Девочка Давида (СИ) - Асхадова Амина. Страница 61

Все было куплено, а я была так неосторожна.

Эльдар бросил мне на колени копию свидетельства о расторжении брака. Это стало последней каплей.

— Это подло. Вы поступаете подло, Эльдар.

— Здесь нет такого слова. Это называется взрослая жизнь. Шах и мат, девочка.

Я качаю головой. Нет, я все расскажу Давиду, и он поверит мне. Мне!

Меня начинает трясти. Свидетельство в моих руках мнется, я хочу его порвать, но понимаю — это не изменит ничего.

— СМИ успокоились. Мне понадобилось меньше шести месяцев, чтобы вас развести. Поздравляю, Жасмин. Наша сделка прошла успешна, ты свободна.

За спиной хлопнула дверь. Я резко обернулась, задыхаясь от страха.

Сердце сжалось до боли, из глаз готовы были брызнуть слезы.

А на языке!.. на языке было столько оправдывающих меня слов, которые исчезли в ту же секунду, когда я увидела потемневшие от ярости глаза мужа. В его кулаках — смятый оригинал свидетельства.

Нас развели.

Это факт.

Давид узнал это.

Не от меня.

Это мой конец.

Глава 42

Давид

— Ты все не так понял!

Стандартная фраза. Типичная. И поэтому — сильно раздражающая.

Лучше бы застать ее за поцелуем с другим, чем знать, что она не желает меня. Ни как мужа, ни как отца детей.

Я стена для Жасмин. Охрана. Надежная, крепкая. Брак для нее — успешная сделка. Круто, чего еще сказать.

Жасмин смотрит на меня умоляюще, но без чувств. И видит она не меня, а те иллюзии, что ей внушали много лет. Убийцу. Безбашенного. Быстро переключающегося на других.

Сколько не тверди ей о любви, она не услышит.

Она слышит другое.

Сделка.

Шесть месяцев.

Свобода от такого, как я.

Заслужил, Давид. А чего хорошего ты для нее сделал? Здесь без обид, выгодная сделка.

— Я согласилась давно. Сейчас я так не думаю, — Жасмин вытянула руки в защитном жесте.

— А как ты думаешь сейчас, моя девочка? — спрашиваю вкрадчиво.

Поднимаю кулак со свидетельством вверх. Оригинальным, мать ее. Накрыло меня не по-детски сразу, как только увидел видеозапись из палаты. Жасмин тогда долго уговаривать не пришлось — она согласилась выйти за меня замуж после предложения о сделке.

А в лицо улыбалась. Говорила, что простила.

— Ненавижу вранье. Ложь. Лицемерие, — перечислял, загибая пальцы.

— Я хотела тебе все рассказать! — тихий шепот.

— Свадьба была осенью. Через две минуты следующий год, — цежу сквозь зубы.

— Умоляю, позволь мне объяснить.

— У тебя было время.

Перевожу взгляд на отца. Стоит сама невинность. Видеть его не могу. В спину нож воткнули. Оба.

— Выйди. Мы поговорим позже.

За Эльдаром хлопнула дверь.

Я перевел тяжелый взгляд на Жасмин, в ее глазах — жуткий страх. Разный, нескольких видов.

Страх остаться в особняке без меня. Потому что знает, что я защищу. Ото всех и ото всего.

Страх остаться одной. Одиночество расшатает, одиночество — это холодная постель. Ее постель будет такой, потому что других мужчин в особняке у нее не будет.

Больше ничего в глазах нет.

— Где же там любовь, Жасмин?

— Что? — не понимает, яростно качает головой.

— Все в твоих глазах есть. Кроме нужного. Поэтому ты не сказала о сделке — ты хотела усидеть на двух стульях. Ты так и не определилась, для чего я тебе нужен.

— Я…

Жасмин запнулась.

Не нашлась, чем ответить. Она заламывала пальцы на руках, отводила взгляд, открывала и закрывала рот.

— Это не так.

Я усмехнулся. Кивнул.

Внутри бурлила ярость. И какая-то глухая, тупая беспомощность.

Я хотел все для нее, но ей не надо. Ей надо, чтобы стена была рядом. И развод, чтобы получить мнимую свободу.

Хрен там был.

Я стиснул зубы, сжал руки в кулаки. Жасмин ломала себе пальцы. Нечего сказать, моя девочка?

— Ты мне нужен, Давид.

— Нужен как кто? Как охранник? И чтобы без обязательств — таких, как наш брак? Я не ранимый. Мне по хуй на эту бумажку. Я задолбался биться в закрытые ворота, Жасмин.

— Что это значит? — кусает губы, дрожит.

Понимает, к чему клоню.

Смяв свидетельство, бросаю его на пол. Надо валить отсюда, пока не натворил то, о чем потом пожалею.

А руки чешутся. Хочу сжать ее в своих руках, чтобы увидеть хоть какие-то эмоции.

Но там равнодушие. Полное.

Ответа нет, как ни ори.

Голос не надрывай. Там глухо.

— Давид, ответь мне! Что это значит?!

Наконец, бьют куранты.

Голос Жасмин с надрывом тонет в смехе и шампанском, что разливается по бокалам. Семья празднует, веселится. А мы здесь историю заканчиваем. Классная была. Бурная временами, временами кровавая.

Жасмин становится плохо. Замечаю ее состояние быстро, резко. Чтобы успеть подхватить, если что.

Она делает ко мне шаг, но задевает стол бедром. Хватается за столешницу побелевшими пальцами. В глазах — растерянность и полный дурман, который появляется, когда я трахаю ее. Жасмин так же улетает в невесомость. Не мыслит. Не дышит.

Состояние, близкое к сумасшествию.

Видеть ненависть в ее глазах было проще, чем эту беспомощность.

Твою мать.

— Ты уедешь туда? Бросишь нас? — спрашивает раздавленным голосом.

Я вздыхаю и выдавливаю из себя улыбку. Выходит лучше, чем сам ожидал. Протягиваю руку, зацепляю ее за талию, чтобы не упала по пути ко мне. Жасмин с облегчением выдыхает, цепляется холодными пальцами за мою шею и мелко дрожит.

Плачет, кажется.

— Конечно же я не уеду.

— Давид, я согласилась на сделку, когда не знала правды. Когда считала тебя убийцей!

— А сейчас не считаешь? — улыбаюсь мягко, вытираю соленые капли с ее носа.

— Убийцей? — переспрашивает будто во сне.

Киваю молча, пытаясь найти в ее взгляде что-нибудь такое, что затормозит меня.

Даст передумать. Остановиться.

Но не нахожу.

— Конечно, нет. Ты нужен нам здесь, Давид. Дети без тебя не смогут. Ты правда не уедешь?

Ласкаю ее тонкое тело, прижимаю к себе.

Хочу запомнить ее такой. Нежной, ранимой. Она моя жена, и к черту эти бумажки. У нас дети, она моя.

И неважно, что будет завтра.

— Правда не уеду.

Я поправляю ее тонкое платье, и мы вместе спускаемся вниз. Уже наступил следующий год.

Жасмин обнимает меня и всю ночь не отходит ни на шаг. Эльдар багровеет, портя настроение матери. Его план, кажется, не удался.

— Я загадала! Загадала! — радостно кричит Жасмин.

Я улыбнулся, забыв спросить, чего она там загадала. Посмотрел на нее счастливую и замер.

Счастливая.

Сегодня она еще такая.

Глаза Жасмин блестят — она наплакалась сегодня, но теперь вроде все нормально. Она ластится и шепчет мне в самые губы:

— Ты слышишь, Давид? Я загадала…

— Что загадала, маленькая?

— Чтобы твои часы никогда не останавливались.

Целую ее в розовые соленые щеки. Семья веселится, все поздравляют друг друга. Рустам хлопает меня по плечу и обменивается парой слов с моей женой. Мне не до этого. Пока Жасмин отвлечена, я стараюсь запомнить ее в профиль и какие на ощупь ее волосы. Мягкие нежные руки и обручальное на тонком безымянном.

И улыбка.

Я же рядом. Остаюсь. Не бросаю ее и не уезжаю для того, чтобы защитить их с детьми.

— Мне это пригодится, — целую ее, когда Рустам отходит.

— А?

— Я про часы. Спасибо.

— Тебе спасибо, что ты мне поверил, — Жас расплывается в улыбке.

— Ага.

Не выпуская Жасмин из рук, говорю, что люблю ее. Но вот ее кто-то окликает, и жена находит подходящий момент, чтобы уйти от ответа.

Я усмехаюсь.

Большего не ждал. Так, для собственного успокоения сказал, чтобы быть уверенным, что поступаю правильно.

Все расходятся по комнатам почти под утро. Рустам с женой и сестра остаются в особняке, они собираются гулять все новогодние праздники. Так даже лучше — будет, кому утешить Жасмин.