Телохранитель. Моя чужая женщина (СИ) - Аверина Екатерина "Кара". Страница 23
— Дай ему подержать, — улыбается генерал. — Глаза горят у мальчишки. По твоим стопам пойдет.
— Не надо по моим, — качаю головой. — Ник, иди сюда.
Осторожно снимаю оружие, вкладываю рукоять в ладошку сына и придерживаю, чтобы не уронил и не поранился.
— Вы завтра вылетаете? — плеснув в стакан воды, генерал уходит к окну.
— Да. Рано утром. Операцию Марине назначили на десять. Должны успеть.
— Хорошо. Я действительно надеюсь, что с девочкой все будет в порядке. Рома, а ты знаешь, почему нам иногда приходится жертвовать самыми сильными специалистами?
— Даже не догадываюсь, — забираю у сына катану и ставлю на место.
— А чтобы вас, вот таких озлобленных и жаждущих справедливости, закидывать на самые сложные, практически невыполнимые задания. До тебя уже дошло, что ты провернул? Ты же практически в одиночку завалил даже не Шалиева. Суворов, ты выбил ключевые запчасти из тщательно выстраиваемого годами механизма. Ты же зубами, Рома! Мертвой хваткой вгрызся в этот проект.
— Товарищ генерал, не надо, — качаю головой. — Сейчас бессмысленно об этом говорить. Мы завтра улетим. Потом я вернусь, чтобы продать здесь квартиру родителей. Добавлю то, что мне заплатили, и куплю нам с Никитой и Катериной какое-то жилье в столице. Мне надо устроить Ника в садик. Решить что-то с работой и просто тихо пожить хоть какое-то время. Вот о чем я сейчас думаю. И еще о том, чтобы система не вставляла мне палки в колеса. Снова. Потому что вы правы, товарищ генерал. За своих я буду рвать зубами, если придется. А все оправдания оставьте себе. Мы взрослые люди и оба знаем, что полностью вы меня не отпустите. Будете наблюдать. Дадите выдохнуть. А когда снова надо будет прикрыть чей-то зад, позовете. И я приду.
— Здесь остаться не хочешь?
— Нет. Этот город перестал быть моим двенадцать лет назад. Вернулся, а зацепиться так и не смог. Значит, мой дом теперь не здесь. Никита, поехали. Нам еще вещи собирать, — протягиваю руку. Мой «хвост» тут же подбегает и цепляется пальцами за ладонь.
Он теперь только что в туалет за мной не ходит и засыпает под боком, вцепившись в резинку моих штанов или сжав в кулаке футболку.
Кивнув генералу на прощание, выходим с сыном в коридор. Катерина уже освободилась. Беру и ее за руку. Так приятно. Мы похожи на семью.
Кате сегодня сказали, что наследства у нее нет. Все личные счета мужа, его дом, дорогие тачки, городская квартира, о которой она понятия не имела. Все арестовано. Ей разрешили забрать только свои вещи и документы.
Я был готов к тому, что она расстроится, а вышло точно наоборот.
Улыбнувшись солнцу, Катерина целует меня в щеку и прикладывает голову к плечу.
— Ты же понимаешь, что я пока не смогу обеспечить тебе той жизни, к которой ты привыкла?
Подняв на меня взгляд, она снова тепло улыбается.
— Прожив четыре года с Шалиевым я усвоила кое-что очень важное.
— И что же?
— Наличие больших денег не делают человека человеком. Ровно, как и их отсутствие. Мага был бы все тем же чудовищем, даже если бы у него не было состояния и такого влияния. А ты… — останавливается, поправляет мои короткие волосы, приподняв их пальцами от корней. — Ты бы все равно остался собой. И я, мой скрытный, загадочный, но в то же время оголенный как провод электропередач, Роман Суворов, очень хочу попробовать. А как это? Быть с таким, как ты.
Наш день проходит в обыденной суете. Мы собираем вещи, вместе готовим простой ужин и съедаем его под дурацкую комедию по телевизору.
Пока Катерина принимает душ, я укладываю Никиту спать. Маленькие пальчики уже привычно стискивают мою футболку. Аккуратно разжимаю. Поднимаюсь с дивана и укутываю сына простыней.
Выхожу в коридор. Ловлю Катю в одном полотенце. По плечам бегут капли воды. Пальцем повторяю их движение. Она облизывает губы и смотрит на меня своими красивыми серыми глазами.
Между нами пульсируют невидимые цифры обратного отсчета.
Три, два, один…
Мы сталкиваемся губами. Врезаемся друг в друга. Кусаем, ласкаем, целуем. Ее дрожь немного выбивает из колеи. Не хочу, чтобы она меня боялась.
— Я не причиню тебе боль. Не причиню… — шепчу, покрывая поцелуями ее лицо. — Могу остановится. Пока еще могу. Хочешь?
— Нет, — она впивается ногтями мне в предплечье.
Поднимаю ее на руки. Теряя по дороге полотенце, заношу в спальню.
— Дверь, — хриплю в ухо.
Закрывает.
Кладу ее на кровать. Катя гасит в себе первый прорыв — прикрыться. Раскидывает руки в стороны, позволяя себя рассмотреть.
Стягиваю с себя футболку. Следом штаны с бельем. Пусть тоже смотрит. Будем знакомиться.
Ее полная грудь слегка подрагивает от участившегося сердцебиения. Под ребрами небольшой шрам. Веду по нему пальцами. Она тут же зажимается, но я не останавливаюсь. Наклоняюсь и касаюсь его губами, опускаясь ниже к пупку. Прокладываю влажную дорожку из легких прикосновений до самого лобка.
На ее бедре тоже остались полосы. Я еще долго буду помнить, как она хромала. Целую их. Меня не пугают, не отвращают эти шрамы. Они есть у каждого. У меня тоже.
Беру ее руку и тяну туда, где было мое самое первое пулевое. Недалеко от сердца. Мне тогда сказали, что я родился в рубашке. Через пару лет было еще одно. Несколько раз довольно глубоко цепляли ножом в рукопашном. Но самые уродливые шрамы все равно остаются внутри, после того как латаешь собственную душу грубыми нитками.
Мы прикасаемся друг к другу. Дышим в губы. Разговариваем взглядами.
Ее грудь трепещет в моей ладони. Острые соски трутся о кожу. Она тихо постанывает, выгибаясь, рассыпая свои светлые волосы по подушке. Пытается свести ноги лишь когда чувствует мой тяжелый, горячий член, упирающийся между бедер.
— Ч-ч-ч, — не тороплюсь.
Целую ее. Вожу языком по соскам, покусываю губы. Втягиваю их в рот по очереди. Глажу губами.
— Не бойся меня.
Катя смотрит мне в глаза, пока я плавно вхожу в ее тело. Тяжело дышит через приоткрытые, влажные губы.
Рывок назад, почти до конца, и снова плавно вперед, вытягивая из ее легких весь воздух, словно через трубочку.
Еще раз. Только вхожу уже резче. И ее расслабленное тело слегка подкидывает на кровати, а глаза распахиваются. Моя женщина сочится желанием. Ей самой это непривычно. Смущается, слушая, как соединяются наши тела, будто неопытная девочка, у которой секс происходит второй раз в жизни. Вроде уже все посмотрела, но еще не знает, как может быть хорошо, потому что до этого было только больно.
Всеми силами усмиряя собственный голод, даю ей прочувствовать каждое свое движение, разный темп.
По моему позвоночнику щекотно бегут капельки пота. Он серебрится бисеринками на ее висках. Доводим друг друга до исступления. Сплетаем пальцы. Сталкиваемся языками. Хрипло дышим друг другу в рот и падаем в пропасть. Вместе.
Это охренеть как ярко и красиво. Перед глазами все плывет. Моя женщина плачет и улыбается. А я прижимаю ее к себе, размазывая теплую сперму по нашим животам. Это так интимно. До дрожи, до мурашек. Еще очень чувствительный член свободно скользит по ее коже и наш секс продолжается.
Теплые поцелуи, прикосновения, душ на дрожащих ногах и снова поцелуи, слезы, стоны. Она засыпает на моем плече, впившись пальцами в кожу в районе ребер так, как Никита держится за мою футболку.
Глава 26
Катерина
Очень страшно слышать фразу: «У нее мало шансов».
Врачи пообещали сделать все возможное, чтобы Марина пережила эту операцию. О большем мы пока не говорили.
Тот врач, которого нашел для нас генерал, сделал невозможное. Он вытащил к нам трансплантолога из Израиля. Из тех, кто наблюдал Малинку здесь, никого не осталось. Сняты с должностей, арестованы. Ведется экстренная замена медицинского состава клиники. Назначен новый заведующий. Женщина. В прошлом хороший хирург. Сейчас только консультирует. Она тоже в операционной, как и целая делегация других специалистов.