Бывший моей соперницы (СИ) - Лари Яна. Страница 25

— Мне не нравится, что ты шляешься по барам без белья. Нацепить лифчик — это так сложно?! — передразнивает едко.

— А где тогда можно? — зачем-то цепляю его. Намеренно нарываюсь.

На самом деле мне просто хочется убедиться, что ему на самом деле не всё равно.

Мне это нужно.

Хочу, чтобы у Марка тоже скребли эти кошки в груди, когда кому-то другому позволено любоваться и трогать. Меня разрывает: хочу, чтобы он рявкнул и пригрозил завернуть меня в паранджу. И хочу, чтобы гордился тем, как на меня смотрят другие, в то время как я принадлежу ему одному.

Но Марк молча отстраняется.

В панике пытаюсь распознать направление шагов. Держусь за горло и тяжело дышу, прислушиваясь к шороху одежды. Если он сейчас психанёт… Если заслуженно оставит меня здесь одну, кажется, сердце такого испытания не выдержит!

Я успеваю мысленно отругать себя последними словами, когда раздаётся негромкий щелчок и темноту разбавляет слабый свет из гостиной.

Марк не ответил, не поддержал мой спонтанный психоз, а мне ничего этого больше не нужно. Спрыгнув со стола, иду босиком по вызолоченным торшером половицам и восхищённо замираю, уперевшись взглядом в его смуглый торс.

Пульс молотит в ушах так сильно, что обрываются мысли. Марк не делает попытки приблизиться. Просто стоит посреди комнаты, совершенный в своей наготе, при виде которой перехватывает дыхание. Его широкая гладкая грудь тяжело вздымается, по предплечьям вверх тонкими канатами тянутся жилы, пресс напряжён. Скольжение ошалевшего взгляда чуть ниже становится крахом моей вменяемости.

Дальше всё бесконтрольно: порывисто обвиваю руками его шею. А Марк в ту же секунду мягко зарывается пальцами мне в волосы, зацеловывая покорно подставленные губы. И это искреннее самых сладких слов.

В несколько скользящих шагов оказываемся на диване. Я выгибаюсь в спине, когда его ладонь скользит вниз, сжимая мимолётно грудь, спускаясь к животу… Грубовато проскальзывает меж бёдер, больше дразня, чем оглаживая.

Путаясь пальцами в густых волосах, бесстыдно трусь о него, слизывая с губ тяжёлое дыхание и, кажется, своё имя… Удивительно прекрасное, когда его выстанывает мужчина, способный одновременно подчинить и раствориться в тебе без остатка.

Приподнимаю бёдра, прижимаясь к твёрдому члену, беспомощно ёрзаю, желая ощутить его внутри сильнее, чем вдохнуть раскалившийся воздух. Большой и каменный, он вдавливается в кожу, пульсируя на каждое движение.

С лица Марка в этот момент нужно картины писать, столько запертого за сжатыми челюстями вожделения искажает красивые губы.

— Я без ума от тебя, Надя, — произносит сдавленно, сразу заполняя собой плотно и горячо.

Дождь взрывается грохотом по металлической крыше, создавая вокруг нас звуковой вакуум. Пружины дивана начинают скрипеть, вторя нарастающей непогоде.

Вспышки молнии кадрами выжигают на сетчатке разнообразие поз: Марк то нависает, вбивая меня в просунутые под ягодицы ладони, то медленно с упоением раскачивает на себе, гуляя невероятно горячими пальцами по груди и по рёбрам… То ласкает, то стискивает до сорванных стонов… То рычит, то шепчет прирученным зверем…

Неизменным остаётся только одно — сосредоточенный взгляд: жёсткий, чёрный, затягивающий… впитывающий до капли все мои эмоции.

Я способна уплыть, просто от этого зрелища, но уносит меня от внезапной мысли, что на нём сейчас нет презерватива, а толчки внутри меня становятся быстрее и резче. Вопреки здравому смыслу, внизу живота всё сокращается ритмично и жадно, требуя себе его оргазм без остатка. От таких мужчин хочется рожать детей: здоровых и крепких как папа…

Тело бьёт такая сладкая дрожь, какой я до этого не представляла.

Потом буду думать, что со всем этим делать, а сейчас…

Марк всё делает сам.

Его тяжёлая ладонь упирается мне в плечо, когда он немного отстраняется, чтобы в последний момент выскользнуть наружу и сразу вдавить меня в диван всей своей тяжестью, зажимая между нами пульсирующий член. Мой заботливый...

Я обессилена наслаждением, убаюкана им. Сделав над собой усилие, поднимаю руку, а затем ласково провожу кончиками пальцев между его покрытых испариной лопаток. В этом жесте всё: восхищение, благодарность, нежность…

И мы лежим, прижавшись тесно друг к другу, раздираемые гулким сердцебиением сильнее, чем небо ударами грома.

Глава 13

— Надь, а чего у тебя с этим хореографом?

Приняв сидячее положение, тянусь за сигаретой. Раз уж мы выяснили, что я от неё без ума, то самое время узнать, с какой стороны ждать опасности. Как вспомню, что она с ним любезничала, прямо зудит!

— Мы знакомы давно, от когда он начал встречаться с Мариной, — усмехается она, лениво рисуя пальцем круги на моей ладони. И сейчас выглядит пьянее, чем была, когда я стащил её с барной стойки. — На самом деле Гарик классный. Он умеет любить… Вообще, редкое качество для мужчины.

Я ловлю себя на том, что слушаю, задержав дыхание, хотя до этого не замечал за собой потребности говорить по душам. Рядом с ней каким-то неадекватным становлюсь. Не то чтобы я раньше совсем не чудил, но мне теперь реально интересно, чем он таким выделяется.

— И как это проявляется? — скептически вскидываю брови, откидывая крышку зажигалки и приближая к лицу голубоватое пламя.

— Такое в двух словах не объяснить.

Небрежная отговорка взрывает моё спокойствие!

Всегда избегал разговоров после секса. А уж обсуждать достоинства какого-то левого мужика… Вот уж хрен там! Даже вероятность того, что в её мыслях кто-то другой, меня накаляет.

Но я же теперь места себе не найду, пока не услышу, что там за мачо такой. Сперва выясню, а потом размажу сарказмом каждый довод. И больше мы к этой теме возвращаться не будем.

Слышать ни о каких козлах рядом с ней не хочу!

— А ты попробуй.

Поворачиваюсь, чтобы видеть её лицо. Надька задумчиво разглядывает мою руку.

— Ну-у… Ему в первую очередь важно, чтобы женщина была довольной, понимаешь? Вот прям берёт свои амбиции и запирает их в себе глубоко-глубоко. Для своей половинки оставляет только терпение… — Загибает мой большой палец. — Ласку, нежность и заботу… — продолжает быстро сгибать по пальцу на каждое слово, оставляя сиротливо оттопыренный средний. — А у властных и взрывных мужчин для женщины есть только член. Скачи и не жалуйся, милая.

У меня дым комом в горле встаёт. Аж закашливаюсь!

Значит, вот как?

Кроме секса, нам и заняться, получается, нечем?!

— Войтова, я понимаю, это наитупейший вопрос, но почему тогда твоя подруга при таком сокровище, сосалась в баре с каким-то юнцом? Нелогично…

— Откуда мне знать? — цокает она, закатывая глаза. — Спроси у Маринки.

— Нет, ты мне скажи. — Удерживаю Надю за подбородок, чувствуя её мандраж и нежелание развивать тему.

— Ремизов, что ты хочешь от меня услышать? — психует, отбрасывая мою руку.

Аргументов, я так понимаю, не будет…

Я неторопливо затягиваюсь, размышляя, как бы упорядочить хаос, который раздирает мне мысли.

— Для начала, хочу убедиться, что ты это не всерьёз. Какая на хрен может быть забота, если он даже за себя постоять неспособен? Окажись рядом Гарик, а не я в парке той ночью, сильно бы тебя спасли его нежность и ласка?!

— Боже, Ремизов! Что мне делать в парке с парнем моей подруги? Да ещё и ночью! — Надя взбешено садится, убирая с лица ещё влажные волосы, и смотрит на меня в упор. — Почему мы вообще его обсуждаем?

Да потому что ты его какого-то ляда нахваливаешь!

— Чисто теоретически... Если б этот бесхребетный был с тобой, а не с ней, — даже произносить такое противно. Голос срывается, будто стекло проглотил.

— Теоретически, Гарик никогда не окажется ночью чёрт знает где, — заявляет она уверенно. — Даже при условии, что может дать сдачи. В этом и заключается забота — оберегать свою женщину от малейшего намёка на опасность. Для чего достаточно почаще включать голову, а не рисоваться чуть что физической силой. В конце концов, у кого-то в кармане запросто может оказаться пистолет или нож. Что ты тогда будешь делать, защитник?