Поэты 1790–1810-х годов - Воейков Александр Федорович. Страница 55
21
Нумер третий: на лежанке
Истый Г<линк>а восседит;
Перед, ним дух русский в склянке
Неоткупорен стоит.
«Книга Кормчая» отверста,
А уста отворены,
Сложены десной два перста,
Очи вверх устремлены.
22
«О Расин! откуда слава?
Я тебя, дружка, поймал:
Из российского „Стоглава“
„Федру“ ты свою украл.
Чувств возвышенных сиянье,
Выражений красота,
В „Андромахе“ — подражанье
„Погребению кота“».
23
«Ты ль, Хлыстов? — к нему вошедши,
Вскрикнул я. — Тебе ль здесь быть?
Ты дурак, не сумасшедший,
Не с чего тебе сходить!»
— «В Буало я смысл добавил,
Лафонтена я убил,
А Расина переправил!» —
Быстро он проговорил.
24
И читать мне начал оду…
Я искусно ускользнул
От мучителя; но в воду
Прямо из огня юркнул.
Здесь старик, с лицом печальным,
Букв славянских красоту —
Мажет золотом сусальным
Пресловутую фиту.
25
И на мебели повсюду
Коронованное кси,
Староверских книжек груду
И в окладе ик и пси,
Том, в сафьян переплетенный,
Тредьяковского стихов
Я увидел, изумленный, —
И узнал, что то Ш<ишк>ов.
26
Вот Сладковский. Восклицает:
«Се, се россы! Се сам Петр!
Се со всех сторон зияет
Молния из тучных недр!
И чрез Ворсклу, при преправе,
Градов на суше творец
С драгостью пошел ко славе,
А поэме сей — конец!»
27
Вот Ж<уковск>ий! — В саван длинный
Скутан, лапочки крестом,
Ноги вытянувши чинно,
Черта дразнит языком.
Видеть ведьму вображает:
То глазком ей подмигнет,
То кадит и отпевает,
И трезвонит и ревет.
28
Вот Картузов! — Он зубами
Бюст грызет Карамзина;
Пена с уст течет ручьями,
Кровью грудь обагрена!
И напрасно мрамор гложет,
Только время тратит в том, —
Он вредить ему не может
Ни зубами, ни пером!
29
Но С<таневи>ч, в отдаленьи
Усмотрев, что это я,
Возопил в остервененьи:
«Мир! Потомство! за меня
Злому критику отмстите,
Мой из бронзы вылив лик,
Монумент соорудите:
Я велик, велик, велик!»
30
Чудо! — Под окном на ветке
Крошка Б<атюшк>ов висит
В светлой проволочной клетке;
В баночку с водой глядит,
И поет он сладкогласно:
«Тих, спокоен сверху вид,
Но спустись на дно — ужасный
Крокодил на нем лежит».
31
Вот И<змайл>ов! — Автор басен,
Рассуждений, эпиграмм,
Он пищит мне: «Я согласен,
Я писатель не для дам.
Мой предмет — носы с прыщами,
Ходим с музою в трактир
Водку пить, есть лук с сельдями —
Мир квартальных есть мой мир».
32
Вот Плуто́в — нахал в натуре,
Из чужих лоскутьев сшит.
Он — цыган в литературе,
А в торговле книжной — жид.
Вспоминая о прошедшем,
Я дивился лишь тому,
Что зачем он в сумасшедшем,
Не в смирительном дому?
33
Тут кто? — «Плу́това собака
Забежала вместе с ним».
Так, Флюгарин-забияка
С рыльцем мосичьим своим,
С саблей в петле… «А французской
Крест ужель надеть забыл?
Ведь его ты кровью русской
И предательством купил!»
34
«Что ж он делает здесь?» — Лает,
Брызжет пеною с брылей,
Мечется, рычит, кусает
И домашних, и друзей.
— «Да на чем он стал помешан?»
— Совесть ум свихнула в нем:
Всё боится быть повешен
Или высечен кнутом!
35
Вот в передней раб-писатель,
К<арази>н-хамелеон!
Филантроп, законодатель.
Взглянем: что марает он?
Песнь свободе, деспотизму,
Брань и лесть властям земным,
Гимн хвалебный атеизму
И акафист всем святым.