Собрание сочинений в 2-х томах. Том 2 - Фонвизин Денис Иванович. Страница 71
Приложенное отдай, матушка: к Карину отошли, а Аргамакову, как у вас будет, отдай.
A ma soeur. 22 Fev. 1764.
Вчера полученные вести были для меня не новы: я знал, что тому быть должно, так как и к тебе писал я обстоятельно. Я от него [2] получаю письма, и получил вчера. Изо всякого вижу, что он единственно одну склонность имеет причиною сего намерения. Я его знаю очень хорошо и клянусь тебе, что достоинства имеет. Живучи с ним почти вместе, имел я случай довольно узнать его. Пьянства, мотовства не опасайтесь: этих пороков у него нет. О достатке его знаю только то, что имеет он четыреста душ, которым также участница маленькая сестра его. Может быть, что он и безденежен; только, имев такие деревни, можно иметь и столько денег, чтоб содержать себя честным образом. Впрочем, я с моей стороны должен тебе признаться, что почитаю его достойным быть мне зятем.
Ежедневное обхождение его со мною подавало мне случай узнать его мысли. Он действительно не имел намерения жениться, а бывало всегда говаривал, что, имея чем жить, предпочитает лучше ехать в чужие краи; да и сверх того, я клянусь, что он, кроме склонности, никакого другого интереса не имеет.
Возможно ль сравнить его с М. К. Озеровым так, как то делают батюшка и матушка в письме своем?
Этот человек имел воспитание, и можно назвать его un homme du sentiment; [1] а тот, кроме подлых мыслей, никаких сентиментов не имеет. Этот же имеет благородное сердце и за честь свою действительно склонится жертвовать жизнию; а тот не знает совсем, что это совесть. Сверх того, я уверяю, что он будет мне другом всегда, сделается ль дело или нет. Я знаю точно, что и он с своей стороны, в том или другом случае, только дружбы своей ко мне не отменит. D'ailleurs je vous assure qu'il n'a pas d'autrcs inter[...] seul amour. Il est extremement amoureux de vous: [2]вот [...] причина всему. Письма его то больше доказывают [...] не быть в том совсем мне уверену. Уведомьте [меня насчет] вашего намерения.
Отпуск мой не знаю скоро ль быть может. Видно, что князь М. М. [3] ничего обо мне не писал, потому что князь А. М. [4] никак о том не отзывался, а самому мне начать нельзя, потому что ежели должен я дожидаться конца батюшкиного дела, о успехе которого теперь знает только один бог, то проситься еще рано. Если б я что-нибудь от вас получил решительного, то б по тому поступать стал; а то есть ли способ сообразить получаемые мною письма? Батюшка пишет, чтоб я старался об отпуске, однако не оставлял бы на второй неделе стараться о его деле; а матушка изволит писать так, как бы совсем мы проситься должны домой до того, чтоб извозчики нас не ввезли на дороге в прорубь и не разбили бы лошади. Так из того рассуди, что мне начинать.
Мне очень смешно, что ты меня считаешь влюбленным. К Аргамакову я писал шутя и божусь, что нимало дух мой не беспокоится. Да и в кого здесь влюбляться? Все немки ходят бледны как смерти. Поди, Христа ради! что ты на меня клеплешь, а что всего досаднее, и пеняешь! Не подумай еще того, бога ради, что я теперь лукавлю. Да для чего бы то? Билет же для трагедии отдал я Бакуниной, у которой муж есть, тому лет с двадцать.
Об отпуске еще повторяю: ежели отпишете, чтоб я, несмотря ни на что, просился, тогда почту я себя прямо счастливым. Бог один видит, как мне с вами хочется увидеться! Постарайтесь, чтоб и князь М. М. помог. [...] веселья сегодня балом кончатся. Боже мой! я [...] в первую неделю еще от них не отдохну. Три дня [...] маскарады и три спектакля. Все мне стало...
27 сентября 1764.
Милостивый государь батюшка и милостивая государыня матушка!
Почта уже пришла, и пакет распечатан, только сказали мне, что писем нет. Я не знаю, что могло быть тему причиною, и о том очень тужу. Дай бог, чтоб хотя завтра, по ямской получа, я мог обрадоваться. Затем иного донести не имею, как только то, что я, слава богу, здоров. Сегодня обедал у Александра М. Хераск., а ужинать поеду к М. В. Приклонскому.
Санкт-Петербург. 1766.
Января 23 и 24 чисел.
Матушка сестрица! Я не получал еще писем ваших, которые писали вы ко мне в понедельник; однако завтра получить их надеюсь. Невозможно, чтоб им ко мне не писали, зная, сколь мне письма ваши дороги и что они только составляют все мое утешение. Признаюсь тебе, матушка, что, проведя здесь несколько дней, уже был я во всех собраниях, видел здешние веселья, их не чувствуя, и кажется мне, что здешний свет уже не один раз глазам моим представился. Но все сие сколь далеко от того, что б хотя мило сделать мне могло отраду в моей горести, которая непременно должна меня терзать, как скоро вспоминаю то, что я с вами розно! Каждую минуту я то вспоминаю, следовательно и терзаюся каждую минуту. Теперь сижу я один в моей комнате и, говоря с тобою чрез письмо, чувствую в тысячу раз более удовольствия, нежели вчера и третьего дня, окружен будучи великим множеством людей. Воображаю тебя, говорю мысленно с тобою, тужу с тобою о том, что мы разлучены, и бог знает надолго ль. Наконец, чувствую, что сердце мое терзается от того, что представляют мысли. Вот состояние мое каково в сию минуту. Уже великодушие меня оставило и миновалась та холодность, с которою рассуждал я о том, что б могло тронуть человека. Я не знаю сам, отчего прежний мой веселый нрав переменяется на несносный. То самое, что прежде сего меня здесь смешило, нынче бесит меня; мне кажется, всего лучше я теперь сделаю, если в доказательство тому напишу к тебе мой журнал.
В самый день моего приезда явился я по должности моей. Поговоря нечто о ближнем, заключил я изо всех наших слов, что в свете почти жить нельзя, а в Петербурге и совсем невозможно. В двадцать девять дней моего в Москву похода здесь люди стали сами на себя совсем не похожи: кого оставил я перед отъездом моим дураком, того ныне не только разумным, да еще и премудрым почитают. Только то несколько утешает, что тех самих, которые им приписывают такую славу, оставил я перед отъездом моим такими же дураками. Странное дело! Ты не поверишь, матушка, что с нынешнего нового года все старые дураки новые дурачества понаделали! Например, Шепел., женатый на Рубанов., разводится с женой за самую безделицу, а именно за то, что она приняла было намерение его поколотить в самый Новый год. Он, не хотя в сей торжественный день быть от супруги своей бит и оставляя прошлогоднее свое дурачество, которое имел он, претерпевая такие действия женина гнева, впал в новое дурачество и, вздумав разводиться, пошел противу самого бога, который соединил их неисповедимым своим промыслом. Графа А. А. Бестуж. [1] застал я здесь в покаянной, куда посажен он каяться в том, что не поступал он по правилам здравого рассудка, хотя никто не помнит того, чтобы какой-нибудь род разума отягощал главу его сиятельства. Жена господина Деденева закричала здесь караул, ехав по большой улице. Она и действительно имела к тому законную причину, затем что везли ее в прорубь, по приказанию мужа ее, который, видно, как второй Идоменей, обещал Нептуну какую-нибудь жертву. — О таковых приключениях и тому подобном поговоря с И. П., я с ним расстался. Оттуда поехал я к А. И. Приклонской, от которой слышал новые уверения о дружестве, и наконец поехал я от нее к П. М. Херас. [2] Они безмерно обрадовались, меня увидя; спрашивали о вас всех, и я, как верный историк, описывал им Москву подробно. Я прошу тебя, при засвидетельствовании княжне Анне Никитишне моего истинного почтения, донести ей, что я порученную комиссию исполнил. Пелагея Никитишна отдает справедливость ее разуму, которым наполнены письма ее; рассуждения в них философски, и, одним словом, они достойны своего автора. Впрочем, я очень усердно исполняю и ту комиссию, которою она изволила удостоить меня, чтоб вспоминать чаще о ней Пелагее Никитишне. Всякий день бывая у них в доме, могу тебя, матушка сестрица, уверить, что разговоры наши тем только и оживляются, что часто говорим мы о достоинствах и совершенствах княжны.