Поэты 1790–1810-х годов - Воейков Александр Федорович. Страница 97

В. Г. АНАСТАСЕВИЧ

Василий Григорьевич Анастасевич (1775–1845) — поэт, переводчик и библиограф — родился в Киеве. Образование получил в Киевской академии. В дальнейшем много писал по вопросам истории, экономики и библиографии, переводил с польского и древних языков. В 1821 году в письме к Н. И. Гречу, перечисляя журналы, в которых он сотрудничал, Анастасевич называет 14 наименований, среди них — «Лицей», «Журнал российской словесности», «Новости русской литературы», «Благонамеренный», «Вестник Европы», «Вестник Сибирский», «Вестник Украинский», «Соревнователь просвещения и благотворения», «Сын отечества», «Журнал императорского человеколюбивого общества», «Труды Казанского общества», «Улей» («коего, — замечает Анастасевич, — был сам издателем и составлял оный почти весь» [233]). Сотрудничал он также в виленских журналах на польском языке.

Прослывший чудаком-библиографом, «педантом», возбуждавший насмешки арзамасцев, Анастасевич был человеком большой культуры и бесспорно демократического направления. Он не скрывал своего отрицательного отношения к крепостному праву в России, симпатий к национально-освободительному движению в Польше, резко отзывался о дворянских привилегиях.

Библиограф и собиратель, Анастасевич задался целью создания коллекции ходящих по рукам антиправительственных материалов, историческую и общественную ценность которых он вполне сознавал. План этот вызвал тревогу у поддерживавшего с Анастасевичем приятельские отношения известного библиографа митрополита Евгения Болховитинова, который предупреждал своего корреспондента, что относительно него «и теперь гроза не утихла по мнению о вольнодумстве» [234]. В 1818 году Анастасевич набросал для В. Н. Каразина проект мероприятий, необходимых для освобождения крестьян. Особое внимание здесь обращено на ликвидацию ненавистных Анастасевичу сословных привилегий дворян.

Литературные воззрения Анастасевича сформировались под влиянием идей Просвещения XVIII века: ему импонировала торжественная гражданская поэзия, с большим уважением относился он к памяти Тредиаковского, в насмешках над которым усматривал все тот же ненавистный ему дух дворянского дилетантизма. Отрицательное отношение к легкой поэзии карамзинистов сближало его с «Беседой». Однако он не чувствовал себя единомышленником Шишкова, скептически оценивая его лингвистические концепции.

Стихи Анастасевича никогда не были собраны. Огромный его библиографический архив — труд всей жизни — в значительной степени погиб.

218. О «ТЕЛЕМАХИДЕ»

Соотич, тезка мой, певец чистосердечный,
«Ездою в островок любви» венец сорвавший вечный,
Елико ты меня в «Предсловьи» ни просил,
Чтоб я прочесть сей труд собрал побольше сил,
За искренность челом бия по-молодецки,
Призна́юсь, часто я над ним сыпа́л мертвецки.
Тогда мне грезилось — сказать, да не солгать,
Что я желал тебе вовек не прелагать
Ни сей «Езды» крутой, ни той «Телемахиды»,
Которой сам себе ты столь нанес обиды,
Что наши умники, не зрев ее в мой век,
Кричат наслышкою: «Ты глупый человек!»
И слов пяти собой сказать не зная сами,
Живут чужим умом, вовек слывя скворцами.
Не гневайся, мой друг, не слушай ты их врак,
Пусть попугаи все твердят: «Дурак, дурак!»
Кто сердится на то, сполу был кстати так.
Чрез века три тебе хвалу воздаст потомство,
Что первый с музами ты россов ввел в знакомство.
1811 (?)

219. П. И. В<АРАКИНУ>, СОЧИНИТЕЛЮ «ПУСТЫННОЙ ЛИРЫ», НАПЕЧАТАННОЙ В САНКТ-ПЕТЕРБУРГЕ В 1807 г.

Не ты забвенный сын природы
Она таких, как ты лишь, мать,
Есть светло-чтимые уроды —
Они ей не хотят внимать,
Она не признает сынами
Тех, кои держат с счастьем связь,
Гнушается их именами,
Пред ней равны — невольник, князь.
«Мы-то созданья превосходны!» —
Кричат одни тщеты друзья.
С мечтой их все ли мненья сходны?
Ты первый против, как и я.
Пускай кричат лишь меж собою,
Пусть храмы ставят им рабы…
Чу!.. Клия вторит ли трубою,
Их крик — на праге их судьбы.
Нет, здесь их гром весь свет смущает
И мало света им… а там
Сажень земли их прах вмещает,
Коль лягут по своим местам.
Там, там одна лишь обща доля
Без всякой разности их ждет.
Не их нередко — наша воля
Последний долг им воздает,
Предать земле их бренно тело
Не им и даже долг сей в честь:
Обыкновение хотело
К обрядам нужду сопричесть.
Ты правду рек, что «кто несчастным
Явит лучи своих доброт,
Утешит взором их приятным
И слезы горестны отрет,
Тот равен солнцу животворну;
Прострет кто руку благотворну
На помощь страждущим в бедах,
О нем во области эфирны
Несутся гласы звучны, лирны,
В дубровах слышны и градах»,
Что «муж, ко счастию народа
Избранный всем благотворить,
От рода будет и до рода
В сердцах и чувствах наших жить.
Тот, коего мужик рукою
Вводился в храм наук к покою,
Или проникнув оком в даль,
Кто испросил ему в награду
За пользу отчеству иль граду
От доброго царя медаль…»
В <аракин>, в мыслях благородный!
Вот лучший в свете твой диплом:
Ты не несчастен — дух свободный
В ярме не может быть рабом.
Се дух твой с лирой возлетает
Туда, где впуск не по чинам,
В ряду с бессмертными читает
Определенье именам…
Ты зришь с улыбкой, с сожаленьем
Сколь мало на Олимпе тех,
Что век свой здесь живут лишь мненьем
Невежд — рабов своих утех.
Там песни нищего Омира
Преодолели цепь веков,
Там и твоя «Пустынна лира»
Преодолела звук оков.
Там сын скитавшийся Фингала
В туманах, в дебрях лишь бряцал.
Нет барда, ни языка галла —
Глас уцелел в вертепах скал!
Твой глас пустынный, глас природы,
Настроенный по шуму волн,
По свисту ветров, чад свободы,
И сельской простоты он полн.
Но слух ничем не зараженный
Умеет прелесть различать,
Глас, жаром истины возжженный —
Один изящества печать.
А тон, подделанный искусством,
Пленяет новостью лишь слух,
Не тронет сердца с чистым чувством —
К нему друг правды вечно глух.
Что может с честью той сравниться,
Коль сельской лире царь внимал?
Твой должен рок перемениться —
В нем часть бард россов принимал.
Но потерпи, как терпит гений,
Пока еще не прогнан мрак,
Пока с превыспренних селений
Феб всем явит свой светлый зрак.
20 января 1812