Нерушимые обеты (СИ) - Акулова Мария. Страница 21
Он смотрит на них – губы – и откровенно охуевает на каждом слове. «Перекладывать». «Выбор». «Сделал свой»… Ебать…
– Выбор, блять, Поля? Это, блять, выбор? Прийти домой, получить по башке, а проснуться в подвале – это, блять, ты называешь выбором?!
Нечего кричать. Нужно развернуться и уйти. Но Гаврила зачем-то делает иначе. Спрашивает и ответа ждет.
Смотрит, как она продолжает грозно дышать. Могла бы – давно пламенем дыхнула. Только в него-то за что?
– Ты меня обманывал, Гаврила. Ты. Меня. Обманывал. Ты виноват во всем, что со мной случилось. Что с нами случилось – ты виноват! Я ждала тебя, я хотела…
Полина говорит и сбивается.
Запрокидывает голову, смотрит в потолок, снова дышит.
– Вот черт…
Плакать что ли собралась? С хера ли?
Разворачивается и отходит, закрываясь на время от него руками.
В комнате тихо, но ни подойти, ни свалить Гаврила не решается. Ждет… Чего там она ждала.
– Ты нас бросил!!! – развернувшись, Полина кричит! Она плачет. Глаза блестят, по щекам течет.
Плачет. Кричит. Ненавидит.
– Ты нас бросил, Гаврила! Ты нас бросил!!!
Говорит и говорит. А он молчит.
– Я ненавижу тебя! Я тебя ненавижу! Ты променял меня на кайф!!! Из-за тебя…
Срывается, тянется рукой ко рту, закрывает его, гася всхлипы. Они всё равно пробиваются. И бьют больно.
А Гаврила не понимает, почему его так задевает. Она же играет…
– Какой нахер кайф, Поля? Ты думаешь мне в кайф было в подвале сидеть? Ты думаешь, я на дело пошел, чтобы потом меня на иглу посадили? Ты что несешь вообще? Это ты слабину дала. Это ты решила, что легче избавиться – от меня и от ребенка. От нас избавиться, а самой жить!
– Заткнись!!!
Ему так говорить нельзя. А ей – типа можно.
Она кричит, мотает головой. Хватает вазу, бьет об пол.
Его Поля никогда не была истеричкой. А тут… То ли так кроет. То ли так играет.
Гаврила смотрит под ноги, там всё усыпано осколками разного размера.
Несколько попали по ботинкам – поцарапали кожу.
И ей по ногам тоже. Но Поле – похуй.
Она мечется взглядом по комнате, думая, что бы еще грохнуть…
Задерживается на нем, слезы смахивает, шипит просто:
– Ненавижу тебя… Я тебя ненавижу… Твой кайф стоил мне ребенка!!! Из-за твоей дури я убийцей стала!!! Я убила своего ребенка! Я себя ненавижу! Но тебя – больше!!!
Её истошный крик и отчаянный взгляд внезапно пугают. Гаврила цепенеет на секунду. Потом отмирает с пониманием: остановиться надо. Вот сейчас. Надо было раньше, но если не сейчас…
– Поля, – он обращается, вытягивая вперед руку и делая шаг к ней.
Но она не готова. Мотает головой. Крутит ею. Снова хватает – пепельницу, бросает уже не об пол – в него.
Везет, что увернулся. А так бы и убить могла.
– Не подходи, урод! Мразь! Ублюдок!!! Ненавижу тебя!!! Это не из тебя его достали!!! Это не ты всё это чувствовал!!! Это не тебе пришлось соглашаться, потому что… Потому что если родишь – он не будет похож на ребенка… Мой ребенок, – Поля вжимает указательный палец в грудь, – не будет. Похож. На ребенка.
Полину кроет внезапно и сильно. У Гаврилы у самого кожа покрывается мурашками. Он не всё понимает, но мозг её слова взрывают.
А она разворачивается и отходит. Рыдает в руки громко и глухо.
– Я ненавижу тебя и твою дурь! Ненавижу!!!
От которых отрывается, чтобы снова оглянуться и проклинать.
– Ты выбрал её! Ты выбрал не нас! Ты даже сейчас врешь! Ты в ломбард крестик сдал! В ломбард, а не потерял!!! Думаешь, я не знаю?! А знаешь, где его теперь искать? Там, где мне аборт делали! Я ненавижу тебя! Ненавижу твою ложь! Свою жизнь из-за тебя ненавижу!!! А ты смотришь на меня с презрением за то, что я связалась с Костей, что я себя продаю… Господи… Да я же раз всего любила! Раз любила человека, который надо мной поглумился!!! Тебе не интересно было, что с нами! Ты ушел в свой кайф! А мы… А мы там умерли, Гаврила. Мы вдвоем там умерли. Он мне снится… Он до сих пор мне снится, понимаешь?
На последних признаниях Полина сошла на писк. Горло сильно сжато. Из неё льется, но легче не становится…
И от его взгляда, наверное, тоже. Потому что она снова прячется, чтобы рыдать.
– Полина, – Гаврила зовет тихо-тихо. Снова делает шаг, но она не реагирует агрессией. Только плачет еще горче.
Наверное, хотела бы, чтобы он ушел. Гаврила и сам это понимает. Но делает наоборот – к ней идет.
Она может снова сорваться – ударить, начать царапаться, бросаться предметами. Но он оказывается рядом, прикасается к плечам, а дальше ловит.
Поля разворачивается и цепляется так, словно не ему кричала, как ненавидит. Вжимается в шею и рыдает. Мочит слезами, дышит жарко.
У нее сердце больно бьется в его грудь…
Это так шокирует, что Гаврила совсем теряется.
Обнимает. Гладит по спине.
– Тиш, маленькая моя…
Просит, а она сильнее рыдает.
– Ты не понимаешь, что ты со мной сделал… Я жить не хотела… Я не могла дышать… Я его убила… Мне не помогло, что они говорили…
– Что они говорили? – он ещё не знает, но по коже уже мороз.
– Множественные патологии… Я бы не выносила… Я просто не выносила бы…
Поля рыдает и оправдывается. А Гавриле так плохо, как восемь лет назад не было. Мир рушится, а они в обнимку стоят.
Полина рыдает, он её обнимает, в ушах кровь…
– Из-за употребления, Гаврила… Это из-за употребления…
И в отличие от него, она сейчас не винит – объясняет. Ей будто важно оправдаться перед ним, мудаком, который вот сейчас понимает.
С ними ужасное сделали. Не только с ним. С ними.
– Я тебя ждала… Я тебя очень ждала… Я бы не дала, но мы тебе не нужны… А я сама… Что я сама? Я бы не родила… Мне сказали, я бы не родила…
В ней столько боли, что она даже собственную глушит. Гаврила открывается, чтобы её впитывать. Он гладит Полину. Целует в висок. Шепчет:
– Тише… Полюшка, ну тише…
Он хочет её своим теплом укутать. Оно в нем снова для неё есть. Ему херово, что пиздец. Но ей ведь хуже…
Находит ухо. Целует мочку. Шепчет:
– Я вас не бросал, Поль. Я приехал, чтобы вас забрать. Меня в подъезде скрутили. В подвал отвезли. Люди твоего отца. Я не употреблял никогда. Меня там накачали. Долго накачивали. Сказали, ты аборт сделала… Я вас не бросал, Поль. Куда я без вас? Смысл мне без вас? Я к вам летел…
Гаврила чувствует в ней сомнения. Полина каменеет. Мнет пальцами ткань его пиджака. Не дышит. Жмурится, щекочет ресницами, потом же сильнее обнимает, сильнее же плачет.
Она ничего не говорит, но Гаврила знает – она ему верит. А он верит ей.
Время не только лечит. Время заметает следы. Гаврила знает это, как никто, потому что его специализация – искать и вскрывать. Замки. Коды. Тайны.
После сбивчивого рассказа Полины в его жизни – новый смысл. Ему нужно вскрыть самый важный замок.
Той ночью она осталась в номере, а он ушел. Успокоившись, Поля сама попросила.
Они вроде бы многое выяснили, но в объятья друг другу не бросились. Главное ведь не изменилось: слишком много боли.
Но Гаврилу мучает даже не это. Он очень хочет заблуждаться.
Он просто безумно хочет, чтобы чуйка его подвела, но слишком хорошо знает жизнь. И отца её знает тоже слишком хорошо.
Чтобы найти старый контакт врача, к которому Полина когда-то успела сходить на прием, приходится немножечко попотеть. Он давно сменил место работы и конечно же не помнит пацана, с которым разговаривал только по телефону.
После Полины на его приеме побывали тысячи беременных женщин. И шансы, что сохранились хоть какие-то документы, минимальны.
Но Гаврила – счастливчик. А может наоборот – несчастный человек.
Через три дня и за огромные деньги в его руках оказывается карточка с результатами исследования девушки, которую он когда-то назвал Светланой Нагорной.
Он листает их раз за разом. Спрашивает у этого и еще трех врачей. Он становится экспертом в новой для себя сфере.