Стану смелой для тебя (СИ) - Акулова Мария. Страница 54
В дни, проведенные в отчем доме под крылом у мамы, Санта думала очень много. По-новому на многое смотрела. В частности, на себя. А ещё – на Данилу.
Поняла, наконец-то, что подсознательно стремится заполнить любое непонимание его действий или слов подлостью, ложью или безразличием. Так, будто боится предположить в нём хорошее. Например, искреннее отношение к себе.
Её суд условной справедливости толкует любое сомнение в пользу обвинителя, постыдно забив на один из главных принципов, внедрив презумпцию виновности.
И это так странно. Она как пытается в своих же глазах его очернить, но при этом никак не получается попасть в цель. Он всегда оказывается лучше, чем она предполагала. Он всегда удивляет.
Он продолжает жить в сердце. В нём же ныть.
Он, очевидно, не знал про адрес в приглашении. Он отдал Лене закрытый конверт. Он предлагал за ней заехать. Он взял Санту на стажировку и не повез с собой в суд, когда там был Игнат. Он её оберегал, как вряд ли его оберегал её отец. Но она сама оказалась куда менее благодарной, чем приписала ему.
– Не грусти, Сантуш…
Судя по всему, она в очередной раз «зависла» с надкушенной ягодой в руках. Пропустила, что мама встала со стула, протянула руку в её щеке, погладила нежно, снова улыбнувшись, чтобы дальше – уже провожаемой взглядом дочери – подойти к духовому шкафу, приоткрыть дверцу, заглянуть…
Сегодня у них на ужин шарлотка. Фирменная Ленина. Уже пахнет яблоками и корицей на всю кухню, но только опытный взгляд мамы способен определить момент, когда пора доставать.
С настойчивыми расспросами к дочке Лена не лезла, за что Санта была ей благодарна. Сама же пока не нашла сил по-честному всё обсудить. Сначала хотела разобраться в себе.
Но с облегчением отмечала, что от своего «испытания» мама отошла. Она умела отпускать, подниматься и идти. Санта восхищалась этим, потому что в себе наблюдала куда большее стремление погрязнуть, чем двинуться дальше. Копить и взрываться. Но так нельзя. Ведь это уничтожало её же.
Одна из юрфирм, в которую она написала, пригласила Санту на интервью.
И ей бы радоваться, считать хорошим шансом и знаком, но она только сильнее приуныла. Ее просили ответить до пятницы. Сегодня – она. Но что сказать – Санта не решила.
И поговорить с Данилой тоже не осмелилась.
– Сантуш…
Лена окликнула, оглядываясь от плиты…
– Может полетим куда-то? Лето, а ты не отдохнешь…
Спросила аккуратно, увидела, конечно, что вместо ожидаемого желания во взгляде дочки зажигается сомнение. Она чуть хмурится. Думает…
Санта всегда любила выбираться куда-то с мамой. Ещё тогда, когда Пётр был жив, они часто ездили вдвоем, если у него не получалось с работой. Обо всём говорили. Не обходили стороной бары. Смеялись дружно, когда к ним подкатывали с типичным «систерс?». Это было легко и беззаботно. Но сейчас…
– Не знаю, мамуль… Можно, я подумаю?
Санта ответила аккуратно, не хотя обидеть, но и ложной надежды не давая. Не могла ничего планировать, пока не решит, что делать с Веритасом. С собой. С чувствами к Даниле. В которых она так и не призналась. Которые откровенно излила слезами.
Которые глубже поселились, когда она справлялась с остаточными рыданиями, а он, усадив на диван, осматривал порез под коленкой.
От этих воспоминания на душе стало сладко-сладко, а через секунду – гадко. Дальше – страшно.
Потому что оставленный мамой телефон оживает у Санты перед глазами. И будто специально играет на нервах. Звонит «Данила Чернов».
– Ма…
Санта окликает, Лена приближается к столу с улыбкой. Которая становится теплее, стоит увидеть надпись. А Санте становится ещё более стыдно за себя.
Потому что Лена его не винила. Ни секунды. И не сомневалась, что он непричастен. Она не вываливала на невиновного. Она куда мудрей…
– Алло, Дань, привет… Мы прямо зачастили с тобой…
Голос мамы звучал дружелюбно, а звуки неразборчивых слов из трубки разгоняли по венам Санты кровь. Его рядом нет, а она всё равно краснеет.
Он что-то говорит, Лена улыбается, скользя пальцами по узору дерева столешницы. Потом вскидывает взгляд и смотрит в окно…
– Да ну брось… Ты что…
В чём-то разубеждает… Её губы подрагивают… А Санта завидует. Потому что она тоже хотела бы вот так разговаривать с ним. Вот так его понимать. Не чувствовать адской скованности. Не встречать на каждом шагу препятствия.
– Дань… – Лена обратилась удивленно, Санта замерла, смотря на маму. Понятия не имела, что он сказал, а внутренне сжалась. – Ну ты даешь… Не надо было…
Лена повернула голову, смотря уже на Санту – задумчиво, но ничего не говоря.
– Я охрану предупрежу. У нас шарлотка…
Скинула, несколько секунд смотрела на экран мобильного, не подозревая, что сердце дочери в этот момент пытается вылететь из грудной клетки измельчив в крошку ребра.
И пусть Санта уже всё понимала, но спросить – чертовски страшно. Потому что ты снова грохнешься в своих же глазах. А он – в них же куда-то взлетит.
– Даня приедет. Представляешь? Извиниться хочет…
Лена сказала, снова смотря на Санту. Улыбнулась, не сдержав легкую дрожь в голосе. Потому что он – способен, пусть и не за что. А виновные…
– Я к себе поднимусь, хорошо?
Санта не выдержала взгляд, привычно струсила.
Сердце билось, как шальное, щеки пылали.
Она встала, поправляя футболку, хотя не задралась, отступила, продолжая смотреть на маму.
– Не обязательно, Сантуш…
Лена приласкала взглядом, Санта мотнула головой.
– Не хочу вам мешать, ма…
И пока мама не настояла, резко развернулась, чтобы взлететь по лестнице вверх. К двери в свою комнату, слыша, как мама звонит на охрану, диктует номера машины Данилы.
Костеря себя за то, что идут года, а ничто не меняется.
Когда в детстве он приезжал к отцу – она вот так же сбегала, чтобы потом следить из-за перил за тем, как они с Петром разговаривают в прихожей.
Ловить его улыбки распахнутым сердцем и представлять, что для неё когда-то найдется особенная.
– Второй раз за две недели. Хорошая тенденция, да?
Лена обернулась, с неподдельным теплом во взгляде смотря на Данилу. Который вел себя, будто в музей попал. Хотя отчасти так и есть.
Лена встретила его, открыв ворота. Он припарковал БМВ под навесом у гаража. Шел за хозяйкой дома, не торопясь с разговорами. Озирался, щурился…
Сначала во дворе. Потом – в холле.
Так же, как было в прошлый его приезд.
Ведь тут почти ничего не изменилось с тех пор, как он заезжал с документами или просто на разговор к Петру. И это так мощно возвращает…
– Очень…
Данила ответил на совершенно безобидный вопрос, смотря Лене в глаза без ответной улыбки. По-грустному серьезно. Потому что его вот сейчас зацепила тоска, в которой жила четыре года сама Лена. И Санта тоже жила. Петра им не вернуть, но и никак не отпустить. Сил нет.
– Проходи. Я чай поставила…
Данила видел, что по лицу Лены пробежало понимание, грусть, которую она победила очередной улыбкой. Расправила плечи, кивнула в сторону совмещенных кухни и столовой.
Пропустила гостя вперед, шла следом…
Данила поставил на угол стола привезенный пакет, сел на чуть отодвинутый свободный стул. Не спешил ничего говорить, следил за тем, как Лена суетится – ставит на стол прозрачный заварник с дольками апельсина, звездочками бадьяна и палочкой корицы. Дальше – такие же чашки. Блюдца, та самая шарлотка…
Садится рядом, устраивает подбородок на кулаках…
Явно ждет, что он тут же набросится, но Данила приехал за другим.
– Я хочу извиниться, Лен. То, что произошло – это свинство чистой воды. Я должен был подумать, и сам должен был проверить.
Его слова были искренними. Как и новая улыбка Лены.
– Спасибо, Дань… Но глупости… Ты не должен был. Я сама виновата. Нормальные люди заранее всё проверяют…
– Вы мне поверили…
Данила вроде как «парировал», Лена сначала собиралась возразить, потом же выдохнула, осознав: лучше просто принять.