Княжич Соколов (СИ) - Саваровский Роман. Страница 40

— Да какую еще ТВОЮ тройку, Соколов? У тебя никого нет!

— А как же участники программы? — удивился я, — ты говорила их десятки тысяч, есть какой-нибудь каталог?

— Какой, твою мать, каталог, Соколов!!! — нервно выпалила Анна Зверева, — все участники программы сейчас либо на занятиях, либо на тренировочном полигоне в Стрельне.

— К дедлайну найти не успею, — задумчиво потер я переносицу.

— Раз ты понял, что это невозможно, иди уже на обед, — с легким облегчением в голосе выдала до этого нервно расхаживающая взад-вперед Зверева.

— О! — осенило меня, и я с азартом перевел взгляд на пятерку девушек со швабрами.

— НЕТ! НЕТ И ЕЩЕ РАЗ НЕТ! — безапелляционно и с нескрываемыми нотками угрозы прорычала Зверева и закрыла мне обзор на рекрутов своим спортивным телом в облегающей спортивной форме царского лицея, — ты вообще меня слушал?! Они со дна списка и если бы я не взялась их подтянуть, то их бы сегодня же отчислили из программы!

— Бездарностей ты бы под крыло не взяла, — отмахнулся я, и ловко обскочив разъяренную сексапильную преграду, направился к рекрутам, — за два года я выиграл у вашего инструктора девяносто семь спаррингов подряд, готов ли кто-то из вас пойти в мою тройку?

Мой крик на бегу услышали все и отбросив свои швабры разом подняли руки.

— Ты ахренел, Соколов?!

— Что? — искренне удивился я, — время поджимает, а они не видели мой бой с Лидией. К тому же это чистая правда!

— Они не готовы к реальному бою!

— Ерунда, сама же говорила это главная мечта их жизни, — мудро заметил я, и тут же громко поинтересовался: — дамы, кто свободен в эту субботу? Помимо своей скромной компании обещаю прекрасные виды Пражского княжества, знакомство с Габсбургами, тесный обмен опыта с заграничными одаренными, возможна смерть, — лаконично обрисовал я перспективы «свидания».

На этот разу руку подняла всего одна из пяти. Кажется, немного переборщил.

— Одна есть, — невозмутимо кивнул я и повернулся к Зверевой, сохранив победоносное лицо, — теперь-то зарегистрируешь?

— Я бы с радостью, но вместе с Эмилией вас все равно двое, — с нескрываемым довольством подчеркнула Анна Зверева и бросила полный надежды взгляд на часы.

Отсчитывала минуты до дедлайна и даже позволила себе расслабиться. Как будто забыла с кем имеет дело.

— Слушай, чисто гипотетически, простолюдин обязан состоять в программе, чтобы я мог взять его в тройку? — как бы невзначай спросил я.

— Бывали прецеденты, когда в тройку брали видных сильных одиночек не из программы, но последний такой случай был семь лет назад. Простолюдин должен быть не только достаточно сильным, но и свободным, не обремененным клятвами ни с одним из родов, — не стала увиливать Зверева, считая, что спокойная и размеренная жизнь инструктора в стенах лицея у нее уже в кармане и указанные условия просто невозможно выполнить.

— Без ограничений по возрасту? — мягко уточнил я.

— Да, — машинально ответила заподозрившая неладное Зверева.

— А ну и отлично, есть у меня такой, — обрадованно вскинул я руку и передал Анне ее же инструкторский планшет с уже заполненной заявкой на регистрацию моей тройки, на котором оставалось только подтвердить заявку отпечатком пальца инструктора.

Красный таймер в углу экрана робко отсчитывал в обратную сторону девять минут.

Глава 21

Где-то в горах Врангеля. Княжество Аляска.

Ледяной ветерок лениво разносил редкие снежные хлопья, искрящиеся в рассветных лучах тусклого солнца. Зеленые верхушки сосновых лесов покачивались на ветру в причудливом танце.

Девственная дикая природа Аляски только-только начала пробуждаться ото сна под покровом ледяного тумана и умиротворяющей тишины гор, а их истинный хозяин был уже здесь.

Ловить эти сладкие моменты абсолютного уединения и гармонии молодой Федор Иванович Романов любил с самого детства.

Со времен изгнания некогда великого дома Романовых из столицы, прошло уже более сотни лет и юноша никогда не знал другой жизни.

Вечная борьба за право существовать и территорию, до которой ни одному из императоров российских и дела никакого не было, стала обыденной рутиной.

Родившись в Ново-Архангельске, Федор так и провел все двадцать пять лет своей жизни между Алеутскими островами на западе и Французской Канадой на востоке.

Строгий отец чутко контролировал перемещение и все возможные контакты сына, оберегая его от посторонних глаз и людей. Говорить с Федором дозволено было только единицам избранных членов рода Романовых, да десятку слуг, отчего одиночество было постоянным спутником жизни Федора.

Жесткие и бескомпромиссные слова отца «так надо» звучали единственной истиной, с которой Федор не спорил. Будучи практически лишенным простого человеческого общения, юный Федор научился находить радость в безмолвном окружении природы.

Поначалу редкие вылазки сменились недельными, а потом и месячными походами в самые отдаленные уголки Аляски. Запрет отца на перемещения не распространялся на те дикие северные земли, чем Федор и пользовался, только там ощущая себя живым и свободным.

Нелюдимый и странный ребенок с самых ранних лет внушал страх в окружающих и его старательно избегали.

Хоть номинально князем всех земель Аляски и являлся старый Иван Романов, но каждый в роду знал, что за пределами поселений, в княжестве иной хозяин и вместо разговоров он решает вопросы так, как привык.

Силой.

Ряды браконьеров, золотоискателей и прочих нелегальных осквернителей земель, бывшие бедой княжества Аляски еще десять лет назад, сильно поредели, когда, еще будучи ребенком Федор решил, что все земли, по которым ему не запрещал перемещаться отец, принадлежат ему.

А так как у мальчика ничего другого «своего» практически не было, оберегал он свои земли с безумной одержимостью.

Последние годы Федор больше всего ценил искреннее и чистое дыхание местной природы, все еще вызывающее в нем детское чувство восторга и умиротворяющего спокойствия.

Глыбистые ледники, непроходимые горные тропы, лютый морозный ветер, — Федор искренне любил все это, а в диких одиноких зверях находил свое отражение.

— Вот ты где, — донесся ветром низкий отцовский голос, разрушивший утренний ритуал.

Будь это кто угодно другой, Федор бы без колебаний отсек наглецу голову и вернул величественную тишину природы.

Но это был отец.

Единственный человек, слово которого имело для Федора вес и, подавив внутренний агрессивный порыв, парень вышел из медитации и открыл глаза.

Чувство незавершенности из-за прерванного ритуала царапало мозг, но Федор знал, что князь Романов редко покидает Ново-Архангельск. А ради похода в горы и вовсе не делал этого никогда.

— Прости, сын, — подметив источающуюся от Федора агрессивную ауру, твердо продолжил Иван Романов, — это важно.

Ледяной ветер в горах пробирал старого князя до самых костей. Его дар уже давно не тот, что раньше, и жизнь в местном суровом климате становилась для него тяжелее с каждым годом.

— Опять Алеуты? — сухо поинтересовался Федор, стряхнул намерзшую ледяную корку с оголенных плеч и поднялся на ноги.

Из одежды на парне были только серые штаны из простой ткани и потрепанная желтая повязка на руке с гербом дома Романовых.

С тех пор как Федор в совершенстве овладел родовым даром в пять лет, местный холод не только на него не действовал, но и, наоборот, делал его только сильнее.

Как Федор это делал до сих пор оставалось загадкой даже для князя. Никому из рода Романовых не удавалось ничего подобного, а оттого он и был столь ценен.

— Стал бы я неделю тебя искать и лезть сюда ради кучки дикарей, — потеплее укутался в медвежью шубу и фыркнул князь на упоминание живучих коренных местных.

— Тогда что, — медленно повернул Федор свой безжизненный взгляд.

Кожа младшего из четырех сыновей князя отдавала белизной, словно у трупа, и, в купе с тренированным телом, Федор Романов походил на ожившую мраморную статую. Нечеловечески низкий пульс и редкое дыхание только усугубляли ситуацию.