал им быть тише и не мешать сну его. Киликияне потребовали за ею освобождение только двадцать талантов; Цесарь стал тому смеяться, как будто бы они не знали, сколь знаменитого пленника имеют, и обещал им пятьдесят талантов. В течение почти сорока двух дней шутил и играл он бесстрашно с сими дикими, составлял и читал им речи и стихи и называл их невеждами и варварами, когда они тем не трогались; часто с усмешкою грозил всех их перевешать, и лишь только из плена свободился, то с несколькими кораблями, кои нашел в Милезийской пристани, пошел прямо к Фармакузе на сих разбойников, коих большую часть покорил и всех их на крестах распял. Точно сия же надежда произвела в Цесаре бодрость, оказанную им за несколько времени пред Фарсальскою битвою на маленьком судне, когда, в рабской одежде сокрывшись, пошел навстречу флоту позади оставшегося Антония и, при опаснейшем волнении, вдруг вскочив и схватя за руку трепещущего кормщика: «Не робей, — сказал ему, — ты везешь Цесаря и его счастие». Коломб предчувствовал, что есть Америка.

Один верит, что родился к несчастию, а другой к счастию. Как игрок в целый вечер играет дурно для того, что начал играть несчастливо, так первый будет, конечно, несчастлив, потому что в робости и нерешимости ни на что не отваживается и что сия нерешимость поставляет его у других в презрение. Последний счастлив потому, что отваживается на то, на что без дерзости отваживаться можно, и что ясный счастия луч умножает тотчас и ту вышнюю надежды степень, которая называется доверенностию, и от других к нему почтенно. Доверенность к самому себе родит терпеливое выжидание времени и ревнование к самому же себе произойти свои прежние дела новыми, затмить приобретенные достоинства большими и за счастием гнаться, пока его достигнет. Но великие духи суть всегда те, кои при больших пременах вещей человеческих никогда в счастии не надмеваются и никогда в несчастии не отчаиваются.

Отсюда ясно, что благородное почитание самого себя дает действительно нам силу возвышаться над человеческими слабостями, устремлять способности наши к похвальным предприятиям, никогда духу рабства не давать места, никогда не быть рабом порока, повиноваться гласу своего предопределения, не унывать в несчастии и надеяться на счастие.

Неизреченно нужно, чтоб сие возвышение природы, сия доверенность к силам своим возбуждалась в первой юности. Надлежит во младые еще души вселять любовь к добру, к красоте и величеству. Надлежит представлять им добродетели в трогающих примерах, чтоб они любили добродетель. Надлежит подавать им большие понятия о их способностях, дабы дерзали они быть добродетельными; все представлять им в лицах, проницать сердца их вещающими образцами дел великих, возбуждать их страсти чувствительными предметами. Швейцарам дают читать Лаватеровы швейцарские песни и Соломона Гирцеля исторический опыт тамошней конфедерации; сии книги представляют очам их те времена, где великая душа была всего превыше, где честные нравы обретали всеобщее почтение и иройские добродетели всеобщую хвалу. Юность способна к тому прекрасному пламени, которое пылало в сердцах древних ироев, и к благородному желанию собирать лавры на том месте, где достойные их предки пожинали оные. Изображение благих пряной, повествование добродетельного деяния действует тотчас, влечет душу к удивлению и волю к подражанию.

Великие дела из истории, впечатленные в сердца трогающими образцами жизни достохвальных мужей, каковые описывали Плутарх и Каспар Гирцель, Геснеровы поэмы, исполненные благородныя и бессмертныя натуры, производят в юношестве удивительное действие. «Будут ли и мою жизнь описывать?» — спросил при мне пятилетний сын мой у матери своей, когда она, держа его в нежных своих объятиях, толковала ему Плутарховы жития великих мужей. Всякий без дворянства благорожденный юноша захочет быть великим мужем, когда он духом или добродетелию великих мужей прямо тронут; сии добродетели возрастут в юном его сердце; он захочет заступить у потомков то место, которое великие те люди столь славно занимали. Подвиг к подражанию изъявляется часто слезами, кои каждый отец нежнейшими объятиями награждать должен.

Фемистокл весьма еще был молод, когда греки при Марафоне персиян победили. Вседневно при нем хвалили Милфиада, которому сию победу приписывали, фемистокл казался при том молчалив и задумчив; он от всех юношеских забав удалялся. Друзья его спрашивали о причине, и сия прекрасная душа отвечала, что трофеи Милфиадовы не дают ей покоя. Историк Фукидид в первой своей юности плакал, слыша Иродота на олимпийских играх, читающего свою историю пред народом со всеобщею от Греции хвалою. Зенон увещевал тех, кои важный и задумчивый вид Перикла почитали несносною надменностию, быть так же горделивыми, как и он, дабы тем в душах их та же ко благу любовь возгорелась и они бы неприметно к ней приобыкли. Демосфен во младенчестве столь был тронут славою, которую Каллистрат приобрел оспориванием тяжебного дела, и столь сильно пленился победоносною силою красноречия, что тотчас, последуя тем Зеноновым правилам, пошел он во уединение, оставил все прочие упражнения и совсем единому красноречию посвятился. Гомер между греками родил множество ироев; известно, сколь охотно читал Александр творения сего великого стихотворца. Честолюбные, а не добродетельные слезы проливал Цесарь, когда в Кадикском храме Геркулеса увидел он Александрову статую, ибо Александр и его лета был толь уже велик, а он толь еще мал. Можно понять, для чего сей будущий низринутель римския свободы тогда еще сказал в некоем бедном городке: «Я лучше хочу быть здесь первым, нежели в Риме вторым».

Таковые многократно повторяемые юношеству впечатления укрепляют душу, умножают ее пособия, делают, что не видит она ничего такого, до чего бы и достигнуть не могла, и впечатлевают в нее то благородное славолюбие, которое всегда великие производит деяния, если добродетелию сопровождается; напротив же того, крайняя ко всему оному бесчувственность есть непреложный знак, что молодой человек ни к чему великому не годен. Спартане возбуждали еще в детях своих подвиг сего благородного честолюбия; выговор долженствовал производить огорчение, а похвала восхищение; кто оставался бесчувствен к тому и другому, презираем был в Спарте, как низкая, малая и к добродетели неудобная душа. Следуя сим правилам, недавно дюк де Шуазель приказал одному ученому мужу, который мыслит как гражданин и провидит как политик, собрать все речи и дела разных французских офицеров и солдатов для употребления в военном парижском училище, и без сомнения книга сия для юных французских воинов будет наилучшая.

Все сии вместе взятые рассуждения влекут меня к заключению о важности благородного во всей нации к самой себе почтения и о желательнейшем ее преимуществе, столь близко с похвальным национальным любочестием соединенной любви к отечеству.

Когда из всей истории избранный пример единого человека воспламеняет уже нас к благородным предприятиям, то какому же действию быть надобно из собранных целой нации примеров. Великие дела в поле и в республике сию любовь вселяют в сердце, пронзая нас внутренним почтением к тем мужам, кои удовольствие умереть за отечество познали, кои не отрицались служить ему для того, что иногда в своих ожиданиях ошибались, кои по ревности своей о чести, добродетели и правах отечества во всю жизнь свою поставляли себя выше ядовитого жала зависти и злобы ненавиствующих сограждан; к таковым мужам надлежит возбуждать благоговение в целом народе, буде хотят поселить в него к самому себе почтение, сей единый способ преображать целые нации.