Поэты 1790–1810-х годов - Воейков Александр Федорович. Страница 28

Лик подруг
Прекрасна, мила дщерь небесна,
Богиня кроткая сердец,
Светильница души прелестна,—
Надежда! — где? — где твой венец?
Цульма (одна)
Ты настояще услаждаешь
Грядущим благом в наших днях;
В цветах плоды ты созерцаешь;
Ты усмехнешься — и в полях
Цветуща зелень оживает;
И там — Селим ко мне предстанет…
Лик подруг
Прекрасна, мила дщерь небесна,
Богиня кроткая сердец,
Светильница души прелестна, —
Надежда! — где? — где твой венец?
Цульма (одна)
Ты за слезу любви пролиту
Готовишь тысячу утех;
Живишь красавицу забыту
И кажешь издали успех;
Коль сердце днем мое мертвеет
Волшебных ради грез твоих,
Оно еще ласкаться смеет
Средь тишины часов ночных.
Лик подруг
Прекрасна, — мила дщерь небесна,
Богиня
           и проч.
Цульма (одна)
Ты избираешь сон мне здравой,
И я — с улыбкой величавой,
Довольна утром, пробужусь
И в радости вострепенусь,
Что хоть во сне его узрела;
А что в душе бы я имела,
Когда б — теперь — в саду — он был?
Лик девиц
Прекрасна, — мила дщерь небесна,
Богиня кроткая сердец,
Светильница души прелестна, —
Надежда! — здесь, — здесь твой венец.
Так нежная мурзы невеста
Всяк день под тенью вертограда,
Или в убежищах пещерных,
Иль при купальнях в тишине
Часы печальны услаждала
И возвращалась в дом с надеждой,
С надеждой зреть возврат мурзы!
Но там — какие смуглы чела
Мелькают на брегах реки?
Конечно, — зной еще и долг закона
К водам прохладным призывают
Стопы сарматски по грозе.
Пускай сарматы утомленны
Струи салгирски рассекают
Своими тусклыми руками!
Меня явления вечерни
Зовут во храм красот сумрачных.
Явленья вечера прекрасны,
Когда со мной Сашена ходит,
Когда она с зарею спорит.
Да, утром поле, пенье птиц,
В полудни тень пещер и сосн
И хладный родников кристалл,
А в вечер тихий брег морской
И пурпурный закат над зыбью,
Конечно, — всякому приятны;
Но мне — Сашена завсегда.
Без голубых очей ее,
Без ви́шневых устен ее
Ни чистая лазурь небес,
Ни луг, ни пенье птиц поутру,
Без русых вьющихся кудрей
И без каштановых бровей
Ни тень, ни цветники в полудни,
Без розовых ее ланит,
И без ее блистанья взоров
Ни поздний пурпур в море зыбкий,
Ниже вечерняя звезда
Очаровать меня не могут, —
Лишь ты, Сашена! — ты мне всё.
<1798>, <1804>

22. ПЕСНЯ («В вине вся истина живее…»)

С французского

In vino veritas etc [79].

В вине вся истина живее,
Пословица твердит давно,
Чтоб чарка нам была милее,
Бог истину вложил в вино;
Сему закону покоряюсь;
И я за питуха сочтен;
Все мнят, что я вином пленяюсь;
Но нет — я истиной пленен.
Все мнят, что сроду я охоты
К наукам скучным не имел
И, чтоб пожить мне без заботы,
Я ставлю прихотям предел;
Всяк думает и в уши трубит,
Увидевши меня в хмелю:
Он в рюмке лишь забаву любит;
Нет, братцы! — истину люблю.
Всяк думает, что пламень страстный
Подчас мое сердечко жжет
И что молодки только красной
Для счастья мне недостает;
Так, подливаю и с молодкой;
И все шумят, что я хочу
Искать утехи с сей красоткой;
Эх, братцы! — истины ищу.
<1805>

23. ЦАХАРИАС В ЧУЖОЙ МОГИЛЕ [80]

                                           Какая ночь!
Толь грозно никогда не падала с небес;
Толь грозно не было еще вкруг гроба здесь.
           О мать земля! здесь прах почиет тех,
                   В прохладе недр твоих,
Которых мир столь много пренебрег,
           Лишь небо высит цену их.
           Но что за громкий тамо звон?
                  Сквозь воздух стонет он.
                  Я слышу меди стон,
           Я слышу, к смерти будит он!
                                Восстань, душа!
Почто тебя объемлет трепет вновь?
           Ах, сей ли гроб твой взор мятет,
           Где ляжет токмо плоть и кровь?
           Ты, что во мне и жизнь и свет!
                             Куда отсель,
           Как я уже престану быть?
                  Престану быть! — ужель?
Ум содрогается — уже не быть!
           Желанье злейшее могил!
           Желанье без надежд! Кто влил,
           Кто мог тебя внутрь сердца влить?
                          Уже не быть!
Ах! как болезнует отчаянная грудь!
      Всемощна грусть! сильнее смерти грусть!
           Я, робкой скорбью сокрушенный,
           Лежал у гроба распростерт,
           Твоим мерцаньем устрашенный,
                  О бесконечна смерть!
           Я зрел, отчаян в бездне мрачной,
           Хаоса пред собой престол
           И слышал шум стремнины алчной;
           Уже и в зев ничтожства шел…
           Но вдруг небесный глас к покою
                  Нисшел от высоты
           И рек: «Не в гневе создан мною,
           Не в вечну жертву гроба ты;
Нет — не страшись! Твой дух живый взнесется,
           И то, что тлен рассыплет в персть,
           Из персти паки воззовется
                  Во славу, в вечну честь!»
<1809>